– И тем не менее он чуть не умер из-за тебя, – бесстрастно возразил Йо. – Неделя отпуска. Оплаченная.

Ему не нужно было произносить угрозу, которая витала в воздухе. Они с Бреннером были равны по положению, но все в порту знали, что Йо водит дружбу с Людвигом Олькертом, самым богатым человеком в городе.

Обычно они ладили, но сейчас Бреннер возмущенно шагнул к Йо.

– В последнее время ты слишком много на себя берешь, Болтен. Тебе не кажется? – Он медленно затянулся сигаретой. Оба напряженно смотрели друг на друга.

– Что ты хочешь этим сказать? – Йо выглядел совершенно невозмутимым.

– Я хочу сказать, что твоя репутация уже не та, что прежде. Твой босс, возможно, пока ничего не заметил, но все мы знаем, что ты стал частенько прикладываться к бутылке.

Йо сохранил невозмутимое выражение лица.

– Неделя отпуска, Бреннер.

Бреннер с минуту смотрел на неподвижное лицо Йо, потом смачно сплюнул в воду.

– Договорились, – сказал он презрительно. – Иди домой, Куинн. Жду тебя во вторник. Будешь выполнять ту работу, которую я тебе поручу, и беспрекословно. Понятно?

Чарли кивнул.

– Да, пока мне не скажут спуститься туда снова, – пробормотал он.

Бреннер бросился прочь, и его люди последовали за ним. Йо протянул Чарли руку и помог ему подняться. Они на мгновение замерли друг перед другом, и взгляд Йо пронзил Чарли до глубины души.

– Что там случилось? – тихо спросил он.

На секунду у Чарли возникло искушение рассказать обо всем Йо. Но как можно выразить происходящее словами? После появления рисунка у Чарли возникло ощущение, что солнечные лучи, падающие через окно, больше не освещают комнату как следуют. Воздух в комнате искривился, свет луны поглощал мрак, царящий в углах. Словно реальность растворялась, сливаясь с мечтами. С желаниями. Когда Чарли стоял перед потускневшим зеркалом, подстригая бороду, ему казалось, что в зеркале мелькает чья-то тень.

Как будто реальность больше не отражалась должным образом.

– Ничего не случилось! – сказал он хрипловато, не глядя Йо в глаза.

Йо молча кивнул. Затем похлопал его по плечу.

– Пойдем, нам нужно поскорее согреться.

С этими словами он стремительным шагом направился в сторону складов, на ходу прикуривая сигарету.

– Идешь? – позвал он, приостановившись, когда заметил, что Чарли не двигается.

– Да, иду, – тихо прошептал Чарли и бросил взгляд на темные, поблескивающие воды Эльбы. В голове он услышал голос. Дрожь охватила его тело. Чарли повернулся и последовал за другом.

– Где ты была днем?

Лили подняла взгляд от своей тарелки.

– В книжной лавке, как обычно. Я же тебе говорила.

Генри скривился.

– Ты почти не проводишь времени со своим ребенком.

Лили глубоко вздохнула. Упрек был таким несправедливым, что она с трудом удержалась чтобы не закричать, но вместо этого положила ложку, взяла салфетку и задумчиво вытерла рот.

– Думаешь? – медленно спросила она. – Если тебе так кажется, то я немедленно прекращу работать с Кейт. Но тогда ты должен пообещать, что я смогу сама воспитывать Ханну. Может быть, нам стоит уволить Конни?

Генри прищурился, мгновенно раскусив ее замысел. Лили намеренно показывала, насколько противоречивы его заявления.

– В этом нет необходимости. Ребенок должен учиться быть самостоятельным. Няня останется. Ханна и так слишком привязчива. Я просто хотел сказать, что тебе не стоит проводить все свободное время вне дома. В конце концов, у нас есть своя библиотека. Зачем тебе ходить в книжные лавки?

Лили тихонько вздохнула.

– Я беру там уроки английского, ты же знаешь. Посмотри, как хорошо я научилась говорить! Но как уже было сказано, я сделаю то, что ты скажешь; если хочешь, чтобы я проводила больше времени с Ханной, то я буду меньше работать.

Генри фыркнул – наполовину презрительно, наполовину удивленно.

– Конечно, ты сделаешь то, что я скажу. Ведь я твой муж.

Лили невинно захлопала ресницами.

– Тебе не нужно напоминать мне об этом, – ответила она. – Просто мы оба знаем, что мне нельзя сидеть целыми днями без дела. Если я перестану работать, то захочу больше времени проводить с Ханной. А уроки пропускать мне нельзя: в конце концов, должна же я выучить английский. Хотя бы один из нас должен знать язык, ты не находишь? – не сдержавшись, поддела супруга Лили.

Генри побелел. Он резко встал.

– Можешь не бросать работу. Она идет тебе на пользу. Делает тебя менее капризной. Но ты можешь брать уроки и здесь. Я найму учителя, который будет приходить на дом, – сказал Генри, и Лили с трудом сдержалась, чтобы не вскочить и не наброситься на него.

Она судорожно сжала вилку.

– В этом нет необходимости, – ответила она так спокойно, как только могла.

– Не тебе решать! – Генри бросил салфетку на стол и вышел из комнаты.

Ханна следила за разговором, широко распахнув глаза. Она посмотрела вслед Генри, ее маленький ротик был открыт от удивления. Лили осторожно взяла дочь двумя пальцами за подбородок, закрывая ей рот.

– Ешь спокойно, – сказала она с любовью, и Ханна снова начала жевать.

– Папа сердится, – сказала она, накалывая кусочек жаркого на свою маленькую вилку.

Лили отодвинула от себя тарелку. Она больше не была голодна.

– Да, – сказала она, – папа сердится. Но ничего страшного. Он успокоится. – Лили улыбнулась. – Мама сейчас с ним поговорит. Он что-то не так понял.

Ханна нахмурилась, и между бровями у нее появилась маленькая морщинка, которая была и у Лили, когда та напряженно размышляла.

Однако у Ханны она появлялась еще и тогда, когда она злилась или грустила.

Лили знала, что ей придется унижаться. От этой мысли во рту появился горький привкус. Она очень дорожила компанией мистера Хакаби и ни за что не хотела от нее отказываться. Но, похоже, ей придется заплатить высокую цену, возможно, даже переспать с Генри. Лили сжала губы. После переезда в Англию она узнала, что можно продаваться собственному мужу. Но секс был один из немногих имеющихся у нее инструментов давления.

Ханна с трудом насадила картофелину на вилку и с ее помощью вытолкнула из тарелки несколько горошин, которые покатились по скатерти.

– Ой! – Лили принялась их собирать.

Ханна рассмеялась, когда одна горошинка укатились прочь, и быстро вытолкнула вилкой еще несколько штук.

– Ах, вот же непослушная девочка! – Лили игриво уперлась руками в бедра, и Ханна согнулась от смеха. Когда Лили увидала, как довольна ее дочурка, у нее отлегло от сердца. Она встала, наклонилась над ней и расцеловала в щеки и шею. Ханна засмеялась еще сильнее, потому что ей стало щекотно.

– Ты у меня дождешься, шалунишка! – закричала Лили и принялась целовать девочку с удвоенной силой.

– Миссис фон Каппельн! – Мэри стояла в дверях с десертом в руках и возмущенно смотрела на представшую перед ней картину.

Лили выпрямилась и произнесла:

– Входите, Мэри. Мы просто решили немного поиграть.

Мэри неодобрительно поджала губы. Она любила Ханну, но считала, что игры за столом плохо на нее действуют. Увидел горох, разбросанный по всей скатерти, Мэри бросила на Лили осуждающий взгляд.

– Это я виновата. Вилка соскочила, – торопливо объяснила Лили, сделав виноватое лицо. – Можете убрать это позже.

Лили села на место и сделала вид, что вернулась к трапезе, но стоило Мэри отвернуться, чтобы поставить десерт на буфет, как Лили быстро наклонилась к Ханне и скользнула по ее щеке нежным поцелуем. Дождавшись, пока Мэри выйдет, мать и дочь рассмеялись, как дети, пойманные за шалостью.

Лили радостно смотрела на сияющее улыбкой личико своей дочурки. В такие минуты ей трудно было представить, что когда-то Ханна вызывала у нее раздражение.

Лили было непросто привыкнуть к роли матери. Всю жизнь ей твердили, что предназначение женщины – иметь детей, что нет ничего более естественного и прекрасного. Однако для Лили ничего естественного в этом не было. И прекрасного тоже.