А…

Мои расправленные плечи опускаются.

Все ясно – прокурор подготовил сыну почву. Выбил проект и ждёт, когда чадо себя проявит.

Мне тут делать нечего.

Откидываюсь на стуле и нервно качаю ногой, ведь не нужен Сергею ни наш институт, ни тем более, какой-то там конкурс.

Той ночью, когда мы с ним встретились в клубе – он был собой, ничего не скрывал. От жизни берет всё сполна, моралью не озабочен, и интересы его в другой плоскости лежат, адвокатское бюро он хотел открыть.

Я помню.

И его слова, и голливудскую улыбку во все тридцать два, по ней так и читалось: детка, нам этой ночью будет очень классно.

А мне это было нужно тогда. Чтобы классно.

Вот только я не знала, что Сергей сын прокурора.

И что к нам присоединится Ярослав.

Невольно прижимаю ладонь к щеке, от памяти как факел пылаю.

– …и делать тебе ничего особо не надо, просто побудешь ассистенткой, – вещает ректор. – Поможешь ребятам, чем попросят.

Звучит как: принесешь кофе, сгоняешь за сигаретами в ближайший магаз.

Или…

– Ребятам? – выпадаю из мыслей, чуть не падаю со стула. Встаю, поправляю брюки. – То есть я буду заявлена, как участница?

– Да, – Аркаша кивает. – Совместный проект с преподавателями.

– Вот с этими новыми.

– Да-да.

– Ну я тогда пойду на зачёт?

– Иди-иди.

Иду к дверям, через сгустки неловкости прорываюсь, ректор у меня за спиной кашляет.

Кусаю губы, всё понимаю. Его перед фактом поставили, и пристроить к нам этих "преподов", и проект…

А дальше что прокурор с главой автоинспекции придумают?

С другой стороны – учебный год заканчивается, а в сентябре эти двое, может, и не явятся, наиграются их отцы, выбьют наследникам место в большом бизнесе.

– И ещё, Ева, – вслед мне даёт указания ректор. – К первомайским праздникам нужно будет испечь пироги. Совместим, так сказать. И мероприятие, и что в нашем дружном коллективе пополнение.

– Ясно, – удерживаю себя, чтобы не отсалютовать.

Шагаю по коридору и прикидываю.

Помогать с проектом я нашему пополнению точно не буду, видеться я с ними не могу.

Но месяц как-нибудь здесь продержусь. А потом сессия, каникулы.

И мы больше не встретимся.

– Ой, что я тебе сейчас скажу! – в конце коридора в воздух взметается тонкая ручка, привлекая внимание.

Щурюсь на подругу и улыбаюсь, без очков не очень хорошо вижу, но вот голос – так высоко визжат только пила и Оля.

– Ты почему не на парах? – включаю строгость, подхожу ближе. Замечаю круги, украшающие глаза, вчерашний макияж, спутанные ржаные волосы и киваю, – опять всю ночь не спала, ясно.

– Весна, Ева, ночи теплые, – она берет меня под руку. – Тебе тоже полезно иногда отвлечься.

Вспоминаю, чем закончился тот единственный раз, когда я решила отдохнуть и ежусь – участники тайной вечери сегодня разгуливали по моему универу.

– Иду сейчас такая на учебу, – Оля вышагивает, как цапля, выбрасывает ногу от бедра, и короткая юбка ещё сильнее задирается. – А мне навстречу два мужика. Один аж в костюме, ну, по классике такой. Я прямо выпала.

– Угу, – сворачиваю к кабинету, но подруга дёргает меня на себя.

– Эй, ты куда, – она выхватывает у меня журнал. – Пойдем со мной до общаги, я переоденусь. И расскажу как раз.

– Оля, – пытаюсь выловить журнал, она со смехом отступает.

Цокаю.

Взрослые ведь уже.

А чувствую себя, как в школе, когда у меня забирали очки, всем классом их меряли и ржали.

– Пошли, – она, не дожидаясь, виляет бедрами к лестнице.

Коза.

Знает же, что мне без журнала никуда.

Спускаемся вниз, выходим на улицу, сворачиваем на тропинку к общежитию, у Оли не закрывается рот.

Две крутые тачки на парковке, два новых мужика в универе, ей делать нечего, и она проследила, мужики пошли вон туда.

Пальцем она показывает на старую эстраду. И тут же дёргает меня за руку.

– Вон, чей-то пиджак валяется, на трибуне!

Мысленно чертыхаюсь, очки бы не помешали. Ладонью закрываюсь от солнца и щурюсь, за эстрадой начинается пустырь, а эти двое такие злые были, когда из универа вышли.

Они туда явно не пиво пить пошли, как наши студенты.

А если они там переубивали уже друг друга?

Заброшенный стадион.

Идеальное место, чтобы отделать эту мразь так, что ни папочка, ни мамочка не узнают. А выволочку от отца, мимо которого не проходит ни один мой подвиг, я как-нибудь переживу.

Яр снимает пижонский пиджак, и кидает на пыльную трибуну. Почти на пустые бутылки от пива и водки, коих здесь множество – неужели школьники до сих пор прогуливают уроки именно здесь?!

– Может, разминку еще сделаешь?

Презрение и снисходительность Яр всегда ненавидел, вот и сейчас он тянуть не стал. Правый прямой, с разворота летит мне в лицо.

Уворачиваюсь с трудом, хоть и ждал удара. Адреналин закипает в крови, бурлит дурной, долго сдерживаемой силой. В висках набатом стучит: врежь, врежь, врежь…

И я себе не отказываю. Резкий рывок, и я впечатываю правую ногу в живот Яра, оставляя отпечаток подошвы на его уже не белой рубашки. Его уносит назад, но на ногах Яр удерживается.

– Серый, ты уроки балета брал? – издевается бывший друг. – Дерешься как полудохлая девка.

Я словно в трансе, перед глазами кроваво-красные пятна мельтешат в бешеном, хаотичном танце. Скоро эти пятна полностью покроют ублюдка-Яра.

Стараюсь двигаться быстрее, скорость всегда была его слабым местом. Кружим вокруг друг друга, противник дышит также тяжело, как и я. И также хочет крови. Выискивает слабые места в моей защите, просчитывает варианты наперед, но, как всегда, не выдерживает.

Бросается. Я мог бы увернуться, но у самого терпение на пределе: хук по скуле встречаю почти с благодарностью.

– С*ка, – выплевывает Яр, с яростью обрушивая на меня удары. – Ты покойник, ты…

Делаю последний рывок, и кидаюсь на него. Бью изо все сил, уже не разбирая, куда. Яр, под градом ударов валится на землю, утягивая и меня за собой. Кровь заливает глаза, попадает в рот, и металлический привкус еще сильнее подхлестывает меня.

– Ой, они же поубивают друг друга… Эй, мы ментов вызвали!

Тьфу, до чего мерзкий голос у баб, когда они испуганы. А это именно бабенка подвывает… но хоть отрезвила меня, истеричка хренова.

– Ев, сделай что-нибудь! – продолжает надрываться паникерша, задыхается аж.

Яр убирает руку с моего горла, и я опускаю камень на землю. А несколько минут назад я всерьез хотел раскроить им его тупую черепушку.

Силы заканчиваются резко. Прилив, отлив… и силы закончились, и злость моя на миг уходит. Скатываюсь с бывшего лучшего друга, поднимаюсь и с трудом встаю.

– Все, пойдем отсюда, – раздается знакомый голос. – Ева…

Вопила и истерила рыжая, на лисицу похожая, а рядом с ней стоит гордость университета собственной неприметной персоной.

– Вот отсюда пошли! – сплевываю я вместе с кровью

Рыжая охает, и тянет за собой заучку, но та упирается. Ловлю ее взгляд, в котором так явно разлито… наслаждение?

Глаза ее впитывают каждую каплю крови, стекающую по моему лицу, каждую ссадину. Ева даже дышит жадно, втягивает воздух полной грудью, словно хочет прочувствовать момент.

Чокнутая. Вроде бы, среди заучек и ботанов тоже встречались маньяки, вот она из их братии.

И этот столь очевидный экстаз в глазах студентки откликается во мне каким-то смутным узнаванием. Будто глаза эти я уже видел. И волосы, отдающие на солнце, осенью…

– Хорошим девочкам здесь не место, – обращается к нашим гостьям Яр. – Будьте паиньками, и валите. Хоть слово ментам вякнете, головы откручу, ясно?

Рыжая кивает, а Ева лишь хмыкает несколько презрительно.

Словно ничего иного и не ожидала.

Все заучки и стипендиатки такие высокомерные, интересно знать? Если да, то хорошо, что для развлечений я выбирал других девиц.