При этом, ведьма, согласно книге этого Варсонофия, обладала, если говорить именно о женщинах, семью основными внешними признаками. Среди прочего, было сказано, что у них левый верхний клык, как правило, выступает несколько вперед, а у мужчин – правый. Правый глаз у женщин либо слегка кривой, либо менее подвижный по сравнению с левым, у моей собеседницы он был действительно чуть менее подвижен, что, впрочем, совсем не портило общего впечатления. Так вот, четыре признака из списка Варсонофия, включая и правый глаз я, не без удивления, сразу же отметил у моей странной знакомой. Остальные три… ну, в общем, их мне еще предстояло увидеть спустя какое-то время, когда нам случилось познакомиться несколько ближе.

– Что вы молчите? Вы не находите, что все, на что мы с вами только что потратили больше часа, совершенно бесполезно? – спросила она напрямик.

– Пожалуй, – согласился я, – Теперь уже нахожу.

– И вот в задаче спрашивается: зачем двум нормальным людям, лезть в толпу куда менее нормальных? И ведь не в первый раз же! – она хмыкнула и передёрнула своими плечиками, словно бы разозлившись на саму себя. Она вообще казалась особенно миниатюрной и хрупкой, когда сердилась.

Однако я и тут был вполне с нею согласен: меня нередко посещала на такого рода лекциях мысль, что я нахожусь в толпе сумасшедших.

– И все-таки… – настаивала ведьма, – меня, кстати зовут Зейнаб, – она протянула узкую продолговатую ладонь.

Я даже немного вздрогнул от неожиданности, но тоже представился.

– Очень приятно, – ответила она стандартной фразой, – а почему вы вздрогнули? У вас с этим именем что-то связано?

– Да… немного, – признался я, – я тут одну книгу перевожу… и там как раз так зовут жену главного героя… редкое имя, и вдобавок – из исламского мира. Вы мусульманка?

– Нет, что вы… я вообще вне религий, особенно авраамических. Зейнаб – просто лунное имя, точнее – одно из… А я, так сказать – лунный человек… В паспорте, у меня, разумеется, записано нечто совсем иное, – она снова хмыкнула, – Но это неважно пока… И все-таки… зачем вы здесь? – повторила она свой вопрос.

– Да как вам сказать… Ищите и обрящете, как говорится. Ищу вот… – ответил я, напуская в беседу, скорее всего из-за неуверенности, легкого туману.

– И что же вы ищите? – спросила Зейнаб. – Если не секрет?

– Да так… я астрологию изучаю, Таро немножко тоже…– я почему-то пожал плечами, будто теперь моей собеседнице должно было сразу стать все понятно.

– И что? Я тоже многое изучаю… Зачем мы с вами здесь? Вот что мне интересно понять! Вы ведь не верите в случайности, не так ли?

– Мы с вами? – переспросил я, – Не знаю насчет вас… У меня просто появилась проблема понимания… Вот хожу по разным таким местам, в книгах копаюсь… надеюсь получить некую ключевую идею. И – да – в случайности я, в основном, не верю.

– Понятно, я так и подумала. И что? Получилось хоть раз? Я имею в виду наткнуться на продуктивную идею?

– Да как вам сказать… Может быть… Отчасти… Напрямую, пожалуй, что нет, но иногда какое-то брошенное слово помогает продвинуться на пару-тройку шагов вперед. И это, кстати, тоже – к вопросу о «случайностях».

– Понимаю… – протянула Зейнаб и задумалась. – И вы всякий раз так поступаете, когда нужен ответ?

– Да что мы все обо мне да обо мне… Вы-то зачем здесь? – ответил я вопросом на вопрос.

– Поначалу я и сама не знала… – призналась Зейнаб, – но теперь что-то проясняется…

– Что проясняется? – спросил я, поскольку решил быть таким же бесцеремонным.

– Не могу ничего сказать пока что… Да и вряд ли это вам интересно. – она вдруг скрестила руки на груди, словно ей стало холодно.

– Почему же? Мне очень интересно, – ответил я довольно искренне.

– Вот как? – переспросила она, – И в какой же связи вам это интересно?

– Да как вам сказать… Просто, мне кажется, что я впервые в жизни на допросе, – как мне показалось, я тогда ловко, ушел от ответа.

– Что? – Зейнаб заразительно засмеялась, – Зачем же мне вас допрашивать? Просто сидим болтаем…

– Вы сами-то верите в то, что говорите? – спросил я и стал следить за ее реакцией.

– Ладно, вы правы… я вас сразу «увидела», еще на лекции… Мне нужно объяснять, что это значит?

– Нет, – ответил я спокойно, – и что теперь?

– Да ничего… Пойдемте, расскажете, что вы все-таки ищете… Я, конечно, ничего не обещаю, но думаю, что эта беседа будет не более бесполезна, чем эта лекция.

Мы встали и пошли в сторону Софийской площади. Она взяла меня под руку и это было даже приятно. Шли мы медленно. Я рассказывал о том, чем занимаюсь, о том, что считал достижениями и о провалах тоже. Она слушала не перебивая. Иногда Зейнаб почему-то прижималась щекой к моему плечу, но я чувствовал, что это вовсе не прилив нежности. Ведьма и нежность – это почти несовместимые понятия, хотя, и тут, конечно, есть свои нюансы. Во всяком случае, так я это понял из писаний Бар Сунуфа. Собственно, он писал, что у ведьмы даже может быть семья, но никто в семье никогда не догадывается об ее истинной сущности. Те же, кто знает ведьму именно в этом качестве, редко остаются с ней надолго. Признаться, я тогда так и не понял, что именно он имел в виду.

– Хорошо… беседы не помогли, —констатировала она, – Это понятно… И что ты делал кроме этого?

Мы уже как-то незаметно перешли на «ты», и это случилось настолько естественно, что я и не понял, когда и как именно это произошло.

– Да как тебе сказать? Пытался, например, с растениями общаться…

– Понимаю, – сказала Зейнаб очень серьезно, – И как?

– Ничего… Просрал случай за случаем… Прости уж мой французский. Но я в тупике и тут уж не до куртуазностей.

– Все нормально. – ответила Зейнаб слегка прищурившись, – Я все понимаю. Хотя… на будущее… Соблюдение чистоты языка – это может быть довольно важно. Но об этом тоже чуть позже.

Затем она снова прижалась щекой к моему плечу и вдруг спросила:

– Что ты скажешь, если я предложу познакомиться чуть ближе?

***

Я проснулся от того, что Зейнаб гладила меня по носу.

– Вставай! – сказала она твердо. – Мама ушла за молоком. У тебя минут десять чтобы смыться.

Я сел на кровати, нашел все предметы своего туалета, и минут через пять уже стоял в дверях. Зейнаб чмокнула меня в щеку, привстав на цыпочки, и сказала:

– Я, кажется, все о тебе поняла. Думаю, что я смогу тебе помочь.

– Помочь? – удивился я.

Но Зейнаб уже открыла дверь и вытолкала меня наружу.

***

На тот момент, я был холост уже три года с лишком. С бывшей женой мы сошлись как-то впопыхах. Большая страсть и все такое… Через год уже мне, да похоже и ей тоже, стало понятно, что это тупик, но пока что никто упорно не хотел себе в этом признаваться. Все шло как-то себе и шло. А еще через год она начала эдакие разговоры «издалека», все приводила разные примеры из жизни, и наконец, все-таки предложила разбежаться на какое-то время, чтобы прийти в себя, осмотреться, что ли, ну и тому подобное… Я понимал, что значит это «на время», но противиться все-таки не стал, хотя мне и было непросто с ней согласиться. Я понимал, что та большая страсть уже давно угасла и осталась лишь привычка, распрощаться с которой было, в сущности, совсем не жаль, хотя и отнюдь не просто в тоже время. Кроме того, я давно хотел уехать из страны, а Лера – моя бывшая – была категорически против. А общем – разбежались мы слава богу тихо, без скандалов и лишних оправданий и обвинений.

Делить было тоже, в сущности, нечего: детей, слава богу не завели, так что, как говорится, впереди была лишь дорога, длиной в жизнь и терялась она где-то в тумане грядущих времен уже на поворотах первых лет. Поначалу, признаться, мне было трудновато быть самому. Я уже отвык, и потому приходилось учиться такому образу жизни заново. Я много работал и соответственно зарабатывал, но это, в сущности, ничего не меняло: некая душевная тоска все-таки оставалась. Может, я все еще любил Леру, а может это была просто, как я и говорил – привычка, от которой я все никак не мог отделаться. Иногда я ловил себя на том, что хочу ей позвонить и предложить пойти куда-нибудь: в театр или ресторан. Но я всякий раз одергивал себя: «зачем стегать уже мертвую лошадь?» – говорил я себе.