Айвиэн едва заметно ухмыльнулся. Его мыслям вторили короткий клёкот кроуверов. Сделав несколько обычных шагов в сторону, Хранитель картинно вынул меч из кучки праха, что была сердцем поверженного меченосца, и стал ожидать следующего хода падших.

То, что случилось потом, стало неожиданностью как для Тёмного Хранителя, так и для орцинтаев.

Повернувшись друг к другу, оба элндай с усилием пронзили грудь друг друга ладонями. Раны не были сквозными, но достаточными, чтобы падшие сумели крепко сжать сердца друг друга в ладони. Это походило на самоубийство от отчаяния, но, увы, не было таковым. На исказившихся от боли лицах проступило что-то среднее между болезненным экстазом и мрачной решимостью. Губы зашевелились, синхронно произнося давно забытые запретные слова. Когда последние звуки мантры сорвались с губ, начало происходить то, от чего у наблюдателей на стене выступил холодный пот.

Вначале тело того, кто упал после залпа орцинтаев, притянуло к его товарищам. Об этом элндай, казалось, забыли, даже сородичи. Айвиэн почти не чувствовал силы в этом теле. Но то, что оно до сих пор не рассыпалось, показывало, что лежавший на песке падший был жив. Когда третье тело коснулось двух других, началось преображение. Бледная плоть плавилась, словно воск над пламенем. Кости то выходили наружу, то погружались, с хрустом ломались и срастались в новые формы. Мышцы растягивались, сжимались, рвались и переплетались, словно корни молодого дерева. Всё это сопровождалось какофонией звуков столь мерзких, что любого, кто услышал их, едва не выворачивало наизнанку. Впечатление лишь усиливалось от зрелища преображения.

– Масэхутос, – сорвалось с уст крылатого человека.

Это слово – ругательство – возникло в памяти Айвиэна само собой. Оно принадлежало языку столь древнему, что едва ли кто-то в Инаурейме помнил о его существовании. Юноша не был уверен, память которого из предыдущих Хранителей подсказала это выражение, но знал – многим из них приходилось произносить его. У слова не было точного перевода на другие языки. Оно означало нечто омерзительное, противоестественное, и извращённое настолько, что само словно сочилось отвращением. Совершенно неосознанно для себя Тёмный Хранитель поморщился.

К счастью или худу, но сейчас оставалось лишь ждать. Такие проявления могущества крови были устроены так, что на происходящее нельзя было повлиять извне до тех пор, пока оно не достигнет естественного окончания. Впрочем, едва ли Айвиэн был расстроен задержкой. Напротив, она давала ему возможности. Клинок, взятый из Элбонциха, едва ли подходил для боя с таким противником. И времени, что понадобится на преображение, будет более чем достаточно, чтобы найти более подходящее оружие.

Мысленно отдав кроуверам приказ оставаться на своих местах, бывший вор взмахнул крыльями и взмыл вверх, подняв под собой облачко пыли и песка. Стоявшие на стене караульные заворожено следили за тем, как тёмный крылатый силуэт описывает дугу и изящно приземляется среди них ровно посередине стены. Сопровождаемый удивлёнными и по-детски любопытными взглядами, Хранитель огляделся. Алые глаза без труда нашли среди орцинтаев воина, державшего в руках массивный клинок, способный одним ударом разрубить лошадь вместе с всадником. Бывший вор подошёл ближе и протянул руку в сторону караульного.

– Могу я одолжить это оружие?

Пребывая в состоянии шока, орцинтай протянул было оружие крылатому человеку. Однако в последний момент, он опомнился, преклонил колено и, положив массивный клинок на распростёртые ладони, протянул его бывшему вору. Примеру караульного последовали его собратья и также склонили головы.

– За честь почту, – только и смог прошептать орцинтай, не без труда удерживая оружие на вытянутых руках.

Айвиэн едва заметно поморщился. Разумеется, орцинтаи уже поняли, кто встал на защиту их города. Но сейчас было не до церемоний. Коротко кивнув, Айвиэн обхватил рукоять – насколько хватало ладони – и вновь взмыл вверх. Завороженные взгляды вновь сопровождали его.

Преображение явно близилось к завершению, так что бывший вор не стал тратить время попусту. Едва приземлившись, он отстегнул от своего доспеха цепь и закрепил её на краю рукояти. Да, он брал её с собой в качестве последнего средства защиты. Но неожиданный поступок падших вынудил юношу применять смекалку. Затем, бросив взгляд на рукоять, Айвиэн обратился к силе крови и пропустил её сквозь материал. Кожаная оплётка потрескалась и раскрошилась, обнажив массивный хвостовик. Теперь Айвиэн мог держать клинок в ладони, не прибегая к Могуществу, хотя даже так ладонь с трудом обхватывала рукоять.

Рука сжала клинок едва ли не в то же мгновение, как завершилось преображение. Гротескное создание, получившееся из тел трёх элндай, было готово ринуться в бой. Размером оно превышал любого из дозорных на стене – падшие явно влили в него изрядное количество силы крови. Бледное нагое тело бугрилось от едва сдерживаемой мощи. В лучах Светлейшей хищно поблескивал десяток острых шипов и когтей. Однако глаза… В них больше не было и намёка на разум тех, кто решился стать основой для гротеска. Алые зрачки были наполнены лишь яростью и безумием. Оставались считанные мгновения до того, как тварь осознает собственное существование. Хранитель окропил лезвие клинка своей кровью и прошептал древние слова. Багровые капли впитались в металл, как в губку, и наделили его силой. И, хоть внешне ничего не изменилось, теперь клинок был в разы смертоноснее, чем задумывали его создатели, и не был способен затупиться.

Атака последовала внезапно. Гротеск сорвался с места, едва чувство реальности успело сформироваться в его примитивном разуме. Остававшийся за ним след напоминал скорее борозду за широким плугом. Лишённое всякого разума чудище, полное необузданной силы и ведомое лишь слепой яростью, в мгновение ока сократило расстояние до Айвиэна и принялось осыпать его ударами, сотрясавшими пески Великого Топаза.

Тёмный Хранитель не стремился выиграть с наскока. Он отражал некоторые удары и уклонялся от других и выжидал. Это мнимое бездействие было не безосновательным. Гротески не могли обладать силой большей, чем у тех, из кого они были созданы, а породившие это чудище элндай – особенно поверженный на землю залпом – не отличались могуществом. Кроме того, лишённая разума тварь не могла правильно пользоваться дарованной силой крови, от чего любое движение было несложно ощутить и предугадать.

Постепенно удары становились более слабыми и рассеянными. Во время очередного наступления гротеска Айвиэн присел и описал клинком широкую дугу. Тёмная кровь окропила вздыбленный песок лишь за тем, чтобы спустя мгновение обратиться прахом. Чудище попыталось отскочить, но не смогло полностью избежать удара – одна из рук была рассечена так, что ладонь свисала на тонкой полоске бледной кожи. Бывший вор, тем не менее, не ощутил удовлетворения от успеха. Судя по поведению, раненое чудище начало на уровне инстинкта осознавать, что у сил есть предел. Однако появлению разума это открытие не поспособствовало. Издав невнятный звук, гротеск оторвал ладонь и выбросил, словно надоевшую игрушку. На месте оторванной кисти с противным звуком сформировалось костяное лезвие.

Напружинившись, гротеск прыгнул вверх, намереваясь нанести очередной сокрушительный удар. Ловко перехватив массивный клинок у самого лезвия, Айвиэн взмыл навстречу противнику. Крылья давали ему неоспоримое преимущество в такой ситуации. Сблизившись с чудищем, он пронзил тело врага орцинтайским клинков. Хлопок крыльев – и соперники поменялись местами. Ладонь Хранителя скользнула вниз по цилиндрическому хвостовику оружия, упёрлась в навершие, а затем с силой толкнуло его, отправив оружие и противника обратно на землю. Черненая цепь, закреплённая под тыльником, звонко проходила сквозь пальцы, устремляясь вслед за клинком.

Гротеск рухнул в песок. Грохот и облако пыли обозначили место его падения. Тёмный Хранитель приземлился рядом. Чудище, пронзённое клинком, попыталось встать – судя по всему, «создатели» разделили источник силы на несколько частей, и последний удар задел лишь один из них.