Я снимаю небольшую однокомнатную квартиру, зато в хорошем современном районе. До театра мне меньше получала по прямой ветке метро. Ну, разве не шикарно? А какой вид из окна! Дом крайний и из окон квартиры красивый вид на город. Ночью особенно классно.

Так бы смотреть на закат, зажигающиеся фонари и обниматься с любимым человеком. Я так мечтаю. Речь, конечно же, про Лео.

Звонок в домофон. Стараюсь избавиться от навязчивых картинок в своей голове и открываю девчонкам дверь.

– Привет, – здороваюсь.

Соня заходит первая, за ней Мила. В коридоре после них как всегда целая вакханалия цветочных ароматов. Нос немеет и отказывается воспринимать другие запахи.

– Как вчерашнее выступление? – начинает с главного. Значит, Соне уже донесли про букет.

– Правда, что у Ирки такая же офигенная попа, как и у меня? – устала задаваться этим вопросом. Как Кир мог перепутать? Мы же абсолютно разные!

– Я не обращала внимания на ее попу, Зойка, – раздраженно отвечает. Так и хочется ущипнуть за плечо. Могла бы и соврать ради лучшей подруги. Со вчерашнего вечера сравниваю свою пятую точку и Иркину по ее фотографиям в соцсетях.

Мила хозяйничает на кухне: раскладывает нарезку, разливает вино по бокалам, подключает выбранный на вечер фильм. И молчит. Хотя более чем уверена, ее мнение ничуть не отличается от Сониного. Как против меня дружат, заразы.

– Жаль, – что еще могу сказать?

Но Кир обратил внимания. И сравнил. Точнее, перепутал. Не прощу, гада. И, конечно же, после такого никуда с ним не пойду.

– А букет от кого был? – осторожно интересуется. Сама с Милой глазками стреляет. Почти незаметно. Но я-то все вижу. Кулаком по столу хочется стукнуть, чтобы прекратили, заговорщицы. Обидно, так-то…

– А то ты не знаешь?!

Снова мажущие взгляды. Уголки губ невинно ползут вниз.

– Нет.

Сощурила глаза и рассматриваю своих подруг. Хитрые обе, у каждой в голове сотни мыслей вертятся, как шарики в лотерее.

– От Леманна, – сознаюсь тихо.

По коже очень осторожно начали появляться мурашки. Незаметные такие еще, как от легкого прохладного ветерка. Букет стоит на окне в комнате. Вчера как пришла, достала цветы из упаковки, обрезала нижние листья и поставила в вазу. Долго любовалась ими.

– От Ле-е-еманна, – тянет гласные. Да, мне тоже нравится его фамилия. Звучная. И очень красивая. – То есть, не от Лео?

Начинаю закипать. Тема с шуточной переходит в разряд острых. Если раньше я спокойно могла пропускать мимо ушей их издевки в его адрес, и в свой, соответственно, сейчас внутри пульсирует раздражающее и зудящее чувство. Мне неприятны их нападки в сторону Лео и постоянное восхваление Кира в моих глазах.

– Нет, не от него, – отворачиваюсь от них к раковине, чтобы помыть фрукты.

– А Кир… он звонит? Звонил тебе?

С грохотом бросаю уже чистые яблоки обратно в раковину. Брызги летят в разные стороны. Но мне плевать.

– Мы можем поговорить о ком-то, кроме Леманна? – спрашиваю резко.

Сама себя перестала узнавать. А главное, я не совсем понимаю, почему такую реакцию вызывают эти вопросы, намеки, да и сам Кир.

Как голыми и мокрыми руками провода коснуться – в секунду вспыхиваю и трясусь.

– Можем, – говорит Мила.

На кухне воцарилась тишина. Дыхания такие тихие, что нервы тоненькими кручочками цепляются и тянутся в разные стороны.

– Какие планы на отпуск? – ненавязчиво спрашивает Милка. Между нами ощущается натянутость. Резко становится неуютно даже на собственной кухне. Такого давно между нами не было. Мы могли ругаться, ссориться, но вот это молчание на кухне… жуть.

– К маме съезжу. Была у нее еще в феврале. Скучаю.

Отодвигаю бокал с вином, не сделав и пары глотков. Не хочу. Ощущение одиночества поглощает даже среди близких подруг.

Наш вечер заканчивается раньше обычного. Резко иссякли все темы для разговоров. Так паршиво внутри от этого чувства.

– Тебе сегодня что-то твой Навицкий не звонил, – хочу съязвить. Нереализованное желание укусить за причиненное мне душевное беспокойство. Странная черта, девчонки знают о ней и уже привыкли, что иногда я и правда веду себя как… сучка.

– В Питер уехал. Что-то там сделка какая-то срывается. Они с Кириллом побросали все дела, и…

Снова игра в «гляделки». Имя «Кирилл» в этом доме приравнивается к ругательству. Сердце замирает, набрав высоту, и дрожать начинает. Я сама не своя. Ощущений столько, что задыхаться начинаю.

Он уехал со спектакля, передав букет, потому что проблемы с салоном. Не потому, что не интересно, не потому что устал… Какие еще оправдания вертелись в моей голове?

– Извини, – Мила опускает взгляд и быстро завязывает шнурки на кедах. Девчонки будто и правда торопятся покинуть свою квартиру.

– Что-то серьезное? У них? Ну, на работе? – спрашиваю тихо. В этой навязанной тишине находиться непривычно. Не знаешь, куда деть руки, как стоять, даже к дыханию придираешься.

Мила закусывает нижнюю губу, оттягивает момент. Я вся извелась. Какое мне вообще дело до Кира и его дурацких машин?

Но в теле все процессы на паузу поставлены в ожидании ее ответа. Черт, да он сейчас, кажется, как приговор судьи по уголовному праву. Жить или умереть?

– Я не знаю, Зойка. Если есть желание, уточни у… – делает театральную паузу. Зря мы, что ли, учились? – Кирилла Леманна, – выделяет она его имя и выходит за дверь, не попрощавшись.

Девчонки уходят с шумом. Обиделись. И я тоже. Чуть язык закрытой двери не показала.

Бреду до своего окна. Там сейчас такой закат должен разворачиваться, что в груди все мерцать начинает, и слезы на глаза наворачиваются.

Телефон нарушает мое уединение. Девчонки, кто же еще? Беру трубку, даже не глядя на экран. Упущение.

– Скучала?

Вот черт. Сильнее сжимаю телефон в руке, что он гореть начинает и обжигать кожу ладони.

Непроизвольно улыбаюсь. Стоило услышать его голос. Слабая у меня оборона выходит. Рушится вон на глазах, стоило ему только спросить, скучала ли я.

А я скучала?

– По тебе? Ни капельки, – сжимаю губы, чтобы не улыбаться. Как же это сложно! Скучала, выходит. А девчонки правы. Чертовски правы.

– А я вот скучал, Зоя. Так что, собирайся и спускайся, – уверенно заявляет. Безапелляционно. Его настырность стала подкупать. Но… не на ту напал.

– И не подумаю, – усаживаюсь на диван. Спина ровная, левая рука лежит на коленях. Все тело в напряжении. Как в ожидании широкого прыжка.

– Гвоздики куплю. Или пионы. Мне без разницы, а тебе приятно, – голос мягкий и чуть игривый. В сети свои затягивает, паук.

– Я спать хочу, а не цветы.

– Зоя, поднимусь ведь.

– Не открою.

А сама в голос смеюсь. Какой там спать, мне и правда хочется спуститься, и просто увидеть его.

– Да куда ты денешься, коза моя.

Да что ж такое, он обзывается, а я откинулась на диван и так хорошо стало. Даже про ссору с девчонками забыла.

– Позови меня! – провоцирую. В груди становится тесно от непередаваемой эйфории. Она объемная, сквозь органы все просачивается и греет их. Не помню, чтобы что-то похожее у меня было с Лео. У меня вообще такого никогда не было. Это несколько пугает. А что, если это чувство вызывает зависимость? Есть вообще лекарство от такой эйфории?

Кир бросает трубку резко. Эйфория сменяется разочарованием, перед глазами с хлопком все окружение черно-белым становится.

– Кир? – зову в трубку. А там… тишина.

Отхожу к окну и открываю его настежь. Господи, воздух такой свежий, летний. Но ни капельки не облегчает накрывшую меня агонию. Меня кинул Кирилл Леманн.

– ЗО-Я!

Этот дурак стоит под окнами и глазами ищет мое окно. Головой так и вертит, сейчас открутится. Руку прижимаю к груди, сердце выпрыгнет сейчас через окно, так быстро оно бьется.

– Тише ты, – говорю спокойно, но он же меня не услышит. Все зовет меня. Попросила ведь.

Набираю его номер. Кир берет трубку с первого гудка, будто ждал. Дышит часто, запыхался.