Поместьем и всеми делами дома уже десять лет заправляет сиятельная Элайза Вортексская. Вот кто там истинный хозяин и на кого тебе следует применить все свои таланты. Сиятельной уже около сорока, а для женщин это тот возраст, когда они с остервенением цепляются не за уходящую молодость, а лишь за воспоминания о ней. К сему прикладывается извечное отсутствие дома любимого муженька. Вот и получается - молодые годы уже давно позади, а муж вроде бы есть, а вроде его и нет. А женщины ох как не любят неопределенности. Посему баба она крайне неуравновешенная, мнительная, сварливая и мстительная. Домашнюю челядь она подозревает во всех своих бедах, за что прислуге достается немалое количество розг.
А вот ее дочь, Эльвира Вортексская, девица что надо. Красивая, молодая, задорная кобылка, которой еще нет и шестнадцати. В самом, так сказать, соку. И целехонькая еще, понимаешь ли. Правда, характером она вся в мать: криклива, вздорна и самолюбива. Но это по молодости, лошадка ищет границы своего вольера. Мать в ней души не чает, балует дочь, как может. Та только рада этим воспользоваться.
Понял, малец?"
Да, теперь есть возможность самому убедиться, насколько хороши осведомители Зака.
Я медленно поднял голову и осторожно ощупал взглядом обеих женщин.
Сиятельная Элайза хоть и блистала великолепием, полагающемся ей по статусу, жила в том далеком прошлом, когда она юной пташкой порхала от одного ухажера к другому, не обременяя свою голову мыслями о замужестве. Давно уже не модное открытое платье в бордовых тонах, некогда подчеркивающее нежную кожу и роскошь фигуры, сейчас оголяло давно не привлекательные формы и кожу, начинающую покрываться морщинками. Кокетливо выбивающиеся из прически локоны и томная улыбка пухлых губ когда-то должны были сводить с ума претендентов на ее руку. Но, увы - теперь этим мог восторгаться разве что благородный Кристелл. Да и то, кто знает, по своей ли воле или по распоряжению свыше.
А вот ее дочка была куколкой что надо. Несколько резковатые черты лица и упрямый подбородок терялись в мягком блеске темно-карих глаз и роскошных локонах черных волос. Несколько портили аристократическую внешность недовольно сжатые губы. Но это наследственное, причем со стороны матери. Зато как она двигалась - нежно, с грацией сытой кошки. Взгляд лукавый, соблазнительный. Улыбка томная, волнующая. Ох, Великий Вор, держите меня четверо...
Так, меня занесло. Сильно занесло, не туда занесло. Но это и понятно: я устал, очень устал, неимоверно устал. От впечатлений об этом доме, от этих людей, от всего. Чтобы провернуть все по плану Зака, требовалась недюжинная сосредоточенность. А ведь мне этого мало - я собирался перевернуть все по-своему...
Нужно собраться. Передо мной не две женщины и один мужчина. Передо мной две кобры - старая и молодая. И один кот - ручной кот, знающий свое место и свои обязанности и получающий свой корм с рук хищной парочки. Он не в счет. Важны лишь они: две женщины, две властительницы, два спящих гейзера. Два кипящих котла, и я, идущий по самому краю. Один неверный шаг, точнее, одно неверно сказанное слово, неверно истолкованный жест и...
Поэтому, меньше слов и больше эмоций. Меньше подробностей и больше восхищения, преданности, почтения. Но палку перегибать не нужно. Еще один цепной кот им не нужен. Да и не для того я здесь.
- Уважаемая сиятельная Элайза Вортексская, уважаемая Эльвира Вортексская, - я поклонился со всей доступной мне элегантностью. - Я пришел сюда к вам, потому что не мог не прийти. Ибо таково было веление моего сердца, сударыни.
- И с чем же ты пришел, - холодным тоном осведомилась у меня старшая кобра. Зима отсюда никуда не уходит, да?
- Я пришел, чтобы не допустить бесчинства и кровопролития, сударыни. Чтобы не допустить горя в этих стенах. Я сделал то, чего не мог не сделать человек, почитающий благородство и достоинства этого дома.
Речь окончена. Теперь сосредоточиться на своей осанке - чуть ровней. Взгляд уверенный, но не вызывающий. Все внимание на сиятельную Элайзу, а не на ее дочь. Чтобы ни дай боже в той не вспыхнула ревность, или чего хуже. Бьем в голову, хвост не трогаем.
- Складно говоришь, - холода в комнате стало меньше. - Ты не из простой семьи, верно?
- Да, сударыня. Вы и вправду, как все говорят, мудры, о сиятельная. От ваших глаз не укроется ничего. Да разве кому в голову придет от вас что-либо укрывать? Бароны и графы, насколько я знаю, уже сложили перед вашими ногами все свои сокровища.
Немного лести. Нет, вру. Много. Опять же, для большего доверия себе, любимому.
Смешок. Ты смотри - в комнате, кажется, основательно потеплело?
- Кто ты, юноша? И как ты попал в темницу?
- Я, сударыня, родился в благородной семье. - Взгляд глаза в глаза, чтобы видела, что я говорю правду. В глазах немного грусти. И отстраненности, чтобы упаси боги, она не подумала, что я жалуюсь. - Большое имение, множество слуг, хорошее воспитание. Дворецкий, мажордом, учителя, слуги.
- И? - сиятельная решила ускорить исповедь.
- Мне было семь, когда мать тяжело заболела, - сократил историю я. - Отца у меня не было. Пока мать болела, управляющий присвоил себе все наши деньги и сбежал. Мать не смогла рассчитаться с долгами и умерла от горя. Остаток имущества был продан с молотка. Я оказался на улице. И вот, без должного наставления...
Я медленно развел руками. Что вышло, мол, то вышло. Кто может начать управлять своей судьбой в семь лет?
- Мужчины, - презрительно фыркнула она, выражая свое пренебрежение всему миру. Затем успокоилась. - Без отца. Да, я знаю, как это растить ребенка одной. Мои дети тоже растут без твердой мужской руки. Да, Эльвирочка?
- Да, маменька, - ответил ей журчащий ручеек.
Не смотреть на нее. Не смотреть.
Кристелл галантно кашлянул, сбивая сиятельную с настроенного ритма. Я быстро продолжил.
- Я оказался в тюрьме. И однажды, когда к нам подселили болтливого заключенного, он поведал мне то, что поведал, я решился - не будет еще одной плачущей женщины, не будет еще одной смерти. В моих жилах течет благородная кровь, и неужели ж я, сударыня, допущу такое!
