- Октавиан, рад тебя видеть! Как дела в цехе Невероятно-горького Шоколада для Любителей Головоломок и Других Сложных Задач?
- Как всегда, обстановка напряженная, - сокрушенно вздыхает умпа-лумп.
- Снова политика?
- Если бы! Черные дыры. Уже вторую неделю длится бурная дискуссия о том, что случится с астронавтом, если он провалится в черную дыру. Выделились два лагеря: одни считают, что гравитация растянет его до толщины волоса, другие – что пролетев горизонт событий, он сгорит в стене огня.
Я впервые вижу такого разговорчивого, интеллигентного умпа-лумпа. Я бы смотрела на него во все глаза, не будь мне так стыдно из-за места нашей недавней встречи.
- Ну, это легко проверить! – ослепительно улыбается Вонка. – Пусть кто-нибудь возьмет стеклянный лифт: там есть кнопка «вверх», которая выведет вас на орбиту, а потом в открытый космос, и кнопка «кислород», которая подарит возможность дышать. Кнопка «гравитация», кажется, тоже была, но я не уверен.
- Да, но как те, кто не в лифте, потом узнают, что на самом деле случилось с тем, кто внутри?
- О, легче легкого, Октавиан! Пусть в лифте полетят все спорщики. Тогда все и узнают, - отрезает Вонка. – Будь добр, занеси это по дороге в цех изобретений, - нагнувшись, он протягивает умпа-лумпу конверт Франчески. – Скажи, чтобы сделали точно по рецептуре, протестировали и, как будет готово, сразу же дали мне знать.
Умпа-лумп, ослабив шелковую удавку галстука и сдержанно кивнув, спешит исполнять приказ.
- Что в этом конверте? – тихо спрашиваю я, уже ни на что не надеясь.
Но Вонка не был бы Вонкой, если бы был предсказуемым. Он хмыкает, а потом с не терпящим возражений видом протягивает мне руку.
- Пойдем, Элли.
Карманным собачкам отдают команды с той же интонацией. Ко мне, Элли. Рядом, Элли. Да и я поступаю, как выдрессированная левретка: доверчиво, безропотно и радостно хватаюсь за обтянутые лайкой пальцы. И на то есть свои причины. Когда Вонка держит меня за руку, волоча за собой по лабиринту фабричных ходов, он словно отдает мне и свое зрение тоже. И я вижу совсем другую фабрику: не скрытную, враждебную, напоенную первобытными и таинственными, подчас зловещими, восторгами и ужасами – но живую, покорную, игривую, неизменно прельщающую своим безумием. Как укрощенный волк, который лижет лицо хозяина, но откусит руку всякому другому, кто захочет его приласкать. Ладонь Вонки становится нитью Ариадны, держась за которую, я получаю допуск в сердце этого мира, откуда мне открывается тайный смысл происходящего, и я сама словно становлюсь частью окружающих меня чудес. Тогда в избытке чувств я обычно говорю Вонке, что он волшебник, на что он небрежно отмахивается тростью и пренебрежительным «Нонсенс!», произносимым уголком рта, как бранное слово.
И вот сейчас самое лучшее повторяется – он снова тянет меня за собой в сумасшедшем темпе, едва ли не вырывая мою руку из плечевого сустава, снова я чувствую себя под его покровительством. И снова вокруг огни, блеск, феерия двойственной сказочной жизни, где горечь так сливается со сладостью, что их уже невозможно разлучить, где поверить значит увидеть, где обыденностью стало необыкновенное, а таинство превратилось в тайну. И внезапно я всей душой осознаю удивительную вещь: я принадлежу этому месту. Не только в те минуты, когда Вонка ведет меня за собой, но и вообще, всегда. Так же, как Чарли, как умпа-лумпы и Бакеты, - я ему принадлежу. И снова, тайком, осторожно я касаюсь своего живота, слушая скрытое. Мы принадлежим. Отныне только «мы».
- «Комната серпентов», – читаю я надпись на кнопке лифта. – Я что-то слышала о серпентах.
- О-о! Неужели? – поджимает губы Вонка. – Странно, ведь о Великании ты узнала совсем недавно… Ну, в любом случае, прекрасно, что тебе все известно! Это значит, ты не остолбенеешь от ужаса в самый неподходящий момент.
Не успеваю я ощутить холодок подозрения, удивиться, почему я должна бояться музыкальных инструментов, и поинтересоваться при чем тут Великания, как лифт резко берет влево, и я падаю на Вонку, который стоит ровно, на обеих ногах, да еще и умудряется сохранять осанку. Страдальчески вздохнув, он мягко кладет мне руку на плечо и довольно настойчиво отодвигает в сторону.
- Как? Как ты это делаешь? – лифт замедляется и я могу нагнуться без риска совершить кувырок головой вперед и осмотреть обувь магната: как всегда чистенькую и блестящую, словно с витрины. – Не пойму, приклеиваешься ты что ли?! Ну невозможно же удержаться на ногах в такой трясучке!
- Я ежедневно тренирую вестибулярный аппарат, - нравоучительно подняв палец, четко, почти по слогам объясняет Вонка, пока мы плавно движемся вверх по диагонали.
- Да какой бы хороший он ни был, так нельзя стоять – это противоречит законам физики. Ты противоречишь законам физики. Ты невозможен! А какой тут вывод? – вслух рассуждаю я. - Ты не существуешь.
- О-у, - вздрагивает Вонка. Его голос звучит почти расстроенно. - Надо же. Мне это в голову не приходило. Я всегда был уверен, что я существую. Но минуточку, а почему ты меня видишь тогда?
- Не знаю. Может, я сплю?
Вонка так широко открывает рот, набирая воздуха в легкие, словно собирается сдуть меня с лица земли, но в итоге, не найдя, чем возразить, обреченно закрывает его.
- Не волнуйся, - смеясь, я утешительно треплю его за локоть. – Обещаю подольше не просыпаться. Мне нравится этот сон.
Тут выясняется, что лифт замедлился с той же целью, с какой замедляются вагончики на аттракционах: чтобы выдержать паузу, заставив пассажиров заранее предвкушать весь ужас свободного падения, а потом уйти почти в отвесное пике. Вжавшись в угол, я закрываю лицо руками, обещая себе больше никогда не использовать эту машину ада. Вонка, который во время всех кульбитов даже не шелохнулся (что заставляет меня думать об их спланированности), оборачивается с торжествующим видом:
- А я нашел пробел в твоей логике, Элли. Почему ты думаешь, что если я невозможен, то я не существую? Невозможное только кажется нам таковым. Если на минуточку мы забудем о том, почему оно невозможно, то оно станет возможным. Так что можешь радоваться, Элли, ты не спишь!
- Лучше бы… лучше бы я спала, - стону я. – Пожалуйста, замедли лифт. Мне нель… Я умру, если мы не остановимся!
- Ох, Элли, какая же ты неженка, - манерно тянет Вонка, но все-таки нажимает на заветную кнопочку, заставив кошмарный лифт сбавить обороты.
- Спасибо! Я тебя люблю!
- Я помню.
На суше встречает нас белая дверь в форме арки с причудливыми иероглифами по краям. Радуясь спасению от тряски, я поворачиваю ручку и уверенно пересекаю порог… Чтобы через долю секунды вновь оказаться с противоположной стороны и, прижавшись спиной к стене, трястись от омерзения и страха.
- Там з-з-змеи.
- Не змеи, - назидательно поправляет Вонка. – Серпенты. Большая разница. Когда ты сказала, что о них слышала, я сразу заподозрил, что ты привираешь. Так вот, к твоему сведению, серпенты родом из Великании и в среднем длина одной особи составляет двадцать метров. Они быстры, хитры, очень прожорливы и очень опасны. А главное, они вдыхают кислород, а выдыхают сахарную пудру!
- З-зачем мы здесь? – упавшим голосом спрашиваю я.
- Это сюрприз, Элли, минутку терпения, и ты все увидишь! Нам всего-то нужно пересечь Комнату серпентов.
От словосочетания «пересечь Комнату серпентов» у меня во рту становится совсем сухо. Перед глазами встает только что увиденная картинка длинных, фосфорно ярких змеев всех цветов радуги, переплетающихся в огромные, шипящие клубки, которые, стоило мне открыть дверь, синхронно подняли головы размером с дыни и угрожающе высунули раздвоенные язычки. Уже достаточно, чтобы усугубить мою бессонницу и подарить ночным кошмарам новый сюжет.
- Я туда не пойду!
- Не будь трусишкой, – закатывает глаза Вонка. – Я хочу показать тебе кое-что.
- Это… это точно безопасно?
- Это очень-очень опасно, я же сказал. Серпенты быстры, хитры, очень прожорливы и очень опасны. Когда я впервые встретился с ними в Великании, меня не съели только потому, что не могли определиться, кому я достанусь. Пока они сражались за это право, я сумел убедить их, что не очень вкусный, и пообещать им много всего вкусного, если они согласятся поехать на фабрику. Так что меня вряд ли съедят. Насчет тебя я не уверен, но мы будем надеяться на лучшее – да, Элли? – радостно подмигивает он, пока я чувствую, как пол медленно уходит из под ног.