И это еще не все. Предположим, что Людовик не расстался бы со своей супругой. Бесспорно, что возможности управления на дальних расстояниях были в ту эпоху довольно ограниченными, а обычаи наследования — весьма строгими. Поэтому тогда никому не могла бы прийти мысль о присоединении Аквитании к королевскому домену. К тому же при наследовании она отошла бы к одному из королевских отпрысков, а поскольку имелись только дочери, — к одному из зятьев. И ничто не позволяет думать, что он оказался бы более преданным короне, чем Генрих Плантагенет. Этот претендент на руку Алиеноры был удачливее всех прочих из тех, кто пытался перехватить разведенную женщину. Когда Генриху удалось жениться на ней, он принес, наконец, как и его отец, оммаж Капетингам за Нормандию, от чего до этого долго отказывался. И наконец, расторжение брака позволило Людовику взять себе жену из дома графов Шампани, соперничавших с Анжуйской династией. Был заключен союз, суливший неисчислимые выгоды королевскому дому Франции. Из истории развода возьмем на заметку следующее. По рассказам хронистов, ненасытная королева жаловалась на то, что в первом браке она была замужем не за королем, а скорее за монахом. И это наиважнейшее обстоятельство. Оно позволяет поздравить Людовика со сделанным им выбором. Видимо, это был невольный выбор, обусловленный темпераментом короля и тем воспитанием, которое дал ему отец. Но этот акт оказался решающим для истории власти во Франции. Монархия еще глубже укоренилась в церковной институции.
В годы правления предшественника Людовика VII королевская власть тесно связала себя с монахами, с монашеством аббатства Сен-Дени. И в течение некоторого времени прежнее положение сохранялось. Аббат Сугерий стал настоящим опекуном для нового короля. Три года спустя после своей женитьбы и кончины своего родителя Людовик возглавлял в окружении многочисленных прелатов торжественную церембнию освящения новых хоров в соборе Сен-Дени. Укреплялась, таким образом, та идеология королевской власти, творцы которой вдохновлялись писаниями Дионисия Ареопагита. Эта идеология могла теперь опереться на новые сочинения, созданные в монастыре. Понятно, что я имею в виду тот образ примерного монарха, который дан нам в жизнеописании Людовика VI, а также и «Истории короля Карла и Роланда», авторство которой приписывается епископу Тюрпену, и грамоту — фальшивую грамоту, — подписанную якобы Карлом Великим. Эти подделки (а тогда их подлинность никто не оспаривал) составлялись для того, чтобы люди поверили: Карл Великий и впрямь некогда преподнес свою корону Св. Дени, возложив на алтарь четыре золотые монеты и «моля своих наследников поступать подобным же образом каждый год, принося с земным поклоном всякий раз по четыре золотых безанта». Следуя этому завету, Капетинги XII века подтверждали, что они — законные наследники легендарного императора. К тому же, соглашаясь на выплату такого рода чинша, они становились как бы рабами этого святого, обеспечивая себе тем самым роль представителей той власти, которой, по убеждению Карла Великого, обладал его святой покровитель, и, следовательно, право на владение всей «этой землей, называвшейся Галлией и названной ныне Францией». Францией — поясняется в тексте — поскольку эти земли свободны (Branches) от всякого порабощения со стороны других народов. Предлагаемый текст гарантировал, таким образом, вольность всему королевству. И речь в нем шла уже не о королевстве, замкнутом рамками былой Франкии, а о таком, которое отождествляется уже со всей Галлией, ибо его восточная граница при жизни Карла Великого еще не была проведена. Кроме того, в этих текстах утверждалось, что поскольку император сделал аббатство Сен-Дени «главной церковью среди всех церквей королевства», то король, ставя себя под покровительство святого и беря его орифламму (как утверждалось — чудом сохранившийся стяг самого Карла Великого), призван принять на себя все его права и претендовать на подчинение себе епископата.
Между тем на протяжении нескольких десятилетий все более заметен был упадок монашества старого обряда. Поэтому набожный Людовик VII постепенно от него отворачивался, обращаясь к другому бенедиктинскому семейству, которое благодаря практике воздержания, отказу от роскоши приобретало все большее влияние. Речь идет об Ордене цистерцианцев. Все предки Людовика были похоронены рядом с гробницей Св. Дени. Единственное исключение — дед короля Филипп I. Людовик решает последовать его примеру, приказав уготовить для себя место вечного упокоения в основанном им монастыре, обители цистерцианцев. Члены этого ордена служили епископам. У короля достало ума, чтобы последовать их примеру.
Теперь стали строго соблюдаться правила, установленные церковными реформаторами в отношении избрания епископов. Король отныне лишь сообщал имя угодного ему кандидата, а затем вручал избраннику знаки его светских полномочий в епархии. Такое уважение короля к церковным установлениям, его набожность обеспечили ему приверженность епископского корпуса — поддержку чрезвычайно мощной силы. Удачей для династии оказалось и то, что в самый подходящий момент на троне ее стал представлять человек, над которым посмеивались в рыцарских собраниях, считая его чересчур пристрастившимся к церковным службам.
Король умел также принимать с распростертыми объятиями всех «внешних» прелатов, которые, найдя убежище в его королевстве, продолжали борьбу с государями, не обладавшими таким умением извлекать выгоду из своей власти над Церковью. В числе этих прелатов были Фома Бекет, изгнанный из Кентербери, папа Александр, изгнанный из Рима. Благодаря поддержке этих изгнанников Людовик VII мог более уверенно противостоять на Западе и на Востоке двум своим мощным соперникам, каждый из которых был способен сломить его власть, — королю Англии Генриху Плантагенету и королю Германии Фридриху Барбароссе. Последний пытался, прибегнув к услугам болонских юристов, опираясь на вновь признаваемые принципы римского права, ограничить ту самую галльскую вольность, которую провозглашали в Сен-Дени. Фридрих ссылался на превосходство императорского статуса, утверждал, что он сегодня и есть Карл Великий. По повелению Фридриха этот император был причислен к лику святых церковным собором, состоявшимся в Безансоне, в Бургундском королевстве. Германский король торжественно возложил на себя в Арле корону королей Прованса, он насылал на берега Соны банды «брабантцев», угрожавшие Людовику. Король Франции защищался как мог. Стоило Фридриху пожаловать золотую буллу архиепископу Лионскому, как Людовик сразу же предоставил аналогичные привилегии епископу Манда. И когда в 1162 году король Франции направлялся в Сен-Жан-де-Лонь, на границу по четырем рекам, для переговоров со своим надменным и опасным соперником, то в руках у него был самый крупный козырь — свое демонстративное подчинение Церкви и как следствие — расположение истинного папы, претензии которого на мировое господство наталкивались на такие же притязания германского императора. В следующем году папа учредил римскую курию в Сансе и высочайше пожаловал Людовику орден Золотой розы, освящающий «власть королей и правосудие».
Но поначалу правление Людовика VII складывалось не особенно удачно. В 1147 году он настойчиво, но безуспешно пытался добиться согласия буржских каноников на проставление архиепископом в Бурже одного из клириков своей дворцовой церкви, королевского канцлера. Каноники выбрали своего кандидата. Пренебрегая брачными установлениями, на соблюдении которых настаивала Церковь, король уговорил своего сенешаля Рауля де Вермандуа разойтись с супругой, чтобы затем в интересах королевского дома женить его на королевской свояченице. А жена Рауля была племянницей графа Шампани. И этот государь, подобно графу Фландрии, графу Анжу, вел свою совершенно самостоятельную политику укрепления управляемого им государства, для которой капетингская экспансия становилась помехой. Ранее он уже помог архиепископу Реймса и его капитулу ликвидировать учрежденную королем в этом городе двумя годами ранее общину, на дружественную поддержку которой Людовик рассчитывал. Теперь, защищая честь рода, Тибо Шампанский прямо выступил против своего сеньора, поощряемый страстными речами близкого друга, цистерцианца Бернарда. Король ответил жестко — решительными военными действиями, к которых одержал победу. Однако был нарушен мир Божий, к несчастью, король еще и сжег церковь в Витри вместе со множеством укрывавшихся в ней бедняков. Святотатство! Божий помазанник запятнал себя убийством и на некоторое время прослыл «тираном». Противникам короля нетрудно было выражать свое возмущение, утверждая, что король, нарушив данную при помазании клятву, разорвал тем самым союз со своим народом.
