— А я люблю тебя.

Алексей не хочет говорить о том, что он будет делать, если что-то случится. Это для него слишком сейчас. Поэтому он просто выдавливает из себя:

— Все будет хорошо.

Действительно — все будет хорошо.

Кала зажмурилась, утыкаясь носом куда-то в шею Воробьева.

— Я бы хотела сходить. Ну, на похороны. Маши и Феди.

— Мы можем сходить…

Все-таки они были… Я виноват в том…

— Мы были не чужими людьми. Все-таки работали в одной команде.

А я чувствую себя виноватым из-за ее смерти. Очень сильно чувствую.

***

Кала ничего не понимала в правилах церковного отпевания. Знала лишь, что нужно явиться с покрытой головой. Она никогда раньше не бывала на чьих-то похоронах. Хоронили Машу и Федора вместе — Чопра и Воробьев связались с их родственниками и помогли финансово все организовать. В церкви, недалеко от алтаря, стояли два гроба. Собравшиеся люди плакали под молитвы священника. Все это казалось девушке… странным. Она никогда не верила в Бога. Ни в какого. Но, если так нужно, то, конечно, она не станет возражать. Тихонько постоит тут, никому не мешая.

Батюшка почти завывал — так Кале казалось со стороны. И голос его вызывал волны неприятных мурашек по телу. Ей всегда казалось, что в православных храмах слишком много золота. И пахнет так себе. Хотя — ей ли, индуске, о таком думать?

Служба шла уже почти час. Ноги начинали ныть — поэтому Чопре всегда больше нравились католические храмы, где можно было сидеть.

В конце концов, ее внимание рассеялось. Она начала украдкой посматривать по сторонам, и вскоре зацепилась взглядом за Давида. Вашакидзе был очень бледным. Очень. Рядом с ним стояла невысокая девушка — такая же белая, словно полотно. Словно привидение.

Кала засмотрелась на парочку и даже едва не пропустила очередной момент, когда нужно было перекреститься. Давид и его спутница о чем-то шептались, а затем оба перевели взгляды куда-то вбок — туда, где была приоткрыта большая деревянная дверь, ведущая, видимо, в какие-то служебные коридоры. Парень нахмурился и словно побледнел ещё сильнее, а в следующее мгновение принялся протискиваться между плачущими людьми, двигаясь именно в ту сторону.

Чутье подсказывало Кале, что что-то здесь нечисто.

— Мне нужно отойти, — шепнула она Алексею.

И тихонько пошла за Давидом.

Запах ладана кружил голову. Давид и Нина стояли рядом — все уже знали, что они пара, да и сейчас всем было наплевать. Взгляды людей были прикованы к другой паре, которая уже никогда не сможет подняться со своих мягких подушек.

Давид вспомнил, что Федор очень часто любил поспать допоздна, и Вашакидзе нередко будил его своими звонками. Теперь уже он никогда этого не сделает. Никогда не поговорит с ним. Чудовищно. И тем более чудовищно, что это случилось так внезапно. Да, они знали, что от смерти сейчас никто не застрахован, но, как и многие, думали, что их это не коснется. Не коснется.

Так смешно.

— Эй, — Нина легонько толкнула Давида локтем. — А это не тот тип про которого ты мне говорил?

— Где?

— Да вот там, у дверей.

Вашакидзе повернулся в ту сторону, куда указывала Нина, но увидел лишь человека в черном пальто, который удалился в служебный коридор. Однако, Давид узнал его.

Детали головоломки встали на свои места. Убийцы нередко любили приходить на похороны своих жертв — кому это знать, как не прожженному трукраймеру?

— Жди здесь, — Вашакидзе стал протискиваться в сторону дверей.

Он просто так не отпустит этого ублюдка.

По пути Калу обругала какая-то бабка, но девушка не обратила на то внимания. Внутри зарождалось предчувствие чего-то ужасного. Чего-то, с чем Чопра не сможет справиться.

Вскоре девушка нырнула за дверь вслед за Давидом, когда вдруг кто-то мягко поймал ее за руку. Она обернулась и увидела рядом с собой встревоженного Алексея.

— Нам надо туда, — уверенно вновь шепнула Кала. — Пойдем.

Наверное, тащить с собой Воробьева — плохая идея. Но разве бы он ее отпустил одну?

Алексей настолько погрузился в свои мысли, что даже не сразу заметил, как Кала решила куда-то идти. Что за фантазия? Тем более, что панихида ещё не окончилась.

Нахмурившись, парень отправился за ней.

— Эй, ты куда? Ты чего? — он мягко поймал ее за руку, стараясь говорить как можно тише.

Но, услышав ответ, явно встрепенулся.

— Зачем? Я…

Что происходит?

Однако, поймав взгляд девушки, Алексей счел за благо просто послушаться. Он спросит обо всем чуть позже. Если, конечно, доживет.

Чопра уверенно шагала вперед по слабо освещенному коридору, сильно хмурясь. Она старалась держаться впереди, чтобы, чуть что, среагировать быстрее Воробьева. Но вскоре послышался шум из-за одной из дверей. Кажется, здесь было что-то вроде комнаты отдыха? Кала тут же рванула туда — Духоликий был здесь. Едва увидев его, Кала ощутила прилив гнева такой силы, что, кажется, могла и сама наброситься на него первой. Убийца уже замахивался ножом на Давида, но, отвлекшись на ворвавшуюся девушку, промахнулся. Вашакидзе оказался с порезанной рукой и забился куда-то за потрепанный аскетичный диван.

— Кто-то здесь очень любопытный, — прозвучал искаженный голос маньяка.

Духоликий надвигался на них угрожающе медленно — словно вот-вот сделает бросок вперед, точно кобра. Кала и Алексей пятились назад, прекрасно понимая, что сейчас просто упрутся спинами в стену. Конечно, можно напасть на убийцу первыми — но у того было преимущество в виде холодного оружия.

Но тут Чопра обратила внимание на поблескивающее в свете ламп лезвие. До этого она сталкивалась с Духоликим лишь на улице и в кромешной темноте. Не могла ничего рассмотреть детально. А сейчас… Сейчас, когда он выставлял нож перед собой, хищно пригнувшись, девушка смогла понять, что это — и не нож вовсе. То был кинжал. Кила или по-другому — пхурба. Кала хорошо запомнила это название. Камал Бхат подарил именно такой своему сыну на его двадцатилетие пять лет назад. Она не видела рукояти кинжала, зажатого в руке Духоликого, но Чопра могла бы поклясться чем угодно — та имела форму разгневанной богини Кали.

— Так это все-таки ты, — ей показалось, что она очень тихо прошептала эту фразу, но…

Убийца услышал ее.

Он замер на месте. Простоял так несколько мгновений, словно застывшая статуя, а затем разом сорвал с себя капюшон вместе с маской. Джей посмотрел четко в глаза девушке. Взгляд его казался пустым и холодным. Далеким.

— Зачем? — тут же вырвалось у Чопры.

Бхат утробно рассмеялся. Вытер кинжал от крови о свою чёрную мантию, а затем снова выставил его перед собой.

— Зачем, Кала? Ты всерьез спрашиваешь это?

Страшнее предательства она не испытывала в своей жизни. Неужели он пошел на это из банальной ревности?

— Нет! — словно прочитав ее мысли, почти рявкнул Джей. Его разозлило это предположение. — В моем мире нет места низменным чувствам! В нашем с тобой мире, Кала.

— Что ты несёшь?

Он снова рассмеялся. Хрипло, надтреснуто. В какой-то момент даже закашлялся, инстинктивно приложив свободную руку к шву на своем животе. Поморщился от боли.

— Ты разгневала Махадеви, — принялся объяснять Бхат. — Очень сильно разгневала. Ты сама рассказывала мне о снах с ней. На дне рождения моей матушки, помнишь?

Да, что-то такое Кала припоминала.

— После этого Кали стала являться и мне, — продолжал маньяк. — Она говорила со мной словами моего отца. И он, и она считают, что тебя ещё можно спасти. И я тоже. Я делаю это ради тебя! Иначе может случиться непоправимое!

Сердце у девушки колотилось, как бешеное.

Непоправимое уже случилось.

Чопра отлично знала, что у Джея очень тоталитарный отец. Что Камал тюкал сына с самого его детства, тыкал ему в нос брахманским происхождением. Но ведь…

— Ты.. Ты говорил, что даже по пути левой руки в индуизме категорически запрещена насильственная смерть. Что жестокость неприемлема. Вамачара…

— К черту Вамачару! — Бхат злился. — Кали не была милостива к демонам! Никогда! Она явила мне на своем примере, каким должен быть я!