Два года ревновал Владимир
Державу к брату своему,
И под знамёнами чужими
Отмщенье грезилось ему.
В походах доблестных норманнов,
Чьи флаги сеяли тогда
Безвольный ужас в капитанов
И тем на абордаж суда
Частенько безоружно брали,
На родине своих отцов
Владимир утолил печали,
Собрав дружину храбрецов.
В боях он каждого проверил
В кровавый откровенный час.
Своей дружине князь поверил
И подтвержденье знал не раз.
Он с каждым витязем сражался
Играючи лицом к лицу
И, успокоясь, убеждался:
Изгнанье близится к концу.
И видит князь родные стены,
А новгородский чернозём
Прилип к сыновнему колену.
(Князь добрый знак увидел в том).
Сместив посадников11 от брата,
Князь в Киев отправляет их:
«Моя земля не столь богата,
Чтобы откармливать двоих, –
С достоинством сказал Владимир
И продолжал: – Хоть Ярополк
Власть над державою раскинул,
Но пусть возьмёт отныне в толк,
Что не ягнёнок простодушный,
Не полукнязь, не полубрат,
Не робкий юноша тщедушный
Стоит у царствующих врат.
Теперь силён я: и дружиной
Отчаянных сорвиголов,
И ратною дорогой длинной,
И дымом едким от костров,
И влажным запахом попоны,
Мечом, нагревшимся в бою,
И всем неписаным законом
Я перед ним теперь стою.
Не стоит брату обольщаться,
И пусть узнает господин:
Я не за жизнь готовлюсь драться,
А за державу – царь один».
Когда прислуга затворила,
Скрипя, за вышедшими дверь,
Князь прошептал: «О, брат постылый!
Что скажет мне Перун12 теперь?
Да, вот ещё: его невеста.
И, если слухам доверять,
Она – красавица. Что ж, вместе
С державой и её отнять.
Как я чувствительно задену
Великокняжескую честь!
Пусть привыкает к переменам,
Узнает, что такое месть».