Странным образом, с тех пор как Вера нашла платье, на пороге этого бутика ее покидала та напускная легкость, с которой она всегда начинала вышагивать, как только попадала внутрь «Престижа». Сегодня она потеряла самообладание намного раньше, еще на втором этаже. Неужели скоро она не сможет переступить порог магазина?

Продавец-консультант, наверное, считала ее сумасшедшей – в стрекозиных очках, тем более.

Вера мечтательно выдохнула. До зарплаты родителей оставалось чуть больше недели, а до этого момента о покупках не стоило и заикаться.

Вера боролась с сонливостью, мучительным ожиданием Маши и фантазиями, в которых она, облачившись в сногсшибательное платье, купленное за совсем смешные деньги, позировала перед фейерверком фотовспышек. Она произведет фурор! Будет звездой вечера! Вот только бы продержаться на огурцах, от одной мысли о которых уже сводило зубы…

Реакция на лимон – вот что это напоминало. Когда пятилетняя Вера узнала, что слюна во рту выделяется не только от непосредственной лимонной кислоты, но и от мимолетной мысли о цитрусе – ее постигло озарение. Теперь что-то подобное наклевывалось с огурцами. Правда, вдобавок сопровождалось тянущей болью жевательных зубов, повышенной агрессией, беспокойством и удрученностью. Неужели новый рефлекс на всю жизнь?

Вера еще раз окинула взглядом этаж, окрашенный в зеленый цвет, и уселась на скамью. Пытаясь отыскать ответы в интернете, она не на шутку задумалась. Было бы здорово силой мысли, как выходило с лимоном, а теперь и огурцами, вызывать какую-нибудь другую реакцию организма. Например, увеличение груди. Хотя бы на время, хотя бы только на тетин день рождения, да хотя бы для пары снимков!

Но разобраться в трудах великого ученого Ивана Петровича Павлова было не под силу. Она тут же увязла в понятиях «условный» и «безусловный» рефлексы, и быстро отбросила эту затею.

Маша шумно плюхнулась рядом, заставив пластиковую скамью взвизгнуть. Пока Вера стряхивала капли, приземлившиеся на нее с мокрой куртки подруги, та беззастенчиво всматривалась в зеленые линзы очков. Потом кинула быстрый взгляд на экран своего телефона:

– Привет! Ну как ты?

Вера молча пожала плечами.

– Смотрю, не опоздала, мне стоит беспокоиться?

Казалось, Маше было неловко шутить без поддержки Алисы. К тому же ее голос подозрительно дрожал, как будто она собиралась признаться в чем-то постыдном.

Вера пропустила язвительный вопрос мимо ушей:

– Освободилась раньше, чем планировала. Час уже сижу. Да ничего толком не сказали: капли, мазь…

Машка наконец, посмотрела открыто и как-то по-дурацки улыбнулась, будто у нее болел зуб, и двигать губами было не в ее власти:

– Зато школу пропустила.

Вера подумала, что дело в керамических брекетах: наверняка в них что-то застряло, и Маша пыталась это скрыть.

– Еще краситься запретили, – оттягивала неудобный разговор Вера, продолжая наблюдать за странным поведением подруги.

– Сочувствую, – спешно отозвалась Маша. – Короче, хочешь злись, хочешь обижайся, но я позвала Алису.

– Что? – сразу же вскипела Вера. – Я же просила!

– Мы еще в прошлый раз договорились, – спешила оправдаться Маша, – что бы ни случилось – все обсуждать. Мы что зря проходили марафон мудрости?

Вера стиснула зубы.

– Мне с тобой надо было посоветоваться. Только с тобой! Что здесь непонятного? Доказательств нет: я не могу ничего предъявить, но все указывает на Канарейку.

– Да что она сделала? – удивленно вытаращилась Маша. – Если бы Алиса предложила встретиться без тебя, я бы поступила точно так же.

Вере казалось, напротив сидела не подруга, а какая-то ведьма. Ее волосы цвета молочного шоколада сейчас были мокрыми и казались черными. Веру бесило каждое движение ее наглой предательской рожи.

– Сначала я думала все из-за этого приложения, – начала было Вера, сдерживая гнев всеми силами, но тотчас же остановилась: в ухе со стороны воспаленного глаза что-то болезненно щелкнуло, а потом в голове раздался оглушительный звон, на который среагировали барабанные перепонки. Вера наспех сняла очки и схватилась за голову.

Маша взволнованно сыпала вопросами:

– Что с тобой? Что такое?

Вера не смогла ответить. Маше ничего не оставалось, как захлебываясь от эмоций, беспомощно пытаться достучаться до подруги.

– Взбесила меня, что-что, – спустя какое-то время передразнила Вера, не поднимая головы.

Когда боль стихла, она мысленно решила, что с воспаленным глазом лучше не шутить. Если раньше он чесался, то сейчас она чувствовала жгучую резь. Вообще-то, врач заверил, с глазом все нормально, выписал лекарства и отправил домой с тем, чтобы Вера побыла на домашнем режиме три дня. А затем вновь пришла на прием; если, конечно же, не будет ухудшений.

Вера открыла глаза и медленно подняла голову. От насыщенности ярких красок стало не по себе. Она потянула руку в сторону очков, чтобы вернуть спокойный зеленый мир, но и сквозь пелену увидела, как к ним, виляя бедрами, приближалась Алиса. Благодаря ярко-желтой укороченной куртке и ее любимым синим джинсам клеш, из-под которых выглядывали ботинки на массивной платформе, перепутать ее было невозможно.

– Счастливо оставаться, – процедила Вера и, кинув на Машу укоризненный прощальный взгляд, направилась к лифту.

– Да, стой ты, – умоляюще крикнула вслед Маша.

Вера выкинула вверх средний палец, потом наступила на собственные шнурки, налетела на кого-то мужчину, еле устояла на ногах. Все как обычно.

Позади окликали уже два голоса.

Засада какая-то, к тому же она оставила очки на скамье. Там же такие хрупкие стекла, и оправа только снизу, верх совершенно не защищен – наверняка кто-нибудь из посетителей раздавит их своей задницей или нечаянно опрокинет на пол, – думала она на бегу. И на улице дождь, а у нее не было зонта.

Из-за переполняющей обиды начал слезиться правый – здоровый глаз. От злости хотелось разнести все вокруг. Выпрыгнуть бы из собственной шкуры, заорать от отчаяния, сделать хоть что-нибудь, чтобы спустить пар.

Вера вызвала лифт. Она вглядывалась в мигающие сверху цифры и молитвоподобно бубнила: «Быстрее же! Ну давай».

Когда двери наконец приоткрылись, Вера заглянула внутрь и выдохнула с облегчением. Ее встретило собственное неприветливое отражение в зеркале. Хотя бы не придется тратить время на правила этикета. Ей так и не удалось вспомнить, кто кого пропускает: те, кто входят или те, кто выходят. Кабина, к счастью, оказалась пустой. Не придется сгорать от стыда и прятать глаз.

Быстро заскочив внутрь, Вера принялась ритмично вдавливать кнопку закрытия дверей. Два треугольника, направленные друг на друга острыми углами, вспыхнули холодным белым светом. "Давай же!"

К лифту приближалась пышнотелая женщина с пунцовыми пятнами вместо щек: в одной руке она держала огромный пакет с покупками, в другой тащила за собой девочку лет четырех, которая истошно орала на весь торговый центр. Люди возмущенно осматривали их и недовольно отворачивались. Женщина громко и жалобно попросила придержать дверь, но Вере было плевать. Она была готова разрыдаться и хотела побыть одна. Еще не хватало, чтоб подруги успели догнать ее из-за приступа вежливости перед какой-то незнакомкой.

Двери шумно закрылись. Вера спряталась в углу. На душе стало еще тоскливее. Будто она разом испортила жизнь и этому ребенку, и этой женщине. На помощь сразу же пришел внутренний голос. Он нашептывал, что маленькая девочка, разглядев ее ужасный красный глаз, обязательно бы испугалась. И тогда бы ее мамаша ни за что не остановила истерику еще дня три. Очки-то остались на скамье.

Вера чувствовала себя отвратительным, страшным монстром и внутри, и снаружи. Однако, почти сразу ощутила, что в кабине было душно. Даже чистая совесть не стоила того, чтобы тесниться здесь с кем-нибудь еще – и она мысленно простила себя.

Лифт начал движение вниз.

Резко бросило в жар. По спине водопадом скатились капельки пота, все же снимать куртку было уже поздно. Как только она окажется на первом этаже, сразу же помчится к выходу на улицу.