– Ты встанешь, вернёшься к тому, кто послал тебя, и передашь слово в слово: ала13 избавиться от меня, пока я жив, ведь у тебя нет силы, чтобы прогнать меня, когда умерев, я вернусь к тебе духом мести!

Больше Карамана никто не побеспокоил. Бычин легко мог навсегда отправиться в Тенгри в любую из предыдущих ночей – каждый кам знал нужные снадобья – но даже такой долгой жизни ему оказалось мало. Старый ата-кам не был глупцом, просто его время закончилось, а он не пожелал с этим согласиться. Теперь же Бычину предстояло вкусить позор смещения, и Караман не знал, что могло быть хуже. Завтра Еке, добрый и недалёкий, повернёт голоса остальных кам в его пользу – верный роду искинчи уже вернулся и доложил, что послание передано в точности.

Конечно, хакан Бору знал, что камы сместили Бычина и избрали нового ата-кам, и это ему не слишком понравилось, но сколько бы власти не имел над племенем хакан, дела духов и их проводников его не касались. Когда ему сообщили, что совет завершился и камы разъезжаются по своим станам, Бору велел пригласить нового ата-кама в свой шатёр.

– Так ты и есть тот кам, который призван советом служить и защищать племя? – Хакан Бору оглядел Карамана с головы до носков запылённых сапог.

К его удивлению, гость оказался не слишком стар, поджар телом и невысок. К своему хакану явился в скромной одежде, в какую носят в пути, а не в той, что обычно отличает кам – увешанной таинственными амулетами, перьями и сухими костями животных и птиц.

Караман почтительно склонился.

– Подойди, сядь. Расскажи, кто тебя надоумил решиться на такое?

– Великий хакан, мои учителя – мудрые духи и Тенгир дин. Только его советы имеют для меня цену.

– И что же поведал тебе Тенгир дин? – равнодушно спросил Бору. Было заметно, что ответ Карамана его не впечатлил.

– Все мы во власти Тенгри хотим того или нет. Все отправимся туда в конце пути. Но здесь, на земле, бежим друг друга, льём кровь родичей так же легко, как кровь врагов, словно дикие собаки, не знающие хозяина. И враги радуются нашим распрям, видя, как легко мы сами помогаем им в победах, – начал Караман, наблюдая за тем, как хакан всё больше хмурится с каждым словом. – Мы – как разжатые пальцы руки, нас рубят и ломают по одному и однажды искалечат навсегда. Тенгир горюет. Он разочарован слабостью своего народа. Где, спрашивает он меня, тот хакан, что соберёт мою руку в грозный кулак, бьющий врага, подчиняющий чужие народы и земли великой славе степного народа? Если бы я мог, ответил бы Создателю Земли и Неба, что знаю такого хакана. Он молод и полон сил. Он жаждет славы и уже познал горечь поражения, познал, чтобы никогда не допустить его в будущих сражениях. Ему вверяются многие роды, а вверятся и многие племена. За тысячами придут тысячи тысяч. Минглиг воинов, готовых ради него на всё. Вся Великая Степь дрогнет и двинется на врага. И не будет ей преград на земле… Враг захлебнётся в крови, его жёны станут сбивать нам кумыс, его дети – пасти наш скот, его пастбища заполнят наши овцы и кони, его реки станут нести воды только для нас. Те народы, чьи земли не подойдут нам, будут платить золотом и железом только затем, чтобы оставить их нетронутыми… Так ответил бы я Создателю. Но этот хакан слушал не меня, а другого кама. Возможно, Тенгир задаёт ему другие вопросы, подумал я. Или ата-кам их неправильно понимает? Вот и приехал, чтобы спросить самого Бычин.

– Странные речи слышат мои уши, Караман-кам, – недобро прищурился молодой хакан. – Ты рассуждаешь, как воин.

– А разве кам – не воин, мой хакан? – Караман поднял голову, выдержав тяжелый, испытующий взгляд Бору. – Я встречаю врага так же часто, как ты. Моё оружие – не острая сабля, и сражаюсь я не с людьми, а со злыми духами, но я такой же воин, как же иначе? Не будучи воином врага не одолеть. Потому и речи мои такие.

Бору хмыкнул. Недоверие и растущий гнев во взгляде сменились любопытством. Караман позволил себе мягкую улыбку. Он знал, что уже победил, но торопиться не следовало.

– И в чём же, по-твоему, ошибался ата-кам Бычин? – подался вперёд Бору.

Вопрос был с подковыркой, но Караман был к нему готов.

– Нет ошибки без условий, хакан Бору. Уважаемый Бычин давал верные советы для кама малого племени, желающего всего-навсего сохранить людей и не дать им умереть от голода на клочке земли. Но для племени, способного стать чем-то большим, объединить под рукой сильного хакана весь народ Великой Степи, советы ата-кама были ошибочными. Всё зависит от взгляда на вещи – я верю, что ты избран для великой цели, ата-кам же всего лишь мечтал о спокойствии. В спокойствии тоже есть свои радости. Если ты готов ими довольствоваться, тогда ошибаюсь я. Если нет – ошибался почтенный Бычин. Но я вижу твою душу в одном твоём взгляде, Великий Хакан, и так же вижу, что не ошибся.

Узкие, длинные, по-женски красивые глаза молодого хакана блестели. Караман много раз видел такой блеск. Его вызывала жажда обладания. Хакан Бору увидел картину будущего, нарисованного Караманом, и она никогда его не отпустит. Тенгир, Хозяин Земли и Неба, не мог ошибаться – так же, как избрал он Карамана, избрал и Бору. Хакан жаждал славы, а Караман явился, чтобы помочь в этом.

Проклятых печенегов оказалось слишком много! Главный стан племени был больше похож на целый город шатров и кибиток. Город, готовый в любой момент сняться с места и смертоносным валом покатиться туда, куда укажет его предводитель. Да, пока Волшан добирался до кагала Бору, узнал, что к тому примкнули два других племени, но подобного увидеть никак не ожидал. Сачу был удивлён не меньше и, чувствовалось, искренне.

– Ну вот, Сачу, ты свою часть уговора выполнил. Незачем идти со мной дальше, – Волшан спешился в тени большого шатра на окраине кагала и, придерживая Илька, вложил в грязную ладонь степняка обещанную плату.

В светлых глазах полукровки мелькнули одновременно разочарование и облегчение. Что и говорить, в этом путешествии парнишка сильно рисковал.

– Ты знаешь, где меня найти, Шан, и всегда будешь желанным гостем в моём скромном шатре, – сказал он, с тоской оглянулся на Илька, поправил замурзанный тягиляй и споро потянул своего рыжего прочь от Волшана, мигом исчезнув в громкоголосой сутолоке печенежского стана.

Волшан тоже натянул шапку поглубже, на самые брови.

– Ну что, Ильк, приехали мы. Теперь бы в этой толчее разобраться, – прошептал коню во влажную шею.

Конь негромко всхрапнул. С головы до ног покрытый рыжей пылью, потемневшей на отпотевших боках и шее, он совсем не выглядел каким-то особенным. Не выглядел странно и сам Волшан – негустая чёрная бородка укрывала нижнюю половину лица, остальное пряталось под тягиляем. Одежда тоже никак не выделяла его среди степняков, да к тому же они и сами тут были меж собой перемешаны. А уж носить чужую личину Волшан давно привык и чувствовал себя вполне уверенно.

Хаос, в котором на первый взгляд жил кагал, на деле был весьма упорядочен. И подобраться к шатру хакана Волшану не удалось, разве что обернуться зверем прямо в сердце печенежского племени и глупо подохнуть от сотни копий и стрел. Хакана охраняли днём и ночью, что говорило о его осторожности и наличии ума. Как-никак, вновь примкнувшие к племени сородичи были такими же воинственными, как и его собственные люди. И воев вокруг было слишком много. До ночи прослонявшись по огромному кагалу, с наступлением сумерек он подсел к одному из костров у гостевого шатра. Здесь говорили на разных наречиях, и он был таким же чужаком, как и собравшиеся у огня.

Степняки прославляли Бору-хана. Обсуждали грядущее. Делились былыми успехами и новостями из своих земель. Волшан делал вид, что дремлет, опустив голову.

– По первому свету хакан Бору собирается на охоту, – неожиданно сказал кто-то. – Наш хан едет с ним, и мой старший брат тоже!