«Рогнеда! Дочь! Иди скорее! –

Позвал красавицу отец, –

О чём ты говоришь с плебеем?¹³

Тебя ещё раз под венец

В державу русскую позвали.

Ответь посольству, дочь моя,

Что руку мы твою отдали.

И осчастливили царя.

Я, видно, отказал им скверно

И из твоих прелестных уст

Ответ от дочери примерной

Пересказать им не берусь».

Когда походкою царицы

Вошла красавица к послам,

То восхищённо удивиться

Пришлось бывалым их глазам.

Закашлялись. Не ожидали,

Что ослепительна, как свет,

Та, коей царство предлагали,

Которого в помине нет.

Но лгал посол непринуждённо.

Не ошибается молва:

Стою, как громом поражённый,

И все Владимира слова

Какой-то кучею стеснились.

Сейчас я с ними разберусь…

Ты хочешь – мы не уяснили –

Идти царицею на Русь?

Меня другому предназначил

Ответ почтенного отца.

Владимиру с отказом, значит,

В моём лице ты шлёшь гонца?

Мне князь и «трон» его не нужен.

Я не заложница судьбы.

Не назовусь женою мужа,

Который… только сын рабы!

Не ведает твоя гордыня,

Что в ослеплении творит.

Она – души твоей пустыня

И громче прочих говорит.

Происхожденье – это право

Так незаконным отвечать.

Мне Ярополк вручил державу.

Что ваш Владимир может дать?!

Ты хороша, но и спесива.

Я князю точно передам,

Как невозможно ты красива

И всё, что ты сказала нам.

Как зверь израненный по клетке

Метался оскорблённый князь.

Больнее заклеймившей метки

Обида в сердце запеклась.

«Она вполне достойна брата, –

Сжимая руки в кулаки,

Шептал Владимир, – Что ж, без свата

Я попрошу её руки.

Так попрошу, что не забудет

Рогнеда униженья честь».

Поспешно князь дружину будит,

Сказав спокойно: «Дело есть».

Как искушение отместки,

Как искупление за спесь

Была теперь ему невеста.

Он – взрыв негодованья весь.

А, впрочем, внешне князь спокоен.

(Лишь конь дрожит под седоком).

Недаром он – прекрасный воин.

Дорога вьётся день за днём…

Рогволд со смутною тревогой

Доклад прослушал о гостях.

«Уж лучше б дочь была убогой, –

Сказал отец при сыновьях, –

Не нравится мне посещение

Того, кому я отказал.

Рогнеде в дальнем помещении

Я схорониться приказал.

Что ж, потолкуем с женихами,

Когда им так невмоготу,

Что к нам пожаловали сами

Взглянуть на нашу красоту».

Рогнеду любопытство гложет;

Прильнув к открытому окну,

Она, сощурившись, не может

Противодействовать ему.

Взгляд опрометчиво блуждает

По всадникам; один из них

Её сильнее привлекает

И продолжительней других.

Его разглядывать упорно,

Невольно сдерживая вдох,

Как будто на коне огромном

Проследовал какой-то бог,

Ей было ново, сладко, странно.

А пыль, вздымаясь от копыт,

Клубилась облаками рвано,

Просеянная сотней сит.

Ей показалось, что однажды

На самый-самый краткий миг

Взгляд и упорный, и вальяжный

Её пристанища достиг.

Он ехал во главе дружины

На щедро убранном коне.

Кто это, Малка?

Князь Владимир.

Он будто улыбнулся мне?

Вот наказание – упрятать

Меня от дорогих гостей!

Быть милой для обоих братьев

Достойно красоты моей!

Но ты… откуда князя знаешь?

Не отводи лукавых глаз!

Ты что-то от меня скрываешь?

Я жду, служанка, твой рассказ.

Но, госпожа, я не добавлю

Своей пристрастности словам.

Не от себя я князя славлю –

Чужому опыту воздам.

Молвою полнятся девичьи,

Что князь весьма охоч до баб:

Не только княжеским величьем

Владимир, говорят, не слаб.

Что он искусен в вожделении,

Что странную имеет власть,

Что гордые без сожаления

К его ногам хотят припасть.

Красу он ценит без разбора –

Иноплеменную, свою, –

Ему, полуночному вору,

Честь без раздумий отдают.

Он презирает святость брака

И целомудрия девиц,

И знает каждая собака:

Князь похищает чаровниц.

Всё, может статься, наговоры,

Но нету дыма без огня.

В девичьих кличут бабским мором

Его могучего коня.