– Отдохнем минутку? – предложил Саша в конце третьего спуска.

И мы вместе упали на хрустящий снег.

– Ты, наверное, просто кайфуешь от происходящего, – заметила я с иронией. – Бежал кататься, а в итоге меня на руках таскаешь!

– И не жалуюсь.

– Давай в следующий раз я поеду одна? И ты один. Подождешь меня потом внизу…

– Серьезно?

– Конечно.

– Тогда у меня есть предложение получше, – он поднялся на ноги, подхватил доску. – Ты – отдыхай, а я мигом… всего один разок.

А я еще Тимура называла ребенком. Оказалось, и друзья у него не отстают, ох уж этот полный задора взгляд – такой не подделать.

Пока Саша бежал в гору, я достала телефон. Может, мне удастся сделать пару годных снимков. Камера телефона далека от совершенства, но момент хотелось запомнить. Пусть это будет один смазанный кадр, но он останется со мной. Как свидетельство, что эта странная и чудесная ночь случилась.

И я тоже побежала в гору. Не до конца, конечно, просто выбирала выгодную позицию. Пожалуй, здесь будет хорошо. Позади лес, припорошенный снегом. Фонарь где-то сбоку, свет не будет бить в камеру. Рядом мелкие трамплины и перила, еле-еле выступающие из под снега.

И Сашка едет. Или летит? Склон здесь небольшой, это правда, для него наверное и вовсе пустячный. Но для меня это настоящий полет. Из под его доски высокой стеной вырывается снег. Далеко, но я все равно фотографирую. И когда он ближе подъезжает, делаю снимки. Саша резко возле меня тормозит, обдавая снегом, смеется, обзывает снеговиком. Сам он тоже с ног до головы в снегу. И мы делаем селфи «снежных людей». Как-то само собой получается.

– Вставай! – он показывает на свою доску.

И я встаю. Он прижимает меня к себе крепко. Мы летим уже вместе, на одном сноуборде. А снег так и норовит попасть в лицо! Все как я мечтала. И нисколько не страшно. Вот только опять учащается пульс. Потому что близко, потому что слишком хорошо и волнительно. Невообразимое чувство, с которым трудно справиться, когда все вот так и сразу. Ночь, уединение, полет и искрящийся в свете фонарей снег. Точно! Во всем виноват снег.

Внизу Саша останавливается. Мы все еще близко, я прижата к нему и стою на его доске. Удивительно, как мы вообще держимся. И долго смотрим друг на друга. Есть моменты, которые не упускают. Им надо отдаться, так говорят. Вот и я – ныряю с головой… считай, что в сугроб. Целиком и полностью.

Я первая протягиваю руку. Или только думаю об этом? Но в то же мгновение Саша тащит меня за собой вниз, к злополучному снегу. Саша – внизу, я – сверху. Прижимает меня крепче, я сдергиваю его шапку и путаюсь пальцами в волосах. Весь вечера хотела это сделать! Глаза в глаза. Его – горят так же, как и мои, когда он наконец целует. А дальше я растворяюсь, отбросив все мысли подальше, куда-нибудь к черту. А без мыслей поцелуи они такие… сумасшедшие. Крыши-то нет! А целуется Морозов так же, как о любимом деле разговаривает: отдаваясь целиком, так, что нельзя не ответить и забыть потом.

Снег – виновник происходящего решает, что достаточно. Все идет и идет, идет и идет… превращает пальцы в сосульки, да целоваться мешает. И в себя тоже приводит.

– Я… нам надо…

– Хорошо. Хорошо. Давай только еще минутку полежим? – он прижал меня к себе, носом я уткнулась куда-то ему в шею.

– Всегда так… крышесносно?

– Ты о чем?

– Спуск, девушка, эмоции, поцелуй. Все это вместе?

– Не знаю, Аня. Со мной такое впервые.

– История из разряда: местный глинтвейн – самый вкусный из всех, что ты пробовал? – я засмеялась, сползая с него в сторону. Ухнула прямо в сугроб.

– Из разряда, точно, – он тоже засмеялся. – Ну что, еще один спуск? Или обойдемся подъемом и дорогой до шале?

– А давай не загадывать! Побежали наверх наперегонки! – и я схватила свою доску, помчалась в гору. В который раз за сегодня? Смешно! И опять у меня фора. И опять он догнал и даже перегнал – спортсмен, неуступчивый по природе. Потом, правда, вернулся и помог тащить сноуборд. И за руку взял, помогая перебирать ногами по снегу.

– Пожалуй, еще один подъем меня уничтожит, – сделала я вывод уже наверху. И задыхалась от эмоций и трудного подъема.

– Шале?

– Шале.

Мы возвращались, держась за руки. Без лишних слов.

А снег не прекращался.

– Он что, собирается…

– Вот придурок!

Мы дружно замерли на подходе к шале, не веря глазам. Фигуру, балансирующую на крыше дома, мы заметили еще издалека, но поначалу списали на глюк или странную тень, создаваемую фонарями. Но, чем ближе подходили, тем отчетливее становилась картина. И ни черта это была не тень. Это был человек. Если точнее – тощий парень, облаченный в клетчатые штаны и футболку.

– Что он на крыше делает? – ахнула я.

– Наглеет окончательно и бесповоротно.

Ладно, похоже, не верила глазам лишь я одна. Когда пригляделась к Саше, поняла, что он удивленным не выглядел, скорее уж крайне недовольным.

– А ну-ка стоять! – рявкнул он в сторону крыши. – Стоять, я сказал! Это мое желание. Стой и не двигайся! – и, бросив сноуборд в снег, помчался в сторону дома, оставив меня недоумевать. Что происходит?!

– Ничего не слышно, здесь ветер. У-у-у! – провыл сверху Киселев. Через пару секунд спросил уже тише: – Псс, Новенькая, ты там одна?

– Ну… да.

– Саныч где? Ко мне побежал?

– Хмм…

– Новенькая! – перебил, явно углядев ответ в моем сомнительном «хмм…». – Лови! – и покатился вниз, словно на ледянке во дворе.

В панике, я побежала вперед, спрыгнула с дорожки и оказалась в снегу едва ли не по пояс. Не знаю точно, что собиралась сделать: поймать Киселева налету? Повезло тогда, что не успела… Тим с веселым воплем пролетел прямо передо мной и исчез в пушистом сугробе. Кое-как прорубив тропу, я оказалась рядом с парнем.

– Спятил?! – рявкнула я в ужасе. – Да я… да ты…! Как… с крыши!

– Богатый у тебя словарный запас, однако, – иронично заметил Киселев. Выглядел он так, будто прилег отдохнуть на диване, а не съехал с крыши двухэтажного шале вниз. Даже руки за голову закинул для полной картины. Отмороженный по самые кудри человек.

– А чего глаза какие большие сделала? – изобразил он удивление. – Неужели ни разу с крыши не прыгала вниз?

– Нет!

– Даже в детстве?

– Я всегда была нормальной.

– Ну и жизнь у тебя, Новенькая! Повезло, что на нас наехала. Интересно, это судьба или чья-то ловкая рука? Впрочем, не об этом сейчас… предлагаю тебе игру: ты поднимаешься на второй этаж, выходишь на крышу и прыгаешь вниз – не бойся, тут мягко и безопасно, это наше ежегодное развлечение. А я взамен отвечаю на любой твой вопрос. Вообще на любой.

– Ежегодное развлечение? С крыши прыгать?!

– Ну да. Только не всегда на Новый Год получается, для прыжка снег нужен, сама понимаешь. В этом году повезло. Ну так что насчет игры? Предложение разовое и доступное лишь тебе одной, хватайся за него руками и ногами.

– Считаешь себя необычайно интересной личностью, да?

– Да. Итак?

– Что за мания все превращать в игру?

– Игра сразу дает представление о человеке. Быстро обнажает суть. Например, ты: не отказалась сыграть сразу, еще в баре. О чем это нам сразу говорит? Ты азартная и любопытная. Не слишком скованная, раз не стала вопить, что это все фигня для детей и выспрашивать, а что там за желания будут и вообще… может, лучше обойтись без них. Да-да, это живой пример о-очень многих людей, такие, как правило, моментально мой интерес теряют. О чем с ними вообще говорить можно? А с тобой как минимум можно провести вечер. Поиграть. А подстраиваешься ты хорошо, кстати, мне понравилось.

– Ты… опасен, – пробормотала я. Тимур Киселев – это настоящие американские горки. То милый и наблюдательный, готовый пойти навстречу, увидеть чужую тоску и развеселить, то… такой. Людьми играющий.

На мое замечание он расхохотался:

– Новенькая, ну что ты такая серьезная?! Не смотри на меня так, лучше вон Сан Саныча лови! – и неожиданно: – Нравится он тебе, да?