Литмир - Электронная Библиотека

Оказывается, хозяин заведения не спал, ожидая нашего возвращения. С многочисленными извинениями он кинулся нам навстречу, но Джастер коротко и холодно приказал принести в комнату горячей воды в лохани и кипяток в чайнике. Я же молчала, просто наслаждаясь чувством безопасности и тепла у него на руках. Даже боль от синяков почти затихла.

В комнате он усадил меня на кровать, забрал у служанки воду и заставил меня сначала обтереться, используя остатки рубахи, а потом греть ноги в лохани, пока он делал напиток из трав. Я так и сидела, снова закутавшись в его плащ. Мне было удивительно тихо и спокойно внутри.

Мрачный Джастер подал мне чашку с настоем и отошёл к окну.

— Прости, Янига. — Он глухо нарушил молчание, когда я уже уверилась, что ничего от него не услышу, и начала медленно погружаться в дрёму. — Это моя вина. Я не думал, что они осмелятся на такое. Прости.

Я только вздохнула, понимая, насколько не просто далось ему это признание. Что-то, до этого холодной льдинкой сидевшее в душе, вдруг растаяло, вытекая из глаз слезами неожиданного и запоздалого облегчения. Я поспешно вытерла мокрые глаза.

Он пришёл. Он успел. Он меня не бросил.

Всё уже позади.

— Как ты меня нашёл?

— По следам, конечно. — Шут так и смотрел в окно, не поворачиваясь ко мне. — Я пришёл, дверь открыта, тебя нет, в комнате разгром, и воняет немытыми мужиками. Разбудил хозяина, спросил, кто приходил к тебе. Он сказал, что никто, только двое «псов» Саризулы спрашивали, не здесь ли остановилась ведьма Янига. Один был со сломанной рукой. В общем, всё. Остальное — дело техники. Саризула живёт здесь, дом у него известный, его цепной пёс всегда при нём. А уж выяснить, в какой дыре Визурия нашёл этих недоумков — дело недолгое.

Вот оно как…  Разбудил…  Интересно, двери-то хоть уцелели, когда он будил?

Я допила отвар, чувствуя, как вместе с приятным теплом внутри разливается благодарность и тихая радость. Значит, он всё-таки вернулся…  И он действительно сожалеет, что так получилось.

— Джастер…  — Я поставила чашку на пол и забралась под одеяло, не скидывая с себя плащ. Мне казалось, что это не ткань обнимает и греет меня, а сам Шут.

— М?

— Побудь со мной. Пожалуйста.

Он вздохнул, подошел и сел на край кровати.

— Спи, Янига, — бережно опустилась его ладонь на мою голову. Как раз там, где рассёк кожу оглушающий удар. — Спи.

Джастер осторожно и очень легко гладил меня по волосам и лицу, едва касаясь синяков и ссадин. Мне же чудились тёплые золотистые искорки, стекающие с его пальцев, боль затихала, и я сама не заметила, как безмятежно уснула.

6. Саризула

Утром меня разбудило солнце, отразившееся от оконного стекла. Если бы не ярмарка, то я бы с удовольствием поспала ещё. Постель и в самом деле была прекрасной. Лежать было так мягко, тепло и уютно, что я зажмурилась от удовольствия, а затем сладко потянулась, нежась под шелковистым чёрным плащом. Джастер…

Джастер?! На мне его плащ?!

Сон и дрёму как рукой сняло. Я рывком села на постели, разом вспомнив всё, что случилось ночью, и торопливо закуталась в плащ, чувствуя себя голой и беззащитной. Впрочем, так оно и было. Настроение сразу испортилось, а в душе тошнотворно заныло.

Нет, не хочу про это думать! Не хочу! Не буду! Не буду!

Я прижала пальцы к вискам и потрясла головой, стараясь настроиться на деловые мысли и подавить поднимавшуюся удушливую тошноту.

О ярмарке думать надо, о том, как хорошее впечатление на покупателей произвести!

Вот нижняя рубаха теперь даже в стираном и зашитом виде для хорошего впечатления точно не годится, да и я сама…  Полуголая избитая ведьма, у которой всё тело боли…

Так, стоп! Я торопливо ощупала голову и осмотрела себя. Ни синяков, ни ссадин, даже на виске никаких следов от вчерашнего удара! И не болит ничего…

Джастер…  Что ты…  Додумать мысль я не успела: меня осенило иное. Что он вчера сказал про разгром в комнате?

Я торопливо огляделась. Нет, комната выглядит как обычно: мебель на местах, занавеска, отделяющая переднюю, опущена…  только…  где мои вещи?! Платье, торба и сумка с зельями?! Внутри всё разом похолодело от внезапного понимания. Даже накатывающая от воспоминаний тошнота отступила. Неужели эти двое их…

— Джастер…  — беспомощно прошептала имя, даже не подумав, что Шута может не быть в комнате.

Но он откликнулся.

— Госпожа, вы проснулись? Позволите войти?

В голосе Джастера звучало что-то такое, что я торопливо нырнула обратно под одеяло, затащив туда же чёрный плащ. Мало мне переживаний из-за вчерашнего, одежды и пропавших вещей, неужели опять что-то случилось?

— Да, входи! — От напряжения голос дрогнул и прозвучал излишне громко и резко.

К моему удивлению, занавеску откинула девичья рука, и в комнату проскользнула Тарьяна с подносом.

То испуганно и виновато опуская глаза в пол, то косясь на меня, девушка составляла тарелки с завтраком на стол. Я же смотрела на неё, едва высунув нос из одеяла, и не понимала, что происходит.

— Где Джастер? — Я не выдержала, поняв, что она сейчас так и убежит в полном молчании. К моему удивлению, девица вдруг выронила поднос, упала на колени и разрыдалась. Из её рыданий я разобрала только: «Простите, госпожа» и «не проклинайте». Но спросить, что происходит, я не успела.

— Я здесь, госпожа, — откликнулся вдруг Шут, откидывая занавеску и внося в комнату стопку одежды с парой новых туфель на ней и горячий чайник.

Вид рыдающей служанки его не смутил. Он спокойно положил одежду на край моей кровати, поставил дымящийся чайник на стол и обратился к страдающей девице:

— Тарьяна, успокойся и иди работать. Ты не виновата, я уже говорил. Всё хорошо. Никто тебя проклинать не будет.

От последней фразы мне стало не просто стыдно, а по-настоящему плохо. Отступившая тошнота снова вернулась, вдобавок внутри поднималось ощущение мерзости и отвращения, словно я поела тухлой еды.

Служанка же коротко кивнула, подняла поднос и, вытирая лицо передником, торопливо выбежала из комнаты.

Передо мной же, как наяву, снова встала вчерашняя картина смертельного проклятия, и мне поплохело окончательно. Перед глазами всё почернело и сжалось в точку, а внутри поднялся такой клубок тошноты, неприятия и отвращения к себе за сделанное, что меня свернуло в клубочек и затрясло в рвотных позывах желания исторгнуть саму себя из тела. По лицу текли слёзы, я ненавидела себя настолько, что хотелось умереть.

— Тихо, тихо, девочка. — Вокруг стало тепло и надёжно, потому что меня вместе с плащом взяли на колени и обняли, тихо покачивая, как ребёнка. — Тихо, Янига. Что с тобой?

— Мне плохо, Джастер…  — Рыдая, я крепко прижалась к Шуту, уткнувшись в него лицом и силясь хоть немного унять колотящую меня дрожь. — Мне очень плохо. Зачем я это сделала, а? Лучше бы ты их убил…  Мне теперь самой умереть хочется…

— Не торопись умирать, Янига, — ласково он гладил меня по плечам, спине и волосам, согревая прикосновениями и тёплым дыханием. — Не надо. Давай лучше в другой раз ты не будешь устраивать самосуд, а постоишь в сторонке? Я сам убью кого надо. Хорошо?

Я закивала, подумав, насколько глупо звучит наш разговор. Только от этой глупости давивший меня клубок чувств распался, и на душе стало немного легче.

— Вот, держи. — Перед мной появилась кружка с дымящимся отваром. — Пей потихоньку.

Я взяла кружку за горячие глиняные бока, молча удивляясь: когда только успел? Отвар пах мятой, ромашкой и чем-то ещё, приятным и незнакомым. Сидя клубочком на коленях по-прежнему обнимавшего меня Шута, я пила маленькими глотками, чувствуя, как всё больше отпускает напряжение внутри.

— Что со мной, Джастер? — Я, наконец, смогла отстраниться от воина и посмотреть ему в лицо. — Почему мне так плохо? У Холиссы никогда такого не было! Она этих проклятий иногда по три за день раздавала! На мне какая-то порча? Проклятие? Откат?

30
{"b":"854440","o":1}