Дверь в ванную открылась, и мои веки приподнялись в тот самый момент, когда Крид протиснулся внутрь. Он снял пиджак вместе с галстуком, но на нем все еще были темные отглаженные брюки и заправленная рубашка на пуговицах.

— Эй! — Отозвалась я. — Я могла бы быть голой...

Но я поняла, что он ворвался без стука не поэтому, как только его взгляд опустился на мою шею, а затем скользнул к окровавленной руке.

Дерьмо.

Я развернулась, повернувшись к нему спиной, прижимая раненую руку к груди, обхватив ее другой, как будто хотела спрятать. Однако я не могла скрыть того, что он уже видел.

— Убирайся, — прошептала я, желая, чтобы он это сделал.

Он этого не сделал.

Крид положил сильную руку мне на плечо, заставляя меня повернуться к нему лицом. Выражение его лица выражало чистую ярость, его рот скривился в хмурой гримасе, но я знала, что эта ярость была направлена не на меня, а на моего отца. Ну, может быть, что-то из этого было для меня, поскольку я пыталась скрыть это от него.

— Кто это сделал? — Потребовал Крид, все еще держась за мое плечо, даже после того, как развернул меня, как будто думал, что я попытаюсь убежать, если он меня отпустит. — Это был он? Это он сделал? — Когда я не предприняла никаких попыток заговорить с ним, а просто молчала, он убрал руку с моего плеча и, прищурившись, посмотрел на меня.

Я не хотела ему говорить. Я не хотела, и именно поэтому я не знала, почему я начала говорить:

— Он не хотел…

Крид шагнул ближе, напряженность исходила от него волнами.

— Не оправдывай этого засранца, Тейлор. Он знал, что делал. Люди всегда так поступают, когда причиняют боль, они просто заставляют тебя верить, что это твоя вина.

Я не знала, что ему сказать. Я действительно не знала, что сказать. В конце концов, я ничего не сказала, опустив взгляд на плитку перед своими ботинками. Я еще даже не сняла свои дурацкие ботинки. Я…

Мои мысли были прерваны Кридом, который подошел ближе, его изящные черные туфли остановились в двух дюймах от моих. Его ноги были намного больше моих, это было почти забавно. Но сейчас в этом не было ничего по-настоящему смешного.

Тепло разлилось по моей руке, прикрывающей раненую, и когда я подняла глаза, то встретилась с темными глазами Крида. Вот так просто я попалась в его сети и позволила ему отодвинуть мою здоровую руку, чтобы он мог взглянуть на мою больную. Он нежно провел пальцами по порезам, оставленными стеклом, когда я разбила его о череп моего отца. Было больно, рана слишком свежая, адреналин больше не циркулировал по моему организму, но я сопротивлялась своему желанию отстраниться от него.

На мгновение воздух наполнился только шумом воды из душа, льющейся на кафельный пол. Другая рука Крида потянулась к моей шее, где начинали образовываться синяки. Я могла только представить, о чем он думал, что он думал о моем отце, что он думал обо мне за то, что я пыталась скрыть это... и за то, что терпела это так долго.

— У тебя еще что-нибудь болит? — Спросил он тихим голосом. Тем не менее, было бы ложью сказать, что его голос звучал спокойно, во всяком случае, он выглядел прямо противоположно: неистово сердитым, едва способным сдерживаться. Но он не злился на меня. Я должна была помнить об этом.

Я ничего не сказала на это, не знаю почему. Любое слово, которое я хотела бы сказать, застревало у меня в горле, он выдержал мой взгляд, отказываясь выводить меня из своего транса.

— Тейлор, — он произнес мое имя с большей настойчивостью. — У тебя еще что-нибудь болит? Если мне придется осмотреть каждый дюйм твоего тела, я...

Мое сердце сделало что-то странное в груди, и я отступила на шаг от него и его рук, один раз покачав головой.

— Нет! Больше нигде. — Поскольку я видела, что он мне не совсем поверил, я добавила: — клянусь.

Крид издал резкий вздох, проведя рукой по подбородку, как бы размышляя.

— Умойся. Я оставлю тебе свежую одежду на кровати. Когда ты закончишь, ты съешь все, что я тебе приготовлю, и расскажешь мне в точности до мельчайших деталей, что произошло.

Он не дал мне времени поспорить с ним, потому что повернулся и вышел из ванной, закрыв за собой дверь на ходу, оставив меня стоять там в некотором оцепенении. Почему ты так заботишься обо мне, даже спустя столько времени? После того, как ты ушел? Я этого не понимаю. Для меня это не имеет никакого смысла, и когда я сняла остальную одежду и запрыгнула в душ, я прокрутила в голове то, что он мне сказал.

Потому что я должен был это сделать.

Он ушел, потому что должен был это сделать. В этом не было никакого смысла. Может быть, рано или поздно я заставлю его рассказать мне настоящую причину, по которой он ушел, потому что для меня это было просто невыносимо. Должно было быть что-то еще, что-то, чего он не хотел говорить.

А потом, когда вода достигла моей макушки и мгновенно промочила меня насквозь, я задалась вопросом: оставит ли он меня снова? Моим единственным ответом была кровь, стекающая по канализации, и слабая боль в руке из-за того, что ее потревожили.

ГЛАВА 4

Крид

Я собираюсь убить его. Я, Крид Калипсо, собираюсь убить этого ублюдка, заставить его подавиться собственными криками, наполненными жидкостью. Я собираюсь разорвать его на части, кусок за куском, стараясь только сохранить ему жизнь как можно дольше для того, чтобы он смог испытать столько боли, сколько сможет постичь его разум, прежде чем испустить свой последний вздох.

Я хочу сделать все это и даже больше.

Я ненавижу себя за то, что меня не было рядом с Тейлор последние десять лет. Я думал… Я надеялся, что с ней все будет в порядке. Может быть, это была наивная надежда, но в то время у меня не было выбора. Мне пришлось взять все на себя, официально вступить в Гильдию вместо моей мамы.

Блядь. Я должен был вернуться за ней.

Пока я готовил ей еду, ничего особенного, макароны и немного чесночного хлеба, который я бросил в тостер, я не мог не задаться вопросом, что бы она сказала, если бы я сказал ей правду, если бы я сказал ей, что убийство ее отца вполне возможно. Что я мог бы это сделать, а она могла бы даже посмотреть, если бы захотела. Но нет, она, вероятно, не хотела бы этого. Возможно, прошло десять лет, но она не показалась мне человеком, который когда-либо желал смерти кому-либо еще, независимо от того, какие преступления были совершены, даже против нее. В этом смысле Тейлор была такой невинной дурочкой.

Том Хилл стал жестоким. Меня это не удивило, потому что он никогда не был добрым человеком, но моя мама что-то в нем разглядела, чтобы это, черт возьми, ни было. Или, может быть, она никогда ничего в нем не видела, и он был просто прикрытием. Моя мама делала вещи и похуже.

Блядь. Я действительно, действительно хочу убить этого ублюдка, но, если он окажется мертвым, а Тейлор это не устроит, я не думаю, что она простит меня... и я не знаю, смогу ли я вынести мир, в котором она меня ненавидит. Последнее, чего я хотел, это ее ненависти.

К тому времени, когда Тейлор вышла из своей комнаты, только что принявшая душ и одетая в мою одежду: простую черную футболку и спортивные шорты, и то, и другое подчеркивало ее миниатюрную фигуру, я приготовил для нее еду. Я заставил ее сесть и занял место рядом с ней с аптечкой первой помощи, аккуратно простерилизовав порезы на ее руке, прежде чем наложить на них повязки. Большой порез снова начал кровоточить, но по понятным причинам кровь меня не беспокоила.

Тейлор ничего не говорила, пока ела. Она не смотрела на меня, пока я перевязывал ее руку, что позволило мне изучить синяк на ее шее, когда она не сверлила меня взглядом своих зеленых глаз. Этот ублюдок обхватил ее руками за шею и душил. Мне не нужно было, чтобы она говорила мне это. Это было ясно как божий день.

Как только я закончил с ее рукой, я закрыл аптечку и убрал ее. Я прошел в свою комнату, затем в ванную и открыл один из маленьких ящичков туалетного столика. Загремел полный ящик таблеток, и я нашел пузырек, что с надписью «ибупрофен», и схватил его. Тейлор, вероятно, это понадобится, если не сейчас, то утром, когда ее синяки станут еще сильнее. Ее рука тоже, должно быть, болит. Один из порезов был довольно глубоким.