Вряд ли восьмилетний мальчишка понял в тот день глубинный смысл слов великого академика Курчатова. Но слова эти и даже интонацию, с какой они были сказаны, запомнил накрепко. И спустя годы вспоминал их не раз.

А Игорь Васильевич, распрощавшись с гостеприимными хозяевами, сказал: «Я, конечно, не врач, но смею полагать, что у мальчишки вашего интереса к жизни никакого нет. Его бы в спорт отдать, все бы хвори отступили. А так – прекрасный парень. И память какая – ну просто вундеркинд…

***

О том, как отец, молодой ученый-физик, попал на бал выпускников химического факультета МГУ, в семье ходило несколько легенд – одна противоречивее другой. Неизменным было только одно: Лариса сама пригласила на танец Леонида, который пытался отказаться, ссылаясь на то, что совершенно не умеет танцевать. Девушка самонадеянно заявила, что враз его научит, и уже вскоре пожалела о своем решении, с тоской думая, что ее новые белые босоножки, с таким трудом добытые к выпускному балу, теперь, скорее всего, придется выбросить. Кавалер, топчась, как конь в стойле, не замечал, что беспрестанно наступает на ноги своей партнерше. К тому же он оказался на редкость молчаливым, слова из него приходилось клещами вытаскивать. Но не зря ж на химфаке среди студентов бытовало мнение, что любовь – это процесс скорее химический, нежели физический. Узнав, что ее новый знакомый – физик, Лариса взяла инициативу в свои руки. Она еще сама не понимала, чем ей так приглянулся этот молодой мужчина, явно намного старше ее по возрасту. Молчаливый, довольно нескладный, давно не стриженные вихры торчат в разные стороны – он тем ни менее обладал какой-то огромной притягательной силой.

Леонид исчезал внезапно и надолго, иногда не появлялся по нескольку недель кряду. На вопросы Ларисы отвечал уклончиво – мол, ездил в командировку. А куда и по каким делам, не отвечал вовсе. Просто молчал, будто и вопроса не слышал. Ларису эта его манера невежливо отмалчиваться злила, но каким-то внутренним чутьем она понимала – не врет, уезжал действительно по делам. Сама-то она была откровенной полностью.

Уже вскоре после знакомства рассказала Строганову, что ее отец, профессор-гинеколог Аркадий Соломонович Заславский, которого боготворили все женщины Москвы, в свое время был арестован по знаменитому «делу еврейских врачей-вредителей», после тюрьмы так оправиться и не смог и вскоре скончался. Мама, Анна Яковлевна, как работала участковым врачом, так и работает. Сама Лариса с отличием окончила химфак, но даже красный диплом не помог открыть перед ней двери аспирантуры, приняли только после вмешательства кого-то из ныне влиятельных друзей покойного отца. Да и то не в МГУ, а в Бауманку.

Слушать Леонид умел. Вот что он хорошо умел, так это молчать и слушать. Только на свадьбе, которую отметили в узком кругу коллег жениха, Лариса кое-что узнала о своем избраннике. Вернее, свадьбу пришлось отмечать дважды. Сначала в квартире новоявленной тещи Анны Яковлевны собрались немногочисленные родственники. В основном со стороны невесты, у Леонида из родни в Москве никого не было. Потом, отдельно, пригласили коллег Строганова – таково было его условие. «По роду деятельности моим коллегам не рекомендуется широкое общение»,– так туманно высказался жених. На свадьбе Лариса с удивлением услышала, что муж ее практически гений в своей области и именно поэтому так внимателен к нему сам Игорь Васильевич. Имя неведомого Игоря Васильевича на свадьбе упоминали не раз. «А кто это?» – поинтересовалась у мужа Лариса.

– Курчатов, – коротко ответил Леонид.

– Ты работаешь с Курчатовым?! – обомлела Лариса. Только теперь она поняла, почему Лёня никогда не рассказывал о своих командировках и вообще предпочитал на вопросы о его работе отмалчиваться.

В те годы имя Курчатова на страницах советской печати практически не появлялось, но в научных кругах о главном атомщике СССР, разумеется, кое-что было известно. Уникальные способности молодого ученого Леонида Петровича Строганова Курчатов подметил сразу. Леонид был блестящим аналитиком, как никто другой мог в самом начале испытаний увидеть конечную цель и шел к ней непреклонно. Самые сложные расчеты поручал Игорь Васильевич Строганову. Одна из работ Леонида Петровича легла впоследствии в основу его докторской диссертации и учебника, появлению которого в немалой степени способствовал академик Курчатов. По этому учебнику и по сей день учатся студенты-физики не только России, но и многих других стран. И именно за завершение проекта, в разработке которого участвовал в том числе и Строганов, получил он орден Ленина. Это событие совпало с его сорокалетним юбилеем. Но только много лет спустя из рассказов отца узнал Гелий, чем тогда занимался Курчатов и его сподвижники.

На сорокалетие снова собрались в их квартире, и опять в самом тесном кругу. Заранее договорились, что все явятся при полном параде. У Гельки, когда все собрались, в глазах зарябило от блеска орденов и лауреатских медалей, которыми были украшены костюмы гостей. А от трех золотых Звезд Героя Социалистического Труда Курчатова он просто взгляда отвести не мог. Тем более что Игорь Васильевич сам усадил сына юбиляра рядом.

Отца в этот вечер ждал еще и сюрприз. Когда готовились документы, выяснилось, что в годы Великой Отечественной войны капитан Строганов был представлен к ордену Красной Звезды, но награду не получил – его часть была срочно передислоцирована. И вот теперь, как сказал академик, «награда нашла героя».

Игорь Васильевич недолго тогда побыл в доме Строгановых. Ему нездоровилось и он вскоре, извинившись, уехал. Леонид Петрович пошел проводить гостя до машины. Взял с собой и Гелия. Уже стоя возле открытой дверцы блестящей черным лаком «Чайки», Курчатов обратился к Гелию:

– Вижу, подрос, окреп. Так что? Теперь тебе жить охота? – и, не дожидаясь ответа, произнес: – Живи, и обязательно радуйся жизни. Поверь мне, это так здорово – просто жить.

Через месяц академика Игоря Васильевича Курчатова не стало.

Имя, которого Гелька стеснялся все свое детство, ему придумал отец. Буквального накануне родов аспирантка Высшего Бауманского училища Лариса Заславская (в память об отце решили, что Лариса сохранит его фамилию) закончила работу над своей кандидатской диссертацией, посвященной исследованию гелия. Узнав, что у него родился мальчик, Леонид Петрович тотчас помчался в ЗАГС и оформил свидетельство о рождении, где в графе «имя» значилось «Гелий». Он искренне полагал, что жене это будет чрезвычайно приятно.

Первой свидетельство о рождении увидела теща. Анна Яковлевна, отдавая должное тому, что зять ее незаурядный ученый, считала его человеком к жизни абсолютно неприспособленным, а посему нуждающимся в постоянном контроле, если не сказать диктате и помыкании. Вот и теперь, увидев, что долгожданного внука нарекли каким-то непонятным именем, теща подумала не о том, что это зять чего-то напортачил, а о том, что именно она недоглядела, отпустив его в ЗАГС без своего присмотра.

– Леонид!– Имя зятя теща произносила нараспев, делая явное ударение на «о» и заметную паузу между слогами, так что получалось как бы два отдельных имени: Лео Нид, —Ну что такое Гелий? Почему нельзя было назвать мальчика в честь Ларочкиного папы – Аркадий, или, в крайнем случае, в честь вашего отца – Петр?

Леонид Петрович пропустил мимо ушей обидное «в крайнем случае» и лишь заметил:

–А по-моему очень красиво – Гелий, в будущем – Гелий Леонидович.

Поставив стакан с недопитым чаем прямо на новенькое свидетельство о рождении, Строганов удалился на маленький застекленный балкончик, где было оборудовано некое подобие его кабинета. Он уже давно научился легко проникать за неприглядную оболочку жизненных неурядиц, уходя в собственный, замкнутый и закрытый от всех посторонних мир, где царили цифры, формулы, исследования и логический анализ того огромного дела, которое ему было поручено. Это дело поглощало его полностью. До такой степени, что обо всем ином просто подумать как-то было недосуг. Выходя из дому, он частенько забывал завязать шнурки на ботинках. Если Лариса не напоминала: «Надень пальто», – мог в январскую стужу выйти на улицу в одном костюме. Галстук завязывать так и не научился и искренне недоумевал, почему завтракать, обедать или ужинать нужно непременно сидя, а не расхаживая, – ведь так думалось лучше. Его, наверное, можно было бы назвать смешным, нелепым или чудаковатым, если бы не те достижения, которых он добился в науке. А о том, что его достижения получили к тому же еще и явное практическое применение, убедительно свидетельствовали многочисленные награды – ордена и две медали лауреата Государственной премии СССР.