На реке также спешно копошатся дружинники, завершая подготовку будущего костра из телег да рассыпая за ними «чеснок». Скоро подожгут… Ратибор расположит семь сотен своих дружинников следующим образом: две сотни стрелков расположились на Царевом холме, еще столько же заняли позицию на высоком берегу, на некотором удалении от моих лучников. Три сотни копейщиков воевода разбил на две неравные части: одну сотню отправил на высокий берег, в помощь нам, а заодно и своим дружинникам (не иначе алаверды за моих стрелков). Оставшиеся же прикрыли перешеек между непроходимой, но расположенной чуть в стороне дубравой и высотой. А вот все десять «скорпионов» Ратибор поднял к себе на курган, что, в принципе, вполне справедливо.

Наконец, после недолгой заминки, запылал и большой костер на реке – теперь уж засада (а точнее, заслон с засадой) точно готова. Князь выиграл нам время, вот только где теперь он сам? Где его дружина?!

Неожиданно для самого себя боковым зрением я уловил со стороны Рязани какое-то движение. А направив взгляд на север, разглядел вдалеке довольно крупную группу всадников, бодро рысящих по льду Прони в нашу сторону. От неожиданности аж дыхание перехватило, да сердце бешено застучало в груди, разгоняя по жилам кровь: подумалось, что это татары поспели, истребив под корень княжескую дружину. Но нет, вон как солнце искрит на бронях и шеломах! Наши возвращаются. Ведь не может же быть, чтобы поганые пустили вперед хасс-гулямов или тургаудов, да без прикрытия многочисленных лучников! Точно наши!

Уже после ухода орды из-под стен Арпана к Бату-хану наконец-то прибыли туаджи, отправленные до того к Бурундаю и Кадану. Они принесли черную весть: татарских туменов поблизости Пронска нет. Но город, судя по внешнему виду стен, подвергшийся осаде и штурму с применением камнеметов, по-прежнему занят орусутами… И главное, в двух верстах от него высится жуткий холм из сваленных в кучу тел убитых нукеров! Слова кагана Югри подтвердились…

Впрочем, паники это сообщение не вызвало, так как ларкашкаки уже давно был внутренне готов к тому, что оставшиеся позади тумены разбиты, не иначе как с помощью черниговского князя. Но при этом Бату-хан не верил, что у последнего после победы над Каданом и Бурундаем хватит сил открыто противостоять все еще мощной орде, избежавшей кровопролитного штурма Арпана.

Тем не менее в голове тронувшейся на юг орды он вновь поставил тумен Субэдэя, своего лучшего полководца. Точнее, даже два тумена, учитывая, что поредевших урянхаев нойона разбавили нукеры Кюльхана с ним во главе… В итоге полнокровная тьма нойона вышла разношерстной, но достаточно сильной: есть в ней и многочисленные гвардейцы тургауды, и хорчины из числа монголов, и крупный отряд тяжелой хорезмийской конницы, разбавленный немногочисленными панцирными всадниками кипчаков – хошучи. Много половцев и тюрков, вооруженных луками, имеется и тысяча урянхайских стрелков-хабуту.

Темник, вставший во главе объединенного тумена, поспешно повел его на юг, отправив вперед тысячу кипчаков. Последние неплохо показали себя, не единожды перехватывая потерявших осторожность орусутов из числа селян, попытавшихся было вернуться в оставленные ими, но не сожженные татарами веси. Что же, самонадеянность вышла им боком, ведь хашар орде был более не нужен! А после смерти сына в душе нойона все еще кровоточила страшная рана, не позволяющая ему забыть о мести… И пусть Субэдэй, искусно умеющий владеть собой, не позволял окружающим прочесть свои чувства, скрывая их за маской равнодушия и легкой иронии, на самом деле он скорбел. И нестерпимо жаждал воздать врагу за убийство Кукуджу!

Пусть даже простые поселяне были ни в чем не виноваты… Всех их ждала смерть под клинками половцев: не щадили никого, даже самых маленьких крох. А еще кипчаки головной тысячи захватили какое-то количество еды и корма для лошадей – необходимость и в первом, и во втором остро возрастала с каждым днем…

Однако же в настоящем бою кипчаки из восточных орд потерпели сокрушительное поражение, будучи разбиты крепкой дружиной орусутов. Впрочем, Субэдэй не особенно гневался, понимая, что в навязанной врагом ближней схватке у легких всадников не было ни единого шанса против закованных в железо батыров, к тому же сражающихся на мощных, рослых и агрессивных жеребцах!

После победы над Каданом (и, видимо, Бурундаем) черниговский князь наконец-то сделал первый ход… Но лучший полководец не только Бату-хана, но и Чингисхана не боялся схватки пусть даже и с сильным врагом. Нукеров у него хватает, а при необходимости подкрепление от следующих позади туменов успеет прийти на помощь. А потому нойон обрадовался скорой битве, ибо он давно ждал ее, даже жаждал! Ибо отцовская боль требовала выхода, и только настоящая победа в сече, только кровь павших орусутов могла остудить ее, притупить – хотя бы временно…

Отправив туаджи к ларкашкаки, предупреждая Бату, что столкнулся с врагом, Субэдэй принялся активно готовиться к грядущему сражению. Тумен он вновь разделил на две части, всю гвардию передав под начало рвущегося в бой Кюльхана. Но к младшему сыну Темуджина старый сподвижник Покорителя вселенной относился вполне дружелюбно, в отличие от многих других приближенных и родственников великого хана. И понимая, что последний по горячности своей, по стремлению что-то доказать (пусть даже самому себе) может натворить глупостей, полезть вперед, попирая Ясу своего отца, Субэдэй решил поберечь горячего чингизида. Пусть вступит в бой тогда, когда это будет действительно необходимо, а покуда выждет, укрывшись с гвардией за одним из речных изгибов!

Окружив себя соплеменниками-урянхаями, темник отправил навстречу врагу хорезмийцев и куманов. Причем если по льду двинулись легкие тюркские стрелки, а уже на некотором удалении от них – бронированные хасс-гулямы, то кипчаки были вынуждены заранее спешиться, подняться на оба берега реки и углубиться в раскинувшиеся вдоль Прони леса. Нойон хорошо помнил, как часто орусуты устраивали засады по мере углубления орды в их земли, и был уверен: они попробуют снова. И если так, то половцы засаду обнаружат, а если нет, то сами обстреляют с берега безумцев, кто попытается преградить путь его ту мену!

– Странно…

Зябко потерев руки, я в очередной раз с тревогой посмотрел на реку. Князь с двумя сотнями уцелевших в первой схватке ратников добрался до засады около полутора, а то и двух часов назад. По одному проведя жеребцов под уздцы узким перешейком между Царевым курганом и рекой, тогда еще свободным от «чеснока» (он настолько узок, что поначалу его никто и не собирался «минировать»), дружинники, не мудрствуя лукаво, построились за линией заграждения в качестве приманки. Правда, поначалу мало кто решился бы атаковать их через костер! Так что скорее Ратибор рассматривал старшую дружину князя в качестве мобильного резерва, но когда огонь прогорел, а противник так и не появился, посланные воеводой люди поспешно забросали снегом обуглившуюся по краям проталину. За неимением лопат набирали снег в плащи и, по двое схватившись за края, швыряли его прямо в полынью… Я вот, например, ожидая появления татар не то что с минуты на минуту, а скорее с секунды на секунду, не стал бы заморачиваться – просто потому, что был уверен: не успеем. Так нет же, успели! А вот татар все нет и нет…

И с одной стороны, это же хорошо. Очень хорошо! Ибо все время, которое мы отыгрываем здесь, на Прони, работает на жителей града, спешно покидающих его через единственные ворота – представляю, какой там возник затор и какая царит паника… Но с другой стороны, закрадываются уже совсем подозрительные сомнения: а ну как татары прознали о засаде и теперь готовятся ее как-то хитро уничтожить?! Ну или вовсе фантастическое из разряда: враг каким-то чудесным образом сумел нас обойти и теперь вышел в тылу, готовится атаковать со спины… Или вовсе идет на беззащитный город! Ну, практически беззащитный…

– Зараза!

До боли растерев озябшие руки так, чтобы наконец-то восстановилась полная чувствительность, я огляделся по сторонам, почувствовав вдруг острое желание с кем-то поговорить. Сбросить напряжение шуткой или же поделиться своими подозрениями… Хотя бы для того, чтобы со стороны услышать всю их бредовость и наконец успокоиться!