В 38 г. до н. э. Октавиан, готовясь к войне с Секстом Помпеем, обратился за поддержкой к своим обоим коллегам. Он хотел снять с себя единоличную ответственность за возобновление гражданской войны, да, возможно, и действительно считал свои силы недостаточными для новой военной кампании. Антоний, находившийся в Греции, прибыл в Брундизий на новые переговоры с Октавианом, но фактически того не поддержал. Лепид же прямо отказал Октавиану в помощи. Видимо, именно в это время развертывался его «роман» с Антонием, и он счел себя достаточно сильным, чтобы отказать Октавиану, ибо было ясно, что разгром Секста пойдет на пользу именно ему. Положение резко изменилось через два года.

В 36 г. до н. э. Октавиан задумал новую войну с Секстом Помпеем. И он снова обратился к Лепиду за помощью. На этот раз Лепид согласился помочь. С одной стороны, предполагаемый союз с Антонием так и не состоялся, так что рассчитывать на его поддержку Лепид не мог. С другой — в распоряжении Лепида к тому времени находились уже довольно значительные силы, которые могли ему позволить играть в предстоящей кампании самостоятельную роль. И Лепид двинулся на Сицилию из Африки со своим огромным флотом из 1000 транспортных и 70 военных кораблей, на которых он переправил на остров свои 12 легионов и 5 тысяч нумидийских всадников со всем необходимым и довольно обильным снаряжением. Несколько позже к нему присоединились еще четыре легиона. Правда, это подкрепление потерпело поражение в морском сражении, но спасшиеся два легиона соединились с армией Лепида. Лепид высадился около Лилибея и начал свой поход. Решающие сражения происходили на севере острова, в основном на море, где флот Октавиана под командованием Агриппы одержал полную победу. Растерявшийся Помпей вызвал из Лилибея свои войска, стоявшие там под командованием Плиния Руфа, но, не дождавшись их, засел в Мессине. Лепид сразу же воспользовался этим и, освободившись от угрозы со стороны Плиния, двинулся к Мессине, которую и осадил вместе с силами Агриппы. К этому времени сам Помпей уже бежал из Мессины, а командование гарнизоном принял на себя Плиний. Он и заключил соглашение с Лепидом, не только впустив его солдат в город, но и получив разрешение на участие своих воинов в грабеже города вместе с воинами Лепида. Агриппа пытался помешать этому соглашению, призывая подождать прибытия Октавиана, но Лепид, почувствовав себя снова «на коне», стал действовать совершенно самостоятельно. Остатки армии Помпея перешли к нему, и теперь он располагал 22 легионами пехоты и значительной конницей. По сравнению с армией Октавиана перевес сил был на его стороне. Казалось, снова наступил его звездный час. Предвидя возможное сопротивление Октавиана, Лепид даже стал готовиться к войне с ним. Он приказал стоявшим в городах гарнизонам не впускать туда войска Октавиана, а сам занял все удобные проходы.

Приняв такие меры и уже чувствуя себя достаточно сильным, Лепид потребовал от Октавиана восстановления своих прав триумвира. Сравнительно недавно полномочия триумвирата были продлены еще на пять лет, и поскольку об официальном исключении Лепида из этой «комиссии трех» ничего не сообщалось, то, естественно, это решение распространялось и на него тоже. Так что речь шла не о включении Лепида в триумвират, из которого его никто и не исключал, а о возвращении фактического положения. Но пойти на это Октавиан не мог, ибо уже сама попытка заключения союза между Антонием и Лепидом создавала угрозу, что в триумвирате эти двое могут оттеснить его, Октавиана, на второстепенные позиции. Ввиду явного неравенства наличных сил Октавиан пошел на риск. Он сам явился в лагерь Лепида, чтобы убедить его отказаться от своего требования. Лепид, естественно, настаивал на своих правах и вступил в открытый конфликт с Октавианом. Но он недооценил своего коллегу, а теперь и противника. Октавиан не стал вступать с ним в открытую конфронтацию, а начал исподволь разлагать войска Лепида. Солдаты Лепида не хотели возобновления гражданской войны, а обаяние имени Цезаря, которое носил Октавиан как его приемный сын, да к тому же известная нерешительность Лепида в критические моменты, привели к тому, что многие его воины начали переходить на сторону Октавиана. Когда Лепид узнал об этом, было уже поздно. Он еще попытался что-то сделать. Когда Октавиан вторично явился в его лагерь и многие солдаты уже приветствовали его как своего командующего, телохранители Лепида напали на стражу Октавиана и даже нанесли удар по панцирю самого Октавиана, так что тот бежал из лагеря. Но это не остановило переход воинов Лепида к его сопернику, а попытка Лепида остановить уходящих солдат только вызвала с их стороны раздражение и угрозы физической расправы. И Лепид понял, что он окончательно проиграл. Сняв наряд полководца и облачившись в траурную одежду, он сам явился в лагерь Октавиана и стал умолять его о пощаде.

Октавиан решил проявить милосердие. С одной стороны, события показали, что Лепид не имеет никакой поддержки в воинской среде, так что в этом отношении он совершенно не опасен, а его надменное поведение во время осуществления власти в Риме привело к тому, что и тамошнее общественное мнение от него полностью отвернулось. С другой — Лепид все же обладал саном верховного понтифика, и казнь человека, занимавшего столь высокий пост в культовой системе Рима, означала бы слишком кричащий вызов римским традициям, чего Октавиан никак не желал. Поэтому он согласился сохранить Лепиду не только жизнь, но и имущество, а так как сан верховного понтифика был пожизненным, то и его он тоже за ним сохранил. Но Лепид должен был уехать в свое имение около города Цирцеи в Лации и жить там под надзором, т. е. фактически под домашним арестом.

После этого Лепид побывал в Риме еще только один раз. В 30 г. до н. э., когда Октавиан воевал с Антонием, сын Лепида и Юнии Марк составил заговор против Октавиана. Заговор был раскрыт, молодой Лепид арестован и отослан в Грецию, где тогда находился Октавиан; там он и был казнен. Его жена Сервилия, узнав о гибели мужа, покончила с собой. А жену Лепида обвинили в укрывательстве заговорщика, т. е. собственного сына, и потребовали, чтобы она сама отправилась в Грецию тоже на суд. И тогда Лепид явился в Рим и стал умолять одного из консулов этого года Люция Сения Бальбина, чтобы ему позволили отправиться вместе с женой. После многочисленных и униженных просьб Бальбин освободил Юнию от обязанности ехать в Грецию.

Позже имя Лепида всплыло еще раз. Октавиан, став первым римским императором и приняв новое имя Август, стал пересматривать список сената, сделав это таким образом, что сами сенаторы выбирали друг друга. И тогда один из крупнейших юристов того времени Марк Антистий Лабеон внес в список имя Лепида. Это возмутило Августа, который даже пригрозил Лабеону, на что тот невозмутимо ответил, что не понимает, почему он не может оставить сенатором того, кого император оставил понтификом. Разумеется, на новое включение Лепида в сенат Август не согласился. А через некоторое время, в 12 г. до н. э., Марк Эмилий Лепид, всеми уже давно забытый, умер, после чего верховным понтификом Август объявил себя.

У Лепида было двое сыновей, но старший, Марк, как сказано выше, был казнен еще при жизни отца. Младшему, Квинту, повезло больше. После установления империи он вошел в правящую группировку и достиг должности консула в 21 г. до н. э.[5] И все же гораздо прочнее в элиту империи вошли потомки Лепида Павла, сводного брата триумвира, которые в I в. н. э. не раз достигали самых высоких постов в имперской иерархии.

Имя Антониев не раз встречается на страницах римской истории. Хотя род Антониев был плебейским, это не мешало возводить его к сыну Геркулеса Антону. Дед будущего триумвира был одним из самых знаменитых ораторов Рима. Одновременно он делал политическую карьеру, был первым представителем семьи, который добился консульства, и активно участвовал в политической борьбе, выступая на стороне оптиматов. Поэтому, когда в 87 г. до н. э. Рим захватили марианцы и многие их противники были убиты, эта участь постигла и оратора Марка Антония. Рассказывают, что Антоний своей речью так увлек солдат, явившихся его убить, что те чуть было не отказались это сделать, и только вмешательство их командира привело к убийству оратора. Его сын, тоже Марк, был в 74 г. до н. э. претором, а затем направлен в проконсульском ранге на борьбу с пиратами. В сферу его власти и действия входило не только море, но и побережье, а его базой был остров Крит. Однако даже на этом острове Антоний справиться с пиратами не смог. За его усилия римляне все же дали ему почетное (впрочем, может быть, скорее ироничное) прозвище Критский, которое к потомкам не перешло. На Крите он и умер, оставив сравнительно молодую вдову Юлию, которой было не больше 25 или 26 лет, и трех сыновей — Марка, Гая и Люция. Старшему Марку было в это время 10 или 11 лет. Несмотря на то что Антоний Критский принадлежал к самым верхам римского общества, особо богатым он не был, что не мешало его щедрости (по возможности) и великодушию. И, может быть, если бы не бдительное око его жены, он вовсе разорился бы сам и разорил свою семью. После смерти он мало что оставил своим детям.