Вполне неплохо: два этажа, уютный двор, но вот огромный забор из черных металлических прутьев высотой в метра три уродует всю картину. Да и охрана с оружием в руках сюда не особо вписывается…

— Подожди, сядь, — девушка уже собралась выходить из машины, но ее остановила рука Алессандро. — Все мое окружение, кроме Джованни, не знают о том, что мы заключили договор. Так что, будь добра, веди себя подобающе в присутствии лишних ушей. Про последствия, думаю, ты догадываешься.

После этих слов последовала ослепительная улыбка, а Дарью же пробрала дрожь, на этот раз отнюдь не из-за холода.

«Нам что, впредь разыгрывать спектакль в роли до гроба влюбленной парочки?»

— Еще Стефания знает, я ей рассказал.

Тяжелый вздох и сдавленный стон мученика слетели с губ Манфьолетти.

— Какого черта, Конте? Она же теперь все мозги мне чайной ложечкой выест.

— Я не виноват, меня заставили, — пускает смешок консильери. — Долго еще здесь сидеть собираетесь?

***

Второй час ночи.

Прислуга разложила все вещи по своим местам, а Алессандро теперь живет в одной комнате с Дарьей. Он аргументировал это тем, что иначе все обязательно что-нибудь да заподозрят.

Соколова выходит из душа и спокойным шагом направляется к спальне.

«Его сейчас не должно быть в комнате. Сто процентов же сидит в кабинете в очередной кучке докуме…»

— Алессандро? Что вы делаете?

Картина: девушка в пижаме с мокрыми волосами стоит на пороге спальни, а Манфьолетти, держа левой рукой рокс с алкоголем, копается в ее смартфоне, стоя у окна. На главном герое плащ, длиной до середины икр, классические брюки и белая рубашка, поверх которой надето жабо, украшенное большим камнем.

«Он куда-то собрался, раз так вырядился? Да еще и в верхней одежде. Или только недавно пришел с улицы? Рокс в руке… Он же не пьян? Господи, пусть он будет трезвым»

— «Как умереть быстро без боли», «топ-10 способов самоубийства», и «полное руководство по суициду». Отличная история поиска в Гугле. Если так интересно, то могла и меня спросить. С радостью бы просветил тебя во всех подробностях.

(Он бы просветил)

— Пожалуйста, положите на место.

— И что, какой способ выбрала? — в его прокуренном голосе проявилась ярко-выраженная презрительная насмешка.

— Для чего вам мой телефон? Что вы хотели?

Дарья застыла в изумлении. Она не думала, что кому-нибудь сможет прийти в голову идея залезть в историю ее браузера. Да и тем более, она искала это не в серьез (по крайней мере, девушка себя в этом активно старалась убедить).

— У меня нет ни единой причины тебе доверять. Учитывая, что твой отец далеко не простой человек.

— Он мне не отец, — ответила (или скорее прикрикнула) слишком резко, даже для самой себя. — И вы хотите сказать, что я предоставляю Дмитрию какую-нибудь информацию, связанную с вами и вашей… деятельностью?

— Я этого не говорил. Просто на время заберу твой телефон, чтобы держать всю ситуацию под контролем. — Соколовой осталось только промолчать на это заявление. — А, и еще… завтра у тебя состоится сеанс с психотерапевтом.

— А если я откажусь?

— А тебя никто и не спрашивал. — Смартфон отправляется в карман, рокс опустошается залпом и остается на тумбочке, а сам Манфьолетти направляется к двери. — Ложись спать, меня не жди. Буду поздно, если не утром, — он включает торшер и гасит верхний свет. В полутьме Алессандро устрашает еще больше. — Не засиживайся.

Резкий хлопок дверью. Даша одна в комнате. Она подходит к окну, из которого видимы ворота. Девушка садится на подоконник и следит за тем, как Алессандро вместе с Джованни выходят из дома, перезаряжают свое оружие и скрываются в автомобилях. Два черных авто выехали за пределы двора и покинули поле зрения, в след за чем Дарья ложится на кровать в попытках уснуть. Если бы у нее сейчас был в доступе телефон, она бы написала маме…

***

Вновь хлопок дверью, на этот раз тихий. Алессандро медленно подходит к окну, стягивает с себя плащ и вешает его на спинку стула. Ноги подкашиваются, а на небе только собирается заря. На его белоснежной рубашке темные следы чьей-то крови, жабо снято, а пуговицы расстегнуты до солнечного плетения. Теперь можно разглядеть под ключицами татуировку паука, которая перекрывает старый уродливый шрам.

Мужчина берет одежду из дубового шифоньера, дверка которого предательски скрипнула, и осторожными шагами удаляется из спальни, заходя в ванную. Раздевается, включает холодную воду и сползает по стенке на пол.

Сегодня он убил человека, в венах которого текла его кровь. Он убил родного брата. Хотя Манфьолетти его и ненавидел, на душе повис ужасающий своей величиной камень.

«Сколько раз я уже убивал? Сто? Двести? А сердце бьется как в первый, — выдыхает, подставляя лицо под холодные струи воды. — Но это была необходимость. Франческо нарушил омерту, сам виноват»

«Да какая к черту омерта?»

***

Сегодня он не уснет. Зная это, Алессандро сразу после душа ушел в свой кабинет.

Теперь осталось закопаться по уши в работу, чтобы не думать о том, что произошло. Его посещали мысли рассказать про эту ночь своему психотерапевту, но, уже набирая ее номер, посчитал, что это будет проявлением слабости. Поэтому Манфьолетти просто подавит эмоции, запихнет все свои страхи и переживания куда подальше, и забудет.

На столе стоит две кружки с кофейным осадком, а третий рокс виски уже отправляется в организм главного героя. Не помешало бы мыть чашки, прежде чем брать новые.

В пепельнице четыре новых бычка, в скором времени в их компанию добавится пятый, однако эту идиллию нарушает тихий стук в дверь, а на пороге показывается консильери.

— Джованни? — раздается подавленный голос Алессандро, но затем он закашливается и тон становится привычным. — Чего тебе?

— Решил вместе со своей невестушкой в ряды анорексичек записаться? — Алессандро закатывает глаза.

— Да иди ты.

— Уже третий час дня, а ты кроме этой дряни, — Конте обводит рукой многочисленные кружки и полупустую бутылку с алкоголем, — ничего не ел. Не появился на завтраке, на обеде тоже. Марта готовила, а в итоге никто не пришел.

— И Соколова? — прикрывает веки, медленный глубокий вдох и моментальный резкий выдох.

— Оторвись ты от этой бумажной возни, наконец. Эти документики никому, кроме тебя, не сдались. Сегодня Стефания возвращается из Рима, обсуди с ней произошедшее. Я буду у себя.

***

— Джо, давно не виделись! — из женских уст звучит итальянский язык, а после низкая брюнетка падает в объятия Джованни.

— И я рад тебя видеть, — Конте целует девушку в макушку. — Ты перекрасилась в черный? Тебе идет.

— Спасибо. Как там та девочка?

— По-моему она тащит его на дно. Хотя куда еще ниже… Как раз собирался тебя отвести к ней.

***

— Привет! Я Стефания. — Дарья дергается от неожиданности и, быть может, страха, когда слышит итальянскую речь: все-таки этот язык у нее отныне и впредь будет ассоциироваться отнюдь не с солнечной Италией или ресторанчиками на ее побережье. — Ты не говоришь по-итальянски, не так ли?

— Нет-нет, я прекрасно вас понимаю, — в голове девушки начали всплывать случайные фразы и правила по грамматике, однако произношение ее не подвело.

— О, чудесно! Вчера Сандро должен был сказать, что теперь я буду куратором твоего лечения. Я психотерапевт. Его в том числе, — Стефания не стала себя утруждать и пытаться говорить по-русски, так что продолжала лепетать на своем родном языке.

«“Сандро”? Почему эта девушка зовет его таким именем?»

— Я Дарья, — как всегда, в сознании ни одной подходящей фразы в самый нужный момент. Тем более на итальянском.

Девушки опустились на кровать.

— Манфьолетти мне сказал, что у тебя пищевое расстройство. Это так?

— Я совру, если скажу «нет», — нервный смешок слетел с ее губ. «Бьюсь об заклад, он уже доложил ей и о моих суицидальных наклонностях, и о том, что я очищаюсь. Хуже всего, если вдруг кто-то узнает о селфхарме…».