Во-первых, ее демонстративное поведение на похоронах. Конечно, нет писаных правил о том, как должно вести себя на этой церемонии. Тем не менее Вудроу полагал, что она вышла за рамки приличий. А потом последовал длительный период агрессивного траура, когда она бродила по «канцелярии», словно зомби, отказываясь встретиться с ним взглядом, хотя в не столь уж далеком прошлом он рассматривал ее в качестве… скажем, кандидатки. А в последнюю пятницу, без всякого объяснения, попросила дать ей отгул, хотя работала в «канцелярии» совсем ничего, занимала самую низшую должность и, конечно же, не имела права ни на какие отгулы. На что он, по доброте души, ответил: «Да, хорошо, Гита, пожалуй, мы можем пойти тебе навстречу, только не загони его», – всего лишь невинная шутка, которую женатый мужчина средних лет может позволить в разговоре с симпатичной молодой женщиной, но, если бы взгляды могли убивать, он бы точно рухнул у ее ног.

А как провела она день, который он даровал ей? На зафрахтованном самолете с дюжиной других женщин из так называемого клуба памяти Тессы полетела к этому чертову озеру Туркана, чтобы под бой барабанов и пение псалмов возложить венок на то место, где убили Тессу и Ноя! Вудроу узнал об этом в понедельник, открыв «Найроби стандарт» и увидев ее на фотографии, между двумя здоровенными африканками, которые вроде бы приходили на похороны.

– Ты только посмотри, Гита Пирсон, – фыркнул он, протягивая газету Глории. – Мертвых надо хоронить, а не выкапывать из могилы каждые десять минут. Такого я от нее не ожидал.

– Если бы мы не принимали итальянского посла, я бы полетела с ними, – ответила Глория, полным упрека голосом.

Свет в спальне погас. Глория притворилась спящей.

– Дамы и господа, пожалуйста, присядьте. Этажом выше гудела мощная дрель. Вудроу отрядил Милдрена на восстановление тишины, а сам в это время перебирал на столе бумаги. Гудение стихло. Вудроу оглядывая собравшихся, пока не появился запыхавшийся Милдрен. В отсутствие посла общие планерки не проводились, поэтому Вудроу распорядился, чтобы на совещаниях в «канцелярии» присутствовал весь состав посольства. И теперь в зале сидели Тим Донохью и его помощница Шейла, военный атташе, Барни Лонг из отдела торговли. И бедная Салли Эйткен, заикающаяся и краснеющая от волнения, присланная на стажировку из Министерства сельского хозяйства и рыболовства. Гита, заметил он, устроилась в привычном для нее углу: после смерти Тессы она делала все, чтобы стать невидимой. Она по-прежнему носила на шее так раздражающий его черный шарф, который напоминал ему о грязной повязке, закрывавшей рану Тессы. И как расценивать ее косые взгляды: флирт это или презрение? С этими восточными красавицами никогда ничего не поймешь .

– Боюсь, друзья, я должен поделиться с вами грустными новостями, – начал он бодрым голосом. – Барни, если вы не возражаете, займитесь дверью, как говорим мы в Америке. Не надо нести ее к моему столу, достаточно только плотно закрыть.

Смех… но отнюдь не веселый.

Он сразу перешел к делу, как, собственно, и собирался. Взял быка за рога – все здесь профессионалы, нечего рубить хвост по кускам. Коротко глянул на лежащие перед ним бумаги, несколько раз постучал по ним тупым торцом карандаша, расправил плечи и начал:

– Вот на чем я хотел бы остановить ваше внимание этим утром. Первая новость остается под грифом «Секретно», пока ее не обнародуют англичане или кенийцы. Сегодня в двенадцать часов дня кенийская полиция выпишет ордер на арест доктора Арнольда Блюма, обвиняемого в убийстве Тессы Куэйл и шофера Ноя. Кенийцы уже связались с правительством Бельгии, и работодатели Блюма заранее проинформированы. Мы узнали об этом через Скотленд-Ярд, который работает в тесном контакте с Интерполом.

Ни протестов, ни ахов изумления не последовало, разве что скрипнули два-три стула. Вот тут загадочные глаза Гиты наконец-то уставились на него, полные то ли восхищения, то ли ненависти.

– Я знаю, что для вас всех это шок, особенно для тех, кто знал и любил Арнольда. Если вы хотите поставить в известность ваших партнеров, я разрешаю, но особо не усердствуйте. – На память пришла Глория, которая до гибели Тессы видела в Блюме выскочку-жиголо, а теперь вдруг озаботилась его судьбой. – Не могу сказать, что мне самому все это нравится, – признался Вудроу. – Пресса, конечно, всему найдет объяснение. Опять будут пережевывать отношения Тессы и Блюма. Если его поймают, будет громкий процесс. Поэтому для посольства это едва ли не худший вариант развития событий. На данном этапе у меня нет никаких сведений о доказательствах, которыми располагает полиция. Мне лишь сказали, что улики не оставляют ни малейших сомнений в виновности Блюма, но иного ожидать от полиции и не приходится, не так ли? – Короткая улыбка, призванная чуть разрядить атмосферу. – Вопросы?

Вопросов не последовало. Должно быть, известие всех ошарашило. Даже Милдрен, который был в курсе с вечера, ограничился лишь тем, что почесывал кончик носа.

– Вторая новость имеет отношение к первой, но вопрос этот куда более деликатный. Делиться ею с кем-либо без моего разрешения я запрещаю. Моего или посла, если он вернется. Никому из вас принимать такое решение не положено. Я выразился достаточно ясно?

Его определенно поняли, потому что многие согласно кивнули. Теперь на нем скрестились все взгляды, а Гита вообще не отрывала от него глаз. «Господи, а если она влюбилась в меня: как мне выбираться из такой ситуации , – подумал он. – Ну, конечно! Именно поэтому она налаживает отношения с Глорией! Сначала нацелилась на Джастина, теперь – на меня! Она же хищница, так и норовит сбросить жену за борт!» Он с трудом отогнал от себя эти мысли, не имеющие отношения к повестке дня.

– С прискорбием вынужден сообщить вам, что наш коллега Джастин Куэйл как сквозь землю провалился. Вы, должно быть, знаете, он не пожелал, чтобы представители Форин-оффис встречали его в аэропорту, сказав, что обойдется своими силами. Он беседовал с Элисон Лендсбюри, в тот же день общался за ленчем с Пеллегрином. Оба пришли к выводу, что он переутомлен, мрачен и настроен враждебно. Ему предложили санаторий и консультации специалиста по психологической разгрузке, но он отказался. А потом исчез.