Три женщины на велосипедах прокатили мимо, сделали круг на автостоянке и вернулись, направляясь к подножию холма. Джастин вспомнил, что и утром видел трех велосипедисток.

– Я сразу направилась к телефону. В «Гиппо» у нас автоответчик. Ничего навороченного, обычный автоответчик за сотню марок, но сотня марок тоже деньги, а его как раз не взяли. Нам звонят со всего мира, поэтому автоответчик нам необходим. Пленки как не бывало. «Дерьмо, – подумала я, – кому могла понадобиться эта паршивая пленка?» Прошла в другую комнату, чтобы взять новую кассету. Компьютера как не бывало. «О, дерьмо, – подумала я, – какой идиот передвинул компьютер и куда поставил?» У нас был большой компьютер, который стоял на специальном столике на колесиках. К нам как раз пришла на работу новая девушка, умненькая, хорошая, но новая. «Беата, дорогая, – спрашиваю я, – куда подевался наш компьютер?» Тогда мы стали искать. Компьютер. Пленки. Дискеты. Документы. Папки с архивными материалами. Все пропало при запертых дверях. Из ценностей ничего больше не взяли. Ни деньги из сейфа, ни кофеварку, ни радиоприемник, ни телевизор, ни магнитофон. То есть побывали у нас не наркоманы. Не профессиональны е воры. И полиция пришла к выводу, что работали не преступники. С чего бы это преступникам запирать за собой двери? Может, вы знаете с чего?

– Чтобы сказать нам, – ответил Джастин после долгой паузы.

– Простите? Сказать нам что? Я не понимаю.

– Они заперли двери и с Тессой.

– Пожалуйста, объясните. Какие двери?

– Джипа. Когда убили ее. Они заперли двери джипа, чтобы гиены не смогли добраться до тел.

– Зачем?

– Они хотели напугать нас. Они послали предупреждение на лэптоп Тессы. Мне или ей. «Опасная зона! Не заходите дальше!» Они пригрозили ей смертью. Я нашел листок с угрозами несколько дней тому назад. Мне она ничего не говорила.

– Значит, она была смелой женщиной, – тяжело вздохнула Бирджит.

Она вспомнила про сэндвичи. Они сели на другую скамью и съели их, пока Карл жевал хлебец и что-то пел. Двое стариков прошли мимо них, спускаясь с холма.

– Они делали выборку? Или взяли все целиком?

– Целиком, но выборку делали. Роланд говорит, что нет, но Роланд очень уж легко на все смотрит. Он что спортсмен, пульс которого в два раза реже, чем у всех, поэтому он может бежать быстрее любого. Если только захочет. Если считает нужным – бежит. Если полагает, что ничего нельзя сделать, – остается в постели.

– Так что их интересовало?

Она хмурится, совсем как Тесса. И, как с Тессой, он не пытается торопить ее.

– Как вы перевели слово «waghalsig»? – спрашивает она.

– Отчаянный, я думаю. Может, рискованный. А что?

– Тогда я тоже была waghalsig.

Карл запросился на ручки, чем немало удивил Бирджит. Такого, призналась она, уже давно не случалось. Впрочем, Джастин с радостью согласился на роль носильщика. Она достала из рюкзака «кенгуру», отрегулировала длину лямок, подняла Карла и наказала ему хорошо себя вести с новым дядей.

– Я была хуже, чем waghalsig, я была круглой идиоткой, – она прикусила нижнюю губу, ненавидя себя за то, что собиралась сказать. – Мы получили письмо. На прошлой неделе. Его доставил курьер из Найроби. Не письмо – документ. Семьдесят страниц. О «Дипраксе». История создания, механизм действия, побочные эффекты. Без подписи. Научная часть выглядела логично и объективно, остальная, мягко говоря, удивляла. Документ направлялся «Гиппо». Не кому-то конкретно. Просто «Гиппо». Дамам и господам, работающим в «Гиппо».

– На английском.

– На английском, но писал, я думаю, не англичанин. Печатал, поэтому почерка мы не знаем. В документе содержалось много ссылок на бога. Вы – религиозный человек?

– Нет.

– А вот Лорбир религиозный.

Морось иногда сменялась сильным дождем. Бирджит сидела на скамейке. Они подошли к детской площадке с качелями. Карл боролся со сном, но пожелал покачаться. Его глаза закрывались, но он улыбался, когда Джастин очень осторожно раскачивал его. Белый «Мерседес» с гамбургскими номерами медленно поднялся на холм, проехал мимо них, сделал круг по залитой дождем автостоянке, так же медленно проследовал в обратном направлении. За рулем сидел мужчина, рядом с ним – второй. Джастин вспомнил двух женщин в припаркованном у тротуара «Ауди», которых видел утром, выходя из дома-замка. «Мерседес» скатился с холма.

– Тесса писала, что вы говорите на всех языках.

– Если мне есть что на них сказать.

– Почему вы были waghalsig?

– Скорее вы скажете, что я вела себя глупо.

– И в чем вы вели себя глупо?

– Получив письмо от курьера из Найроби, я разволновалась, позвонила Ларе Эмрих в Саскачеван и сказала: «Лара, дорогая, послушай, мы получили длинное анонимное, очень загадочное, совершенно безумное письмо, в котором подробно и убедительно расписана вся история «Дипраксы». Без обратного адреса, без даты, без подписи, но мне представляется, что автор письма – Марк Лорбир. В письме достаточно подробно описаны смертные случаи, вызванные применением препарата в сочетании с другими лекарствами, и оно может сильно укрепить твои позиции». Особенно меня порадовало то, что документ буквально озаглавили ее именем. Назывался он «Доктор Лара права». «Безумный, конечно, текст, – сказала я ей, – неистовый, как политическое заявление. Очень полемический, очень религиозный и уничижительный для Лорбира». «Тогда он написан Лорбиром, – ответила мне Лара. – Марк сам себя сечет. Это нормально».

– Вы встречались с Эмрих? Знакомы с ней?

– Как с Тессой. По электронной почте. То есть мы – электронные подруги. В письме говорилось, что Лорбир шесть лет прожил в России, два года при коммунизме, четыре – в период нового хаоса. Я сказала об этом Ларе, но она и так это знала. Согласно письму, Лорбир представлял интересы нескольких западных фармакологических корпораций, лоббировал их интересы в высших российских здравоохранительных инстанциях, продавал западные лекарства. За шесть лет он имел дело с восемью министрами здравоохранения. В письме есть фраза, касающаяся этого периода, я хотела зачитать ее Ларе, но Лара прервала меня и сказала, что и так ее знает. И процитировала слово в слово: «Российские министры здравоохранения приезжали на «Ладах», а уезжали на «Мерседесах». Она добавила, что это любимая шутка Лорбира. И тем самым мы окончательно убедились в том, что документ написан Лорбиром. Это было его мазохистское признание. От Лары я также узнала, что отец Лорбира был немецким лютеранином, ревностным кальвинистом, отсюда и желан ие сына исповедоваться. Вы разбираетесь в медицине? Химии? Может, в биологии?