Когда охранник попросил портье связаться со мной и сообщить, что произошла «стычка» в двадцати футах от входной двери, я все понял, еще до того, как я спустился вниз и увидел запись с камеры наблюдения. Ее отец снова пришел за ней, и на этот раз он отказался принимать «нет» в качестве ответа. Сам факт, что он думает, что может прийти и забрать ее без каких-либо последствий, разозлил меня до чертиков. Он не знает, чем я зарабатываю на жизнь, он, вероятно, увидел модный небоскреб и предположил, что я какой-нибудь богатый придурок, который весь день сидит на заднице и рассказывает другим, как выполнять их работу. Но это было не про меня. Я был более чем готов взять дело в свои руки, а если мои руки будут в крови? Тогда пусть так и будет, иногда это было частью моей жизни.

Я направился прямо к своей машине, чтобы поехать за ней, забрать ее и отвезти домой. Теперь ее дом был со мной, а не с этим придурком, и будь я проклят, если потрачу еще немного времени, прежде чем броситься в погоню. Каждая прошедшая минута была еще одной минутой, когда она была с ним, и мне не требовалось большого воображения, чтобы придумать, как это могло бы навредить Тейлор.

Вскоре после этого я выезжал с парковки. Мне не нужно было пользоваться навигатором, я помнил дорогу к дому. Мои руки так крепко сжимали руль, что костяшки пальцев побелели. Я не знал, сколько раз я набирал номер Тейлор, но она так и не ответила. Поэтому я решил отправить ей сообщение. На мои сообщения тоже никто не отвечал, минуты шли. Я застрял в пробке в центре города, водить машину всегда было муторно, когда тебе нужно было куда-то ехать, и ты должен был быть там сейчас. Это было так, как будто мир знал и обрушил на тебя все дерьмо, гребаный закон Мерфи.

Напряжение во мне можно было разрезать ножом, настолько оно было сильным. В груди у меня стало теснее, чем обычно. Если этот придурок причинит ей боль, если он снова поднимет на нее руку… Я бы не стал смотреть в другую сторону. Я не смог бы. До сих пор я позволял ему оставаться невредимым из уважения к Тейлор, но на этот раз я бы не оставил его в покое. На этот раз кредо, которому я следовал, определит его судьбу.

Холодное, жесткое, быстрое правосудие. Возмездие за все, что он ей сделал, за все грубые слова, которые он когда-либо бросал в ее адрес, за все те случаи, когда он поднимал на нее руки, за ее унижение и подавление воли. Я заставлю его пожалеть обо всем этом.

Я был меньше чем в десяти минутах езды от дома, когда зазвонил мой телефон, и я ответил, не глядя на экран, в глубине души зная, что это Тейлор.

— Тейлор, я иду, — сказал я твердым голосом.

Она заговорила, и в ее голосе звучало крайнее беспокойство:

— Я дома. Мне жаль, я…

Я ненавидел то, что она чувствовала необходимость извиняться за то, в чем не было ее вины.

— Не извиняйся. Тебе не за что извиняться, поняла? Ты ранена? Он тебе что-нибудь сделал? — Если он прикоснулся к ней... если он причинил ей боль, я черт возьми, сойду с ума.

— Я в порядке, — сказала она, хотя в ее голосе звучала неуверенность по этому поводу. — Сколько тебе еще ехать?

— Я в пяти минутах езды. Где ты?

— В своей комнате.

Моя челюсть сжалась, пальцы крепче сжали телефон, когда я резко повернул налево.

— Жди там. Ничего не предпринимай, пока я не приеду туда. — Сейчас было не время спорить со мной, и я сразу же был благодарен ей за то, что она этого не сделала. Она просто сказала:

— Хорошо.

— Оставайся на связи, — проинструктировал я. — Если ты услышишь, что твой отец возвращается, положи трубку, но оставь ее включенной. Я хочу услышать все, что этот мудак тебе скажет.

Она прошептала:

— Хорошо.

После этого Тейлор притихла, и я тоже. Больше нечего было сказать, не прямо сейчас, не тогда, когда все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы ехать туда как можно быстрее, чтобы добраться до нее как можно быстрее. На линии воцарилась тишина, нарушаемая только звуком ее дыхания. Слышать, как она говорит, знать, что она цела и невредима, приносит мне некое подобие облегчения. Не сильно, но все же.

Шли минуты, и я приблизился к дому. Через некоторое время я нашел его и, подъезжая к подъездной дорожке, посмотрел на дом снаружи. Ничто не изменилось по сравнению с тем, что я помнил, даже спустя столько времени я не мог поверить, что моя мать, Черная Волчица, опустилась до того, чтобы выйти замуж за этого мудака. У нее всегда были деньги, но она никогда не хотела жить с ними. Предполагалось, что брак с Томом Хиллом должен был стать ее перезагрузкой, дать ей и мне семью, о которой она так отчаянно мечтала.

Я вышел из машины и направился к входной двери, все еще прижимая телефон к уху. Однако какое бы облегчение я ни испытал, получив от нее весточку, оно было недолгим, потому что довольно скоро я услышал разъяренный голос ее отца:

— Какого хрена, Тейлор? — Это прозвучало так, как будто она отложила трубку, судя по голосу, он не подходил близко к телефону. — Ты привела его сюда? Он больше не имеет права здесь находиться! Он бросил нас! Разве ты не помнишь? Он покинул нас и ни разу не оглянулся!

Входная дверь была заперта, поэтому я вышел из передней части дома и направился к задней, где было бы меньше посторонних глаз, меньше глаз с улицы и меньше соседей. Меньше шансов, что кто-то вызовет полицию.

— Он здесь, потому что ты похитил меня, — сказала Тейлор, и я услышал настойчивость в ее тоне.

— Я тебя не похищал. Я привел тебя домой, где тебе самое место...

— Это больше не мой дом! Теперь мой дом с Кридом, а не с тобой!

Я гордился тем, что она отстаивает нас, но это звучит так, как будто ее отец ослеплен своей яростью, он не принимает ее слова всерьез. Когда я добрался до одного из задних окон, я услышал звук на другом конце провода: шлепки кожи о кожу, и, если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал, что этот ублюдок ударил ее.

— Закрой свой рот, — прошипел Том. — Если ты этого не сделаешь...

— А если я этого не сделаю, то что? Что ты собираешься делать? Может, ты и мой отец, но мне надоело терпеть твое дерьмо, ПАПА.

Я сорвал внешнюю сетку окна, практически оторвав ее от рамы. Я выплеснул весь накопившийся внутри меня гнев, ударив кулаком по стеклу и разбил его одним ударом. Сейчас нет времени вскрывать замок. После этого я смог вывернуть руку вверх и отпереть его, что позволило мне поднять разбитое окно и заползти внутрь.

Слушая телефон, я услышал звуки потасовки и бросился бежать, промчавшись через гостиную, направляясь к лестнице. Я перепрыгивал через две ступеньки за раз, спеша подняться наверх, двигаясь к старой спальне Тейлор так быстро, как только мог, и когда я вбежал внутрь, то увидел то, что увидел… зрелище, которое я видел, привело меня в безграничную ярость.

Ее отец обвил руками шею Тейлор. Он повалил ее на пол, его тело возвышалось над ней, пока он душил ее. Ее лицо покраснело, и, как бы она ни боролась, она не могла оторвать его, на этот раз никакое случайное стекло ее не спасло бы.

Но ей не нужен был стакан. Я был здесь.

Том был так поглощен тем, что душил свою дочь, мою девочку, бормоча что-то о том, какая она дерьмовая дочь, что не заметил, как я вошел в комнату, и в ту самую секунду, когда я увидел их, в тот самый момент, когда я заметил, что его руки с силой обвились вокруг ее шеи, что-то во мне оборвалось.

Я бросился к ним, обхватил Тома сзади за шею и дернул его назад. Моей руки ему было не избежать, моя хватка на его шее была такой сильной, что я мог бы сломать ее за считанные секунды, если бы понадобилось. И это был шаг, которого он не ожидал главным образом потому, что он не слышал, как я вошел, слишком поглощенный своей яростью. Его руки отпустили шею Тейлор, и когда моя девочка вдохнула и закашлялась, пытаясь отдышаться, я оттащил его от нее, отбросив к стене быстрым, сильным вращением своего тела. Его спина ударилась о гипсокартон с такой силой, что осталась вмятина. Теперь Том был вне себя от ярости и, уставившись на меня, пробормотал: