На призыв сразу же откликнулись все, кто до этого молча наблюдал за происходящим. Люди медленно двинулись к Кате. Стекаясь с разных сторон и соединяясь друг с другом, они превращались в одну тёмную массу и приближались всё ближе.
Изнутри этой массы шёл непонятный жужжащий звук и совсем скоро Катя оказалась внутри огромного дикого улья, где всё вибрировало и горячо дышало.
Её затошнило.
К голове прилил жар, а ноги одеревенели. Борясь с рвотным рефлексом, Катя крепко зажала рот ладонью, но желудок уже собрался в комок, а горло сдавил спазм.
Внезапно улей распался. Люди взялись за руки и начали обходить её кругом. То, что она с самого начала приняла за жужжание, оказалось песней, которую они тихо бормотали себе под нос. С каждым новым витком этого уродливого хоровода круг сужался и дышать внутри становилось всё тяжелее.
В последний момент она села прямо на землю и зажала голову руками, чтобы только не слышать больше этого чудовищного звука.
***
– Это что у нас тут за каравай-каравай, кого хочешь выбирай? – раздался зычный голос прямо над Катиной головой.
Толпа в миг расступилась, и она увидела над собой полицейского.
Человек с красным круглым лицом, одетый в самую настоящую форму, протягивал ей руку, предлагая встать. Не веря в происходящее, Катя долго разглядывала его, прикрываясь рукой от солнца.
– Фёдор Игнатьевич. Участковый. – Представился её спаситель, пока она, оцепеневшая, медленно поднималась с земли.
Вокруг них уже почти никого не было. Люди, совсем недавно чуть не раздавившие её, быстро разошлись по своим делам как ни в чём не бывало. Торговки вернулись в лавки, а старики, ковыляя, удалились в сторону главной сцены.
– Отряхнись, – кивнул участковый на её покрытые слоем пыли колени.
Катя понемногу начала приходить в себя. – Что это было? Что они хотели сделать со мной? – голос задрожал и она перешла на шёпот, боясь разрыдаться.
– Познакомиться, наверное, – пожал плечами полицейский. – К нам тут нечасто гости заглядывают, – усмехнулся он.
– Но…Этот дед. И они все… – Катя повела рукой в сторону торговых рядов. – Что… Что это было? – повторяла она как заведённая.
– А было здесь, девица, вот что. Тебя как по имени отчеству? – он достал из кармана смятый блокнот и карандаш.
– Горелик Екатерина Константиновна, – пробормотала, пошатываясь, Катя.
– Так вот, Екатерина Константиновна. Случилось здесь следующее, – он нахмурился и сложил блокнот трубочкой. Ритмично постукивая им по плечу Кати, участковый рапортовал: «Девятнадцатого числа июня месяца Екатерина Константиновна Горелик отправилась на фестиваль «Солнцежар» без головного убора.
Около четырнадцати часов, находясь в состоянии близком к обморочному, гражданка Горелик заблудилась в двух торговых рядах. Местные жители, видя болезненное состояние Горелик, попытались ей помочь. Но после встречи с ними, Екатерина Константиновна пришла в состояние крайнего нервного возбуждения и упала в обморок на глазах у публики. Как-то так».
Кате показалось, что она ослышалась.
Ещё раз оглядевшись по сторонам, она глупо уставилась на полицейского.
– Мораль? – участковый просиял.
– Что? – не поняла она.
– Я говорю, мораль у этой басни какая?
– Какая?
– Да ты совсем перегрелась что ли? – хохотнул он и потрогал ей лоб. – Мораль такая, что тебе на солнце без шляпы выходить нельзя. Ферштейн?
Катя всё ещё непонимающе смотрела на него снизу вверх.
– Я говорю, в обморок ты грохнулась, девица, – повысил голос участковый. – Чуть не создала нам здесь проблем. А нам проблемы не нужны. – Он что-то писал и разговаривал больше сам с собой, чем с Катей. – У нас ни фельдшера тут, ни ветеринара. Куда мы тебя такую малохольную девать будем, а? – он поднял на неё глаза и оценивающе посмотрел на все части тела. – Бледня бледнёй.
Катя скукожилась, обхватив себя руками.
Её начало знобить и зубы застучали мелкой дробью, а перед глазами поплыли мушки и тёмные пятна.
– Я знаю, что с тобой делать, – участковый огляделся по сторонам и внезапно с силой схватил её за руку. – Пойдём.
Он зашагал так быстро, что Катя, едва поспевала за ним, путаясь в собственных ногах и падая.
Ладонь участкового была неприятной. Слишком большой, потной и мясистой. Катя попыталась выскользнуть, но он только крепче сжал ей кисть.
– Можно я сама пойду?
– Нет. Мне надо убедиться, что ты ушла с площадки и у меня на одну проблему стало меньше. Тем более, что мы уже пришли.
Остановившись почти на самом краю высокого лысого холма, участковый кивнул вниз, на блестящую ленту реки: «Тебе туда».
– Сейчас находишь тенёк, заходишь в воду по самую шею и сидишь там, пока не полегчает. Главное, воды не нахлебайся. Усекла?
Катя молча посмотрела на таёжную каменистую речку и обрыв над ней, прикидывая сколько всего можно отбить, спускаясь к берегу, и заозиралась по сторонам в поисках другого варианта. Но ни тропинок, ни людей, идущих по ним, она не увидела.
Пустырь, на котором они с участковым стояли, похоже был не самым популярным местом отдыха.
– Ну, теперь можно, – участковый наклонился прямо к её лицу, обдав терпкой смесью лука и пота.
– Что именно?
– Как что? Благодарить меня. – Он обнажил в улыбке ряд крупных жёлтых зубов, один из которых был золотым и поблескивал на солнце.
– В смысле?
– Барышня, ну ты прям как в первом классе. Я тебя спас? Спас. Благодарность мне за это полагается? Полагается. – Он, горячо дыша, потянулся к Кате и начал отряхивать ей футболку чуть пониже груди, ещё больше втирая грязь вспотевшими ладонями.
Катя отступила на шаг ближе к краю.
– И как, по-вашему, должна выглядеть эта благодарность?
– Ну… – участковый выпрямился в полный рост и развернул плечи. Его необъятное тело раздувалось и опадало в такт участившемуся дыханию.
Как заворожённая Катя смотрела на голубую пуговицу рубашки, которая готова была прямо сейчас отлететь и распахнуть перед её носом плотно набитый жиром, словно прорезиненный, волосатый живот. – Это зависит только от твоего желания, – он шагнул вперёд. – Или НЕ желания.
Катя сделала шаг назад и не почувствовала под пятками твёрдой земли. Резко развернувшись, она начала спускаться на попе по крутому глинистому склону прямо к реке. Не оборачиваясь, цепляясь руками за высохшие пучки травы и сдирая кожу на пояснице. Быстро удаляясь от нового знакомого.
– Штаны не потеряй! – заржал где-то наверху участковый.
Когда склон закончился и она убедилась, что вокруг нет ни души, не сдерживаемая больше ничем, Катя зарыдала в голос.
Всё, что накопилось в душе за эти несколько недель, вырвалось наружу и потекло. Хлынувшие слёзы лились бесконечным потоком. Она размазывала их перепачканными в глине руками, но они накатывали снова и снова, душили её и не давали вздохнуть. Судорожно всхлипывая и подвывая, Катя пыталась успокоиться, но тут же вспоминала о несложившейся поездке на море, о непрочитанных любимым человеком сообщениях, об омерзительных людях, встреченных здесь и из её груди вновь вырывались рыдания.
Она сотрясалась, задыхаясь от жалости к себе, омерзения и ещё какого-то тошнотворного чувства. И ей было плевать, что слёзы – это не выход из положения.
Наревевшись до колик в кишках, она легла в позе эмбриона на камни.
Не чувствуя больше ничего, кроме внутреннего опустошения, Катя долго, не мигая, смотрела за полётом ласточек над рекой.
***
Вода была настолько холодной, что щиколотки тут же начали гореть.
Зайдя в речушку чуть глубже, она почувствовала, как съёжились и заныли икроножные мышцы. Но отступать было некуда, ей во что бы то ни стало надо было привести себя в порядок.
Единственным чистым местом на ней был старый купальник, который она утром сунула в рюкзак на всякий случай. Радуясь, что её никто не видит в этом болтающемся мешке, она продвигалась к середине водоёма, в надежде, что хоть там ей будет выше колена и она сможет отмыться от всей этой мерзости.