Свёртки с покупками были сложены на столике в каморке Джастера, и я не стала их трогать. Потом посмотрю, что он там напокупал, хотя ящики с новыми склянками для зелий от мастера Извара я узнала. Положив кожаный свёрток рядом с остальными, я с удовольствием умылась с дороги.

К моему удивлению, Джастер ждать себя не заставил. Я едва успела немного полежать, давая отдых ногам, когда дверь открылась, и я услышала его вежливое:

— Я вернулся, госпожа. Ужин уже несут.

— Как ты себя чувствуешь? — Я соскочила с кровати, а Джастер отдёрнул занавеску, входя в комнату. Его одежда снова выглядела чистой, мокрые волосы уже начинали непослушно вихриться, да и сам он выглядел бодрее, чем когда мы пришли.

— Лучше, спасибо. — Джастер благодарно улыбнулся. — Но всё же с прислугой так поступать не следует. Купальня была приготовлена для тебя.

— Как хочу — так и поступаю, — сердито нахмурилась я. — Я — госпожа ведьма. Для тебя же старалась…

— Как скажете, госпожа, — неожиданно по-доброму улыбнулся он, оглядываясь на стук в дверь. — Ужин принесли.

На этот раз горячий чайник и поднос, полный еды, принёс сам хозяин. Видимо, остальные слуги наотрез отказались идти к грозной госпоже ведьме. Или Гузар сам решил выслужиться за невольный проступок. Ему же так и не удалось переговорить со мной о ночном происшествии.

— Прошу не гневаться на нас, госпожа ведьма. — Гузар составил блюда на стол. — Не по умыслу мы…

— Я знаю, — я кивнула, почти привычно изображая милость. — Но в будущем попрошу говорить мне или моему охраннику обо всех желающих тайной встречи.

— Не сомневайтесь, госпожа! — Гузар закивал, довольный, что так легко отделался.

Ужинали мы в молчании, но под самый конец я не вытерпела. Слишком много впечатлений и мыслей у меня накопилось, и мне хотелось ими поделиться.

— Джастер…  Знаешь, мне его жаль.

— Кого?

Шут невозмутимо заваривал травы в чашках. То ли местное вино ему не понравилось, то ли была другая причина, но пить он предпочитал настои из трав, которые делал сам. И меня ими поил заодно.

Впрочем, я ничуть не возражала и хотела потом записать рецепты.

— Визурию. Он ведь очень переживал, когда Саризула тебе работу предложил…

Джастер помолчал, а затем ответил.

— Видела шрам у него на горле?

Я кивнула, вспомнив тонкую белую полосу. Визурия его не прятал, но мало ли шрамов у того, кто зарабатывает на жизнь охраной? Это Джастер каким-то чудом без них обходился, но после сегодняшнего представления меня это уже не удивляло.

— Очень давно, в юности, ему перерезали горло. Но не дорезали, Саризула его спас. Визурия, когда поправился, поклялся ему в верности. Вот и все. Я не знаю деталей, эту историю не часто по трактирам рассказывают, пару раз мельком слышал только.

Я кивнула, удивляясь, как много всего умудряется замечать и услышать Шут. Вот почему он назвал Визурию «цепным псом»…  И вот почему тот всегда молчит.

Но, оказывается, Шут не закончил.

— Люди обычно всегда ценят новое и хорошее. Только к хорошему быстро привыкаешь. А когда к чему-то привыкаешь, то перестаешь это ценить. Потому что кажется, что так теперь будет всегда. Это касается и людей, и вещей. Только потеряв вещь или человека, понимаешь, что они для тебя значили.

Джастер замолчал, наверняка вспомнив свою возлюбленную.

— Каждый сам выбирает свою судьбу, ведьма, — внезапно он прервал молчание. — И сам выбирает, чему или кому хочет служить. Саризула ещё не терял, а Визурия давно выбрал.

Он неторопливо пил настой, а я молчала, внезапно поняв: Джастер мне не служил. Только на людях он изображал слугу и охранника госпожи ведьмы, но между нами был совсем другой договор.

Странный, непонятный, но связавший нас крепче, чем слово ведьмы.

«Ты помогаешь мне, я помогаю тебе»…  Но какой помощи он от меня ждёт?

Этого я не понимала.

— Я слышала, что его называли мастером меча. Он очень умелый…  Тебе было тяжело драться с ним?

Шут покосился на меня и досадливо дёрнул уголком рта. Но не успела я ничего подумать, как воин негромко сказал:

— Как тебе объяснить, ведьма…  Нас учили разному. Его учили побеждать противников на поединках. А я учился убивать. Быстро и без всех этих танцев. — Шут задумчиво заглянул в чашку и поболтал содержимое. — Он трижды меня достал, а я дважды его чуть не убил. Будь это настоящий бой…  Я не знаю, кому бы улыбнулась удача.

Ранил трижды?! И он молчал?!

— Сиди, не волнуйся, царапины просто, — небрежно махнул рукой Джастер, останавливая мой порыв. — Ерунда.

Я недоверчиво смотрела на него, но воин не спеша и задумчиво пил свой настой. Да и одежда у него была целёхонькой…  Значит, и правда царапины. Настоящие раны я бы наверняка сразу заметила на ристалище.

И, раз он сам об этом заговорил…

— Долго ты учился?

— С детства, — он покосился на меня и добавил, резко пресекая моё любопытство. — Жизнь научила.

Я досадливо прикусила губу, понимая, что расспрашивать его о прошлом бесполезно. Пока сам не захочет — слова не скажет.

— Почему ты стал наёмником? Ты же так хорошо поёшь и играешь…

Шут неожиданно криво и горько усмехнулся, поставив чашку на стол.

— Ты будешь смеяться, ведьма…  — он отвернулся от меня, смотря в окно. — Но я не помню своих песен. Ни одной. Я пою чужое, а настоящий менестрель должен иметь своё.

— Разве ты их не записывал? — В этом я его понимала. Каждая ведьма тоже рано или поздно составляла свои зелья и заклинания, которые берегли даже от учениц.

— Записывал. Когда-то очень давно. А потом я перестал петь совсем.

Он замолчал, но я не спешила прерывать тишину, чувствуя, что Джастер ещё не всё сказал.

— Настоящий менестрель живет музыкой, это его любовь. А я пел, потому что…  Мне хотелось петь, по зову души. И песни писал так же… . А ещё менестрели поют о разном, они бродят по дорогам в поисках сюжетов для своих песен. Я пел только о своём. Вот и всё.

О своём он пел…  О своей ненаглядной пел! — так бы и сказал.

— Твои записи…  Они сохранились?

— Нет. Я их сжёг. Давно.

Мне даже нечего было сказать ему в ответ, настолько неожиданным было это откровение. Я и не думала, что чуткий и трепетный музыкант, каким я лишь однажды увидела его на болоте, из-за несчастной любви может стать хладнокровным и беспощадным воином. И чему он научился раньше: музыке или…  убийству?

— Тебе так нравится сражаться?

— Да, — неожиданно легко согласился Шут. — Это развлекает. Немного.

То есть рисковать своей жизнью — это ему забава? Неужели он настолько сильно болен душой, что ему и жизнь не дорога?

И тут меня осенило.

— А я…  Выходит, я тоже для тебя игрушка и развлечение? Поэтому ты…

Джастер посмотрел на меня, и я осеклась под его взглядом. Почти чёрные глаза были глубокими и страшными, как два омута.

— Иногда…  Нет, не так. — Он качнул головой, потирая переносицу, и снова отвернулся к окну, глядя, как закат окрашивает город в розовое и золотое. — Очень часто мне хочется убить всё и всех. Ты даже не представляешь, насколько сильно. Если бы это помогло — я бы так и сделал.

Я вздрогнула, вспомнив, насколько он силен и опасен на самом деле. За многочисленными событиями в Кронтуше, пока Джастер играл роль обычного охранника, я успела позабыть, как легко Шут справился с болотником и напугал всю нечисть. А ведь он сказал, что просто на место их поставил и убивать не собирался…

Да он с этими братцами наверняка мог такое сделать, что моё проклятие невинной шалостью бы показалось.

Но с Визурией-то он дрался честно, без волшебства…  И его людей пощадил, даже не покалечил никого, как Махмара, хотя мог бы легко…

Шут негромко вздохнул.

— Ты — не игрушка, Янига. С тобой я вспоминаю, что такое быть человеком. Доброй ночи, ведьма.

С последними словами он окончательно помрачнел, встал и ушёл к себе, оставив меня в растерянности и задумчивости.

Пока я пыталась осмыслить сказанное, Шут отпустил за собой занавеску, и я услышала, как скрипнула кровать, когда Джастер лёг.