– Большой город? – переспросила я, пересчитывая банки с сардинами. Да тут запасов как на случай ядерной войны! – Миссис Грин сказала, он бросил колледж. На кого учился?

– На ерунду какую-то, ничего хорошего. Вот сыновья Анны! Один в военном училище – престижно, платят хорошо, в следующем году у него выпускной. Второй вроде юрист, получил стипендию в приличном университете. У Хиггсонов братья-близнецы, оба аграрный закончили и вернулись, выкупили соседний участок, живут припеваючи. Уилксовы дочери все удачно замуж вышли, ну а Эрни руками работает как надо, хоть Господь и обделил умишком. А Аксель – Аксель…

– Я поняла, – оборвала я его речь, не желая слушать дальше, какой его сын бестолковый.

Во-первых, было понятно, что оба Хейза друг друга стоят, и неудивительно, что Аксель всегда такой недовольный и несдержанный – при таком-то отношении отца. Во-вторых, вдаваться в подробности их семейных конфликтов мне было неловко. Не могу представить, чтобы моя мать стала сравнивать меня с соседскими детьми при посторонних людях, да и в лицо она мне ничего подобного никогда бы не сказала. Пусть она не всегда была идеальным родителем, но с самого детства и до самого последнего ее дня я всегда чувствовала поддержку и уважение. Сделала крупный промах она лишь однажды, хотя результата своего неудачного выбора не увидела, потому что к тому моменту была мертва.

– Что, оглохла? – Мистер Хейз, видимо, что-то говорил, а я отвлеклась на свои мысли и пропустила его слова мимо ушей. Увидев, что привлек мое внимание, он повторил: – Говорю, завтрак съедобный, одобрено. Жду на обед что-нибудь из мяса. Сейчас денег тебе принесу, можешь ехать в город. Магазины, в общем-то, с десяти открыты… Лишь бы не застряла по дороге, буксир я тебе вызывать не стану, да и он на всю округу один…

Я подала ему руку, помогая подняться из-за стола, и выхватила тарелку, которую он явно намеревался вымыть сам.

– Жара сегодня будет. Сделаешь лимонаду?

– Сделаю.

– Ну, спасибо, Эми. Я уж думал, как тебя спровадить, если яичницу мне пересолишь. Но ничего, ничего… Есть можно.

Позднее я поняла, что его «есть можно» означает «спасибо, было вкусно»; «нормально, а что так мало?» – «положи мне добавку, пожалуйста», а «ну это еще что, у тебя в родне итальяшки, что ли?» – «паста отменная, но я предпочитаю стейки и картошку».

Как бы мне ни хотелось демонстративно проигнорировать все просьбы Акселя – точнее, приказы, – я решила не рисковать и сделать все, о чем он сказал утром. Так что, кончив прибираться на кухне и получив от мистера Хейза пару сотен на продукты, я оставила деньги на столе, поела сама и, взяв с собой моющие средства и ведро с водой, отправилась к кроликам.

На террасе я обнаружила пару голубых резиновых сапог – судя по размеру, принадлежащих отнюдь не Хейзам. Мысленно поблагодарив Анну, мою спасительницу, я сунула ноги в сапоги, которые оказались мне слегка большеваты, и зашагала по грязи к деревянной постройке-хлеву, разделяющей владения хозяев двух домов.

Кроликов у них было не так уж много – всего двенадцать штук, по два в клетке. Под каждой из них стоял поддон с сеном, который можно было легко достать и очистить, не вынимая животных. К счастью, повышенной брезгливостью я никогда не страдала, так что ни запах помета, ни огрызки овощей меня не испугали. Расправившись с поддонами, я начала думать, как бы прибраться внутри. В углу сарая обнаружился небольшой вольер, так что решение нашлось само собой.

Первая пара возмущенно попискивавших толстых белых кроликов с черными ушами отправилась в новую клетку. Вооружившись перчатками, бутылкой «Фейри» и щеткой, найденной тут же, на заваленной всяким барахлом полке, я принялась чистить их тесное и не очень-то уютное на первый взгляд обиталище. Дело шло быстро, хотя я и пожалела, что у меня нет ни телефона, ни наушников, – с музыкой работать было бы куда веселее. Убегая, я оставила их дома вовсе не из опасения быть отслеженной через GPS (или что там для этого требуется), а попросту забыла второпях.

Дома у меня было все. Огромный шкаф, заваленный одеждой, письменный стол, уставленный горшками с суккулентами, своя собственная мини-библиотека. С тех пор как мама по счастливой случайности получила должность шеф-повара в классном ресторане, мы ни в чем не нуждались – у меня всегда были деньги на карманные расходы (к счастью, большую их часть я откладывала, и в итоге склонность к экономии очень пригодилась, чтобы сбежать), училась я в лучшей старшей школе города, а на каникулах ездила с друзьями отдыхать на побережье в летний лагерь. В одну из таких поездок я даже провела пару лекций по истории кино для ребят помладше, за что и получила благодарственное письмо, которое предъявила мистеру Хейзу как рекомендацию от работодателя, хотя он на нее даже не взглянул. Только зря потратила время, меняя на ней имя в фоторедакторе в ночном интернет-кафе одного из захолустных городишек, куда меня занесла нелегкая.

Но насчет работы в кофейне я не приукрасила, потому что действительно подрабатывала в прошлом году официанткой.

Мне казалось, начать работать в шестнадцать – это зрелая позиция. Я гордилась собой, и мама тоже мной гордилась: она часто упоминала, что рано начала зарабатывать, чтобы прокормить себя и свою мать. Ее отец, мой дед, умер задолго до моего рождения, а бабушка – когда мне было тринадцать. Я до сих пор помнила приторный аромат траурных белых роз и сухие старческие руки ее друзей, похлопывавших меня по плечу в качестве сухих соболезнований на поминальной службе. Бабушку я плохо знала и не особо была к ней привязана, потому что она жила за сотни миль от нас и мы редко ее навещали – ограничивались обменом поздравительными открытками два раза в год. Я не понимала этого в детстве, но годы спустя осознала: бабушка винила маму за то, что я росла без отца, да и мое появление на свет, судя по всему, не поддерживала.

Отца я никогда не видела и понятия не имела, жив ли он. Мама говорила, что это была случайная связь и что детей он никогда не хотел, – и по выражению ее лица было заметно, что человеком он был не самым выдающимся и ее не очень-то волнует, что с ним стало.

Вся моя жизнь круто изменилась после ее внезапной и такой нелепой гибели. Все, что мне осталось после этого, – боязнь мостов, ненависть к адвокатам и неизвестно какое наследство, в которое я смогу вступить не ранее чем через два месяца. А пока…

Я собиралась чистить уже четвертую по счету клетку. Перенесла одного кролика в вольер и потянулась к другому – маленькому дрожащему тельцу, от которого во все стороны разлетались клочья белого пуха. Если его сородичи относились к временному переезду с любопытством и легким волнением, этот трясся от страха и, забившись в дальний угол, взирал на меня ошалевшими красными глазами. Красные глаза, кстати, из всего выводка были только у него одного, так что я лихорадочно пыталась припомнить, не является ли это признаком бешенства или повышенной агрессивности.

– Иди сюда, приятель, – позвала я его успокаивающе-нежным тоном, который скорее предназначался мне самой, попутно стаскивая с рук перчатки. Дверцу клетки я придерживала локтем, морщась от ощущения, что к коже что-то липнет. – Дай мне пять минут, и можешь вернуться обратно.

Очевидно, разговоры тут были бессильны. Кролик издал какой-то звук, похожий на фырканье, и мне пришло в голову, что этим своеобразным «не подходи ко мне, а то руку откушу» он похож на Акселя.

Не успела я обдумать это сравнение, как кролик воинственно метнулся в мою сторону. Взвизгнув, я отскочила в сторону, едва не опрокинув стоявший на полу вольер. До меня донеслось ржание лошади, обитавшей в стойле в самом конце хлева. Кролик, который, судя по всему, и не планировал на меня нападать, с глухим шлепком упал на присыпанную сеном землю и юркнул в дыру на стыке деревянных стен.

Катастрофа.

Я бросилась на колени и сунула руку в эту дыру, но нащупала только траву и влажную землю. Учитывая скорость, с которой умчался ушастый, можно было предположить, что он уже пересек границу с Мексикой и теперь насмехается над моей неуклюжестью в компании местных крольчих.