Внезапный вопрос застал меня врасплох, так что я даже не сразу нашелся что ответить, замявшись на несколько секунд. Потом наконец честно выдал то, что знаю, разбавив версию собственными догадками:

– Слишком долго Ярославу Всеволодовичу идти из Киева в Новгород. Тем более Киевское княжество после Калки реальной силы не имеет, а новгородцы у нас сами по себе. Коли у них на вече народ не решит сообща собирать рать, она и не соберется. При этом те бояре, кто готов был поддержать князя и его сына, уже дали людей – ныне осажденных в Переяславле вместе с владимирцами. А прочие не захотят терять своих людей в боях с далекими монголами, у них рядом немцы, даны и свей свой кусок урвать хотят, ждут удобного времени… Так что бояре новгородские, которые реально вечем заправляют, скорее понадеются отсидеться за крепкими стенами града, чем в поле терять воев.

Кречет задумчиво кивнул.

– У тебя были видения о князе Юрии Всеволодовиче?

Секунда на размышление, после чего я внутренне смиряюсь с необходимостью соврать и озвучиваю доступный еще на школьной скамье курс истории:

– Да. Узнав, что первая рать погибла, он отправился на север собирать воев из Ярославля, Ростова, Белоозера, Углича и прочих городов и весей, встав на реке Сити. Хотел дождаться новгородцев и всей мощью ударить по осадившим Владимир поганым! Но прихода брата великий князь так и не дождался, стольный град монголы взяли быстрым штурмом, сломав стены пороками и истребив жителей, включая княжескую семью… А предатели спустя какое-то время выдали положение владимирской рати ворогам, и те сумели застать русичей внезапной атакой, не дав собрать силы воедино… Ведь Юрий Всеволодович поделил рать между несколькими поселениями, чтобы воям было где укрыться от морозов и метелей. Это, конечно, разумно, но в сече полки пали поодиночке – вместе с князем. Такая вот история…

Дядька оторопело покачал головой, после чего только и смог выдать:

– Во дела…

Спустя пару секунд слово взял Ждан, ожидаемо спросив:

– Слушай, Егор, а когда у тебя эти видения начались? Сам понимаешь: может, тебе их Господь посылает, а может, и дух нечистый, нам как раз на погибель!

Уже нисколько не кривя душой, я ответил вполне спокойно:

– Начались у меня видения после того, как мы полоняника из орды с боем взяли. А что касается, Божья воля это или нет, подумай сам: рязанская рать по-прежнему цела, а вот мы уже истребили три тумена, и Пронск с Ижеславцем все еще целы… И присутствующие здесь все еще живы, хотя по видениям нам всем давно уж конец должен был прийти!

Ждан замолчал, переваривая услышанное, а слово вновь взял Кречет:

– Коли так, Егор, то только тебе и нужно к князю Юрию Всеволодовичу отправляться. Ибо убедить его как можно скорее начать собирать вторую рать да Владимир не покидать, помощи брата не ждать – только тебе это и под силу, с Божьей помощью-то… Ты сумел повлиять на Юрия Ингваревича, тебе же и великого князя уговаривать!

После внезапного предложения дяди над костром повисла тяжелая тишина. Все, что он сказал вслух, абсолютно правильно, более того, я и сам о том не раз уже думал, но… Согласись я сейчас со словами Кречета, и от брезгливого ощущения того, что я струсил, бросив умирать соратников в самоубийственной схватке у пороков, я уже никогда не избавлюсь. Стоит ли жертвовать в угоду здравому смыслу собственной честью и совестью? Я ведь сколько раз уже с этими людьми плечом к плечу бился, столько раз рисковал собой и обрекал их на этот риск, как тогда, на льду Прони! Так могу ли я сейчас уйти, коли действительно имеется, пусть и крохотный, шанс спасти целый город, полный беженцев, даже если сам я погибну?! Зато в случае успеха нам удастся обезопасить Пронск от нового штурма с применением катапульт… Не этот ли путь я выбрал с самого начала?!

Все для себя решив, я уже было открыл рот, чтобы твердо заявить «я остаюсь», как вдруг заговорил Коловрат – спокойно, с пониманием и без всякого намека на осуждение:

– И ведь правда, Егор, только тебе под силу убедить князя поступить правильно, подсказать, как разбить поганых, ежели мы не сдюжим… Забыл я о том, как ты меня самого уговаривал, забыл, как уже мне тяжело было с Михаилом Черниговским… А ведь ты уже очень помог с Рязанским княжеством, но ведь Русь им не заканчивается! Так что действительно будет лучше, если ты отправишься во Владимир.

Безумная надежда обожгла сознание от слов Евпатия, и я замедлился, промолчал, вместо того чтобы горячо протестовать, потерял несколько лишних мгновений, вновь заколебавшись… А взять слово вновь помешал Кречет, рубанув перед собой по воздуху пустой рукой – будто судья, выносящий приговор!

– На том и порешим. Трех человек много будет, но с Егором отправится Микула. Он в схватке троих дружинных стоит, поможет прорваться в случае чего.

Северянин лишь степенно согласно кивнул – без каких-либо проявлений несогласия или разъедающего душу стыда, просто приняв приказ, как должно простому ратнику!

И я в итоге промолчал, так ничего против и не сказав, коря себя за слабость и одновременно с тем невольно радуясь тому, что неминуемой гибели удастся избежать…

– Святый, славный и всехвальный великомучениче Христов Георгие! Собраннии во храме твоем святою покланяющиися людие молим тя…

Молебен об успехе в ратном деле православного воинства завершался молением о даровании мужества, обращенным к великомученику Георгию Победоносцу. И, слыша имя своего небесного покровителя, князь Юрий и сам приободрялся, начинал дышать хоть немного свободнее. А то ведь напряжение последних дней словно стальным обручем сковало его грудь, легло непомерной тяжестью на его плечи…

Сегодня наступил уже четвертый день с тех пор, как поганые начали обстрел города, едва ли не наполовину разрушив участок восточной стены, а после внезапно остановив штурм. Это было неожиданно – и одновременно с тем подарило людям надежду, буквально окрылив защитников крепости! Татары отступили в свой лагерь, отвели пороки от стен, основательно занявшись укреплением своей стоянки. Как будто они ожидали нападения! Даже сам князь успел в это поверить, как и в чудесное спасение, связанное со скорой помощью владимирской рати… Но уже на следующий день ворог опять выдвинул вперед осадные орудия и продолжил обстрел – и надежда на скорую помощь великого князя растаяла, словно снег под весенним солнцем.

Третий день запомнился рязанцам безостановочным скрипом тросов камнеметов и грохотом ударов о городни ледяных глыб, вымоченных в воде чурбанов, массивных каменных валунов, крушащих стены… Татары начали обстрел зажигательными снарядами перед рассветом и закончили его уже после заката, также горшками с огнесмесью. А попытавшихся было потушить огонь рязанцев буквально смел ливень стрел, вымоченных в сере и также зажженных! Пламя же потухло ближе к полуночи, оставив в восточной стене крепости брешь в две с половиной сотни шагов… Кроме того, малые камнеметы агарян разбили обламы не только на северном участке укреплений у Исадских ворот, но также и у Ряжских врат, разрушив и надвратную башню. И теперь все горожане и беженцы понимали, что уже этот день может стать решающим для Рязани…

А потому утро народ встретил у городских соборов – Спасского, Борнео-Глебского, У сиенского, а также у малых церквей столицы княжества. Горячо молились матери и жены о своих сыновьях и мужьях, чтобы сохранил их Господь в лютой сече, чтобы даровал победу над нехристями… Ратники также обратились к Небесам с горячей мольбой – и о победе, и о том, чтобы ангельское воинство помогло им сегодня, как когда-то помогло Владимиру Мономаху в сече с половцами… И наконец, просили о главном: чтобы выжили их любимые, их семьи – родители, жены, детишки…

Самая сильная молитва – она всегда в миг трудности, в миг опасности, в миг, когда только на Божью помощь и остается уповать… И эта молитва, коли произнесена она сердцем, с горячей верою, всегда укрепляет людей, дает им силы и надежду. Вот и сейчас, когда прозвучали последние слова молебна «и твое исповедуем предстательство, ныне, и присно, и во веки веков» и монахи крестным ходом первыми двинулись из Борисо-Глебского собора, торжественно, со всей доступной им силой начав распев двадцать шестого псалма «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся», лица собравшихся в храме преобразились, просветлели… И одновременно с тем на них отразилось какое-то одухотворенное спокойствие. Дарует ли сегодня Господь победу русичам, или же грехи людские перевесили чашу весов и ныне Отец Небесный ждет своих многократно оступившихся чад в чертогах горниих, даровав им очистительные скорби – страх, так или иначе, оставил людей.