Вечеринка длилась до поздней ночи. Стефанос даже не посмотрел на часы, когда Моника, все так же держа его за руку, направилась в тот домик, где они встретились. Она довела его до номера, сразу же побежала к кровати и плюхнулась туда прямо в одежде и туфлях.
– Пожалуй, я пойду, – сказал Стефан, не зная, как ему нужно было себя вести.
– Стой! – крикнула она. – Ты хочешь, чтобы все увидели, что ты уходишь?
– Мне остаться тут? – аккуратно спросил он.
– Угу, – промычала Моника.
Стефанос снял обувь и лег на край кровати. Чем дальше все это заходило, тем меньше верилось во все происходящее.
– Извини, – сказала женщина, уткнувшись лицом в подушку, – мне просто нужен кто-то, кто был бы моим партнером сегодня. Ты когда-нибудь был в прессе?
– Я? Нет.
– Так вот, завтра о нас напишут везде, из всех щелей будут кричать, что ты мой новый ухажер. Никому ничего не рассказывай. На любой вопрос просто отмалчивайся. Не давай никаких комментариев.
– Понял.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать девять.
– Черт, – Моника тяжело выдохнула.
Уже через минуту раздался храп с ее стороны. Стефан выключил свет и уже через мгновение погрузился в сон на другом конце кровати. Это был бесконечный день, который наконец-то закончился. Такое безумное количество событий произошло за столь короткий период, что в голове все не укладывалось.
Утром Стефан проснулся оттого, что Моника бегала по номеру и запихивала вещи в чемодан.
– Вставай, мы через час выплываем на яхте.
– Что? – Стефан, который еще не до конца проснулся и не осознал, что все произошедшее было правдой, сел на кровать.
У него сильно болела спина: сон был настолько крепким, что он не ворочался и даже не перевернулся, а может, наоборот, даже во сне на подсознании он настолько не знал как себя вести рядом с Брукс, что боялся лишний раз пошевелиться.
– Мои друзья позвали нас на яхту. Надеюсь, ты не возражаешь?
Стефан сквозь слипшиеся ресницы посмотрел на собеседницу, которая выглядела свежо. На ней было белое льняное платье, большая соломенная шляпа и круглые темные очки. Григориадис не понимал, зачем она так ходила по номеру. Зачем она сначала надела очки и шляпу, а только потом начала собирать вещи? Тем не менее она выглядела очаровательно. До сих пор не верилось, что звезда мирового масштаба сейчас ходит перед ним в своем номере.
– У меня даже нет с собой вещей. Все осталось в моем отеле, – сказал Стефан, глядя на небольшую текстильную сумку, в которой были лишь его письма, документы, солнцезащитные очки и бутылка воды.
– За это не переживай, Стив уже привез тебе вещи. – она показала пальцем на кучку вещей, аккуратно сложенных на кресле возле кофейного столика. – Все только и пишут о твоих кроссовках.
Стефанос подошел к креслу. Там лежали поло, светлые шорты с ремнем, трое плавок и дорогие мокасины. Все эти вещи выглядели так, будто принадлежали сорокалетнему богачу, отдыхающему в выходные на яхте.
Стефанос снова посмотрел на Монику. На самом деле ради нее он был готов ходить и голым. А что скажут его друзья, когда узнают, что он провел пару дней с самой красивой женщиной на свете!
– Ладно. – начала Моника и подошла к Стефаносу, глядя ему прямо в глаза. – Я понимаю, что перегибаю палку, но… сделай вид, что ты плохо говоришь по-английски. Я всем скажу, что ты грек и говоришь только по-немецки. Ты говорил, ты художник?
– Можно сказать и так.
– Отлично, так всем и скажем. И если ты проболтаешься…
– Поверьте мне, я буду нем как рыба.
Моника удовлетворенно улыбнулась. Стефан находился в состоянии какой-то безумной эйфории. Он смотрел на женщину, которая казалась нереальной.
Когда он привел себя в порядок и переоделся, они вместе спустились вниз. У бунгало уже стоял черный автомобиль, дверь которого держал крупный мужчина в черном костюме и очках. Выглядел он сурово. Они сели в машину. В салоне было прохладно.
– Вот, – сказала она, протянув свой телефон с открытой в ней статьей.
“Моника Брукс и ее мальчик” – гласил заголовок. Григориадис пробежался по тексту глазами. Там говорилось о том, что Моника наконец вышла в люди не одна после тяжелого разрыва и ее партнером оказался мальчик, который только-только окончил школу. Стефан понимал, что это преувеличение, но все равно его это задело. Еще там говорилось, что он даже не научился одеваться, а его кроссовки – это худшее, что могло случиться.
– Не расстраивайся, – сказала Моника, – есть и другие статьи.
Она открыла уже другой сайт, где было написано: “Небрежность и девственность, или Что привлекло Монику Брукс в юном греке”.
– Вчера я даже не заметила, что ты настолько молод. Я была немного… не в себе. Меня так все выбило из колеи. Я только закончила съемки в фильме, а мой пиар-агент уже устраивает эту глупую вечеринку.
Они ехали вдоль берега по узкой извилистой дороге, где с трудом помещалась одна машина. Стефан посмотрел на Монику. Ее колено нервно дергалось. Она то и дело поправляла прядь за ухом, которую не нужно было поправлять.
– Вы прекрасно выглядите, Моника, – сказал он.
– Благодарю, – улыбнулась она и поцеловала его в щеку.
Они остановились около порта, где были припаркованы яхты самых разных размеров. Держась за руки, они прошли по пирсу к большой белой стильной яхте. Стефанос успел прикинуть, сколько стоит такая яхта. Там уже стоял мужчина в кепке и две молодые девушки. Подойдя ближе, Стефан смог узнать знакомого ему актера, Томаса Рича, бывшего мужа Моники. Девушек в белых купальниках, которые прикасались к Томасу, он видел впервые.
– Доброе утро, дорогой! – крикнула Брукс.
Они обменялись поцелуями с Ричем.
– Это мой партнер Стефанос, – представила она Григориадиса.
– Очень приятно познакомиться, – сказал Том, протягивая руку.
– И я, – ответил нарочно коротко и с ошибкой Стефанос, пожав ему руку.
– Вы давно знакомы с Моникой?
– Извини, дорогой, но не нужно утруждать Стефа своими занудными вопросами. Он плохо говорит по-английски, – встряла в разговор Брукс.
– И на каком языке вы общаетесь? – спросил Том, когда они прошли чуть дальше на борт яхты.
– На языке любви, – дерзко ответила она.
Стефанос с интересом осматривал яхту. Белая, блестящая, с просторными каютами, которые внутри не выглядели как каюты яхты, просторный борт. Внутри стоял капитан – невысокий грек в темных очках с короткими черными волосами и золотистой кожей. Там же был повар, француз лет пятидесяти, и молодая девушка, национальность которой Стефанос так и не узнал, но точно знал, что звали ее Клара – смуглая, с длинными черными волосами, собранными в тугой хвост. В общем, команда собралась немаленькая, что только усложняло задачу держать язык за зубами.
Как только они расположились в своих каютах, время ускорилось, словно кто-то на видеопроигрывателе нажал перемотку. Это было безумное время. Оказалось, что на борту яхты было столько бутылок дорогущего шампанского, что им всем хватило его на все время плавания. Стефан не знал, сколько именно они там пробыли. Он не брал телефон в руки, не смотрел на часы, пил шампанское утром и днем, а вечером они переходили на текилу или виски. Целыми днями он целовался с Моникой, но только пока они находились на борту – в основном тогда, когда рядом проплывала чужая яхта или корабль. По ночам Моника оставалась с Томом, а Стефанос проводил время с его подругами.
Дни перетекали в ночи, Стефанос начал наслаждаться тем, что ему ни с кем не нужно поддерживать диалог, и даже забыл, с какой целью он приехал в Грецию. Единственное, чего ему хотелось, – чтобы это время не заканчивалось. Они останавливались в портах разных островов, но Стефан даже не узнавал ни у кого, что это были за острова. Он просто шел за всеми, держа Монику под руку, и наслаждался тем, как люди вокруг – от обычных зевак до профессиональных папарацци – фотографируют их, чтобы выложить это в сеть или написать об этом статью. Стефану это нравилось. Он целовал Монику у всех на глазах. Ночные клубы ночью, отдых на яхте днем. Все по кругу. Но поездка все же не была бессмысленной: Стефан обзавелся новыми знакомствами. Например, в один из вечеров, когда они уже пятый час торчали в казино на одном из островов. Тогда Моника проиграла огромную сумму денег. Он впервые видел ее такой подавленной и в то же время возбужденной. Томас в какой-то момент начал ее успокаивать и убеждать, что, продолжив играть, она сделает только хуже.
