Последнее, что я услышала где-то далеко звуки сирены. Улыбаясь, нарисовала кровью сердечко ему на руке и со спокойной душой закрыла глаза.

Не могу точно сказать, что происходило со мной. Я находилась в кромешной темноте, периодически слыша его голос. Он умолял меня вернуться и давал обещания, которые никогда не сдержит. Периодически яркие вспышки света били в глаза, но потом они прекратились и я провалилась в небытие, но, сколько бы я не пробыла в бессознательном состоянии, я все время чувствовала его руку на своей.

Открыв глаза, первое, что я увидела больничную палату, аппараты с огромным количество датчиков и Глеба держащего меня за руку.

— Дежавю, — начала я, улыбнувшись, но сил не было даже говорить.

Глеб, продолжая сжимать мою руку, уткнулся в нее лбом:

— Господи! Спасибо тебе, Господи!

— Не знала, что ты такой набожный.

— Ты самого отпетого атеиста заставишь уверовать!

— Может в этом мое призвание.

— Знаешь, будь у меня возможность, я посадил бы тебя под замок и не выпускал бы совсем.

— Она у тебя есть, уверена, ты знаешь об этом.

Вошедший врач прервал наш разговор. После небольшого опроса, доктор рекомендовал мне покой и отдых, но Бессонов, конечно же, никуда не ушел.

Спустя некоторое время появился Макс, сперва завязалась перепалка, и мне пришлось вмешаться:

— Глеб…пожалуйста…

Бессонов полоснул взглядом, но махнув рукой вышел. Макс сел на край кровати, сграбастал мою руку, и поднеся к губам прошептал:

— Прости… Я слишком поздно тебя увидел…

— Ты не очень зорок для выбранной профессии… — мне было трудно, но я улыбнулась, — Обещай, что второй попытки не будет.

— Выбор сделан?

— Да, — еще тише сказала я, прикрыв глаза.

— У тебя прям марафон идиотских решений, — зло бросил Макс, и, поцеловав на прощание добавил, — Ты знаешь, где меня найти.

Глеб занял свой пост, чем нагонял на меня тоску.

— Может, хватит? — сказала я однажды.

— Что? — вроде бы не понял он.

— Я начинаю жалеть о своем поступке. Твоя смерть решила бы массу проблем, а вместо этого я получила тотальный контроль.

Он ничего не сказал, вышел и больше не появлялся. Прошло несколько дней, букеты в палате сменяли друг друга, приходили Машка и Ритка, даже Ремезов заглядывал, но Глеба не было. Я выждала еще пару дней и набрала номер, который знала наизусть.

— Слушаю, — не очень дружелюбно ответил Бессонов, а я не знала что сказать.

— Я хотела извиниться, — начала я, но он меня перебил:

— Полина, мне сейчас некогда. Все, что я обещал в силе. Твой развод — вопрос времени. Если что-то еще необходимо в плане лечения, звони Маше.

Он отключился, не попрощавшись.

Дни летели, я уже довольно крепко стояла на ногах, и, покинув больницу отправилась домой. Ритка с Подсолнухом устроили небольшой праздник по случаю моего возвращения. Подруга сетовала, что рядом с нами нет Макса, я же была рада тому, что у него хватило ума уехать.

Спустя неделю, поняв, что никто мной не интересуется, я начала тосковать. Ни Бес, ни Клим никак себя не проявляли. Моя жизнь принадлежала мне и я могла распоряжаться ей как угодно, вот только развод Клим не давал, что означало одно: я по-прежнему супруга Климента Ковалева и вести себя стоит подобающе. Одним словом, приди мне в голову идея завести интрижку, мой любовник непременно попал бы под поезд.

Мысль о том, что Глеб от меня отказался, вместо радости принесла горький осадок, не без Машкиной помощи. Подруга методично вдалбливала мне в голову мысль о том, что Бессонов близок к смерти от тоски, словно Хатико, а я злопамятная стерва, мешающая двум сердцам воссоединиться.

В один прекрасный день, я плюнула и вызвала такси.

Я стояла на пороге, Бессонов сидел в кресле, ко мне спиной. Он слышал, как я зашла, но даже не повернулся. На секунду мне стало дурно от того, что я вновь оказалась в этом доме, в этой гостиной, даже рояль стоял на прежнем месте, но я тут же одернула себя. Ведь я обещала оставить все в прошлом.

— Сделаешь шаг, и двери захлопнутся, — сказал он, не поднимаясь.

Я ничего не ответила, подошла к роялю и провела пальцем по крышке. Слой пыли навеивал мысль о том, что Мария Николаевна обходит его стороной. Глеб словно угадав о чем я думаю, пояснил:

— Его запрещено трогать. Он хранит твои прикосновения.

— В этом больше нет нужды, — сказала я тихо.

— Вот как? — он подошел сзади, убрав в сторону волосы, провел кончиком носа по линии шеи, сделав глубокий вдох, от чего по моему телу прошел электрический разряд.

Еще по дороге сюда, я сходила с ума от желания оказаться в его объятиях, теперь же, казалось еще пару минут и я разлечусь на тысячу звезд только от того, что он стоит рядом.

Я повернулась, игриво улыбаясь, обвила руками его шею и, едва касаясь уха, прошептала с придыханием:

— К черту все…я хочу быть счастливой.

Он подхватил меня на руки и понес вверх по лестнице.

Каждое его прикосновение было пропитано нежностью. Он смаковал меня словно редкий десерт, пытаясь разгадать ингредиенты, и никуда не спешил, покрывая поцелуями каждый сантиметр моего тела, а мне хотелось одного — слиться с ним воедино, раствориться в нем, как сахар. Я отвечала на его ласки, мне хотелось обладать этим мужчиной равно, как и принадлежать ему. На секунду отстранившись, он прохрипел севшим голосом:

— Скажи, чего ты хочешь…

— Я хочу тебя, — шептала я.

— Громче! — приказал Бессонов, играя языком моими сосками, что возносило меня к вершине блаженства, и я закричала, чтобы ни у него, ни у кого в радиусе ста километров не возникло сомнений:

— Возьми меня!

На этот раз он не стал уточнять детали. Я почувствовала, как его плоть заполняет лоно, приводя меня в состояние эйфории.

— Смотри мне в глаза! Я хочу, чтобы ты меня видела! — он сжал мое горло так, что мне пришлось их открыть инстинктивно.

И я смотрела, смотрела в эти бездонные черные озера, полные неистового огня, готовые испепелить меня, если я вдруг отступлю, и каждый раз, когда я закатывала глаза, от удовольствия, он сдавливал мою шею с новой силой:

— Я сказал, смотри на меня!

Словно боялся, что закрыв глаза я представлю себя с кем-нибудь другим, для него было важным, чтоб я не теряла связь с реальностью. Но я ее потеряла, давно. Обхватив его торс ногами, я сжала их, заставляя его войти как можно глубже.

— Глеб… — я знала, что он хочет слышать свое имя, но еще больше мне хотелось его произносить.

Он впился в мои губы своими, я ответила, неистово царапая его спину, оставляя обжигающие следы. Я прикрыла веки, не в силах больше наблюдать за происходящим: грязной, пошлой страстью, которой хотелось предаваться снова и снова.

— Ты моя! — его тело обмякло, и он рухнул на меня тяжело дыша. — Никто этого не изменит.

Я давно проснулась, но не спешила открывать глаза. Боже, какая я идиотка! Бегать по свету столько лет, чтоб в итоге вновь оказаться в его объятиях. Стоило признать, это была лучшая ночь за эти самые «столько лет». Глеб прижал меня к себе крепче и, сделав глубокий вдох, уткнулся в мою шею и сказал полушепотом:

— Я знаю, что ты не спишь. И знаю, о чем ты сейчас думаешь.

— О чем же? — спросила я, — запрокидывая голову вверх, тем самым открывая доступ к самым чувствительным участкам тела.

— Что-то вроде «Как я могла?! Что мне теперь делать?!Как открыть глаза, чтоб не сгореть со стыда!» — шептал, спускаясь ниже.

Я, постанывая, открыла глаза и улыбнулась, он поднял голову и наши взгляды встретились:

— Говори, — сказал требовательно.

— Не скажу! — рассмеялась я, бросая вызов.

— Скажешь, — зарычал Бессонов и одним движением перевернул меня так, что я оказалась сверху.

— Глеб, — я постаралась придать своему лицо серьезное выражение, — Это было…ошибкой!

— Не правильный ответ