Я сделал вид, что тоже направляюсь туда. Но тут же поменял направление. Перебежал через улицу.

Рискованный маневр. По проспекту Маркса почти непрерывно шли машины. Правда, на низкой скорости.

Один «Жигуленок» чуть не въехал в меня. Хорошо, успел вовремя затормозить.

— Ты сдурел, что ли? — заорал водитель. Высунулся из окна. — Совсем с ума посходили! Псих!

Но я уже побежал дальше. Перескочил через ограждение.

Вон остановка. Как раз подъезжает автобус. Что если запрыгнуть в него? Или, вернее, сделать вид. Что запрыгиваю. Потому что тормознуть автобус для милиции еще легче.

Снова оглянулся. Вот черт. Преследователи уже недалеко.

Их пятеро человек. Трое комсомольцев. И двое ментов. Вот прицепились. Как клещи.

Я побежал через другую половину улицы. Вроде поток машин небольшой. Но мчатся все гораздо быстрее.

К счастью, я нашел свободное «окошко» в потоке. И увернулся от грузовика и синего «Москвича».

Подбежал к остановке. Как раз вовремя. Когда подъехал автобус. Маршрут тридцать восемь.

Я метнулся к людям, столпившимся у автобуса. Со сложенными зонтиками и сумками в руках. Снова сделал вид, что вхожу в автобус. Дождался, пока туша автобуса прикрыла меня от преследователей.

И нырнул за остановку. За колонны. За мокрую тумбу с объявлениями. Автобус ушел.

Но я не останавливался. Тоже побежал дальше. Дальше шел пролет. Стены дома.

Я забежал за него. Быстро проскочил через весь дом. Мимо разинутых пастей подъездов. Мимо покрытых каплями дождя оконных стекол. И вынырнул с другой стороны дома.

Так, вроде неплохо. Отсюда видна остановка. Возле нее беспомощно метались мои преследователи. Словно охотничьи псы, потерявшие след.

След лиса. Повадившегося воровать кур в сарае.

Отлично. Я пошел было дальше. Но услышал сзади крики. Кто-то из глазастых комсомольцев увидел меня. И они снова побежали за мной.

Вот ведь настырные. И в самом деле напоминают стаю. Стаю собак, идущих по следу. Только не очень приятно быть в роли жертвы.

Я побежал дальше. Миновал Третьяковский проезд справа. Снова перебежал улицу. В отчаянной попытке стряхнуть преследователей со следа.

Но нет, не получилось. Пристали, как банный лист.

Неужели мне придется провести ночь в «музее»? То есть, в отделении. И не только ночь. А и ближайшие несколько лет. Вот уж чего не хотелось бы.

Видимо, меня выбрали для показательной порки. Образчик нерадивого студента. Которого надо выставить морально разложившимся элементом. Готовым на все ради денег.

Этот подстава со стороны Колхоза. Я видел его глаза. Он был ничуть не удивлен. Наоборот, знал, что меня сейчас схватят.

Вот зараза.

Я выбежал на Лубянскую площадь. Посмотрел на знаменитое здание КГБ. Ну что же, не остается ничего другого. Попробую использовать единственный шанс. Что у меня на руках.

Может, эта карта окажется козырной? Или хотя бы поможет мне блефовать?

Я подбежал к зданию, нырнул в массивные двери. Изнутри вышли двое человек в серых костюмах. Сразу видно, крепкие и подтянутые. С аккуратным прическами. При виде меня особо не удивились.

Зато постовой внутри сразу принял охотничью стойку. Приподнялся, строго спросил:

— Вы к кому, гражданин? Что случилось?

Я достал джинсовый костюм из рюкзака. Быстро выговорил, проглатывая слова сквозь прерывистое после бега дыхание:

— У меня срочное сообщение. Похоже, я обнаружил шпионскую переписку.

Постовой удивился. Всмотрелся в меня. Наверное, подумал, что у меня не все в порядке с головой.

— Что вы сказали? Повторите, пожалуйста.

Я помахал перед его носом джинсовым костюмом.

— Я говорю, у меня есть все основания полагать, что я обнаружил шпионскую записку. Вот этот джинсовый костюм мне дал иностранец. Сегодня утром. А я обнаружил в нем странную записку. Спрятанную за подкладкой. Понимаете?

В холле находился пожилой мужчина. Все еще сильный, с прямой осанкой. Как будто палку проглотил. Он заинтересовался. Подошел.

Постовой при виде него вытянулся.

— Что тут происходит? — спросил мужчина. — Вы к кому, гражданин?

Я снова объяснил ситуацию. Показал костюм и записку. Мужчина заинтересовался.

— А почему иностранец дал его вам? — спросил он.

В это время сзади в здание ворвались комсомольцы и милиционеры. Бросились ко мне. Я отступил.

— Что такое, товарищи? — строго спросил мужчина. — Вы зачем здесь? Представьтесь, пожалуйста.

Вроде негромко, но все равно хорошо слышно. И авторитетно. Милиционеры остановились. И комсомольцы тоже. Заправили рубашки, поправили пиджаки и брюки.

— Лейтенант Рубилин. Отделение милиции сего района. Мы преследовали этого гражданина, — один мент козырнул, а потом указал на меня. — Для задержания. И препровождения в участок. Он подозревается в спекуляции и торговле с иностранцами. А также проведении валютных операций.

Я замотал головой.

— Ничего подобного. Просто разговаривал с иностранцами. Объяснил, как пройти к достопримечательностям. А он за это дал мне подарок. Но я сразу его принес к вам. Вот сюда, на Лубянку.

Пожилой мужчина усмехнулся. Все сразу понял. Кивнул милиционерам.

— Я примерно понял что случилось, товарищи. Однако, вынужден сообщить, что мы не можем отдать вам этого гражданина. Он доставил нам любопытное донесение. Мы проверим его. А затем сообщим вам. Если данные не подтвердятся, мы предоставим вам этого гражданина. В полное, так сказать, распоряжение.

Делать нечего. Милиционер кивнул. Потом почтительно спросил:

— Разрешите спросить? С кем я разговариваю?

Мужчина тоже поправил пиджак. Застегнул на одну пуговицу.

— Майор госбезопасности Станислав Бурный. А теперь попрошу очистить помещение. Здесь слишком много народа. А вас, гражданин, прошу следовать за мной.

Милиционеры уныло поплелись к выходу. Комсомольцы перед ними. А я прошел через турникет вслед за Бурным. Он остановился.

— Покажите дежурному документы.

Я достал студенческий и отдал постовому. Он записал мои данные в журнал. Отдал студенческий. Мы пошли дальше.

Пересекли холл. Коридор, лестница, третий этаж. Снова коридор. И кабинет. Номер тридцать восемь. Пустой.

Бурный завел меня внутрь. Усадил на стул. Сел рядом за стол. Взял чистый лист бумаги и карандаш.

— Ну, давай, рассказывай. Все по порядку.

Тут уже тоже делать нечего. Я попал в ощип. Спасался от гончих. И угодил к волкодавам. Причем по собственной воле.

Впрочем, всей правды я все равно рассказывать не собирался.

Сообщил, что учусь в Полиграфе. Иногда меняю вещички у иностранцев. И вот сегодня утром мне один дал вот такой костюм.

Я хотел его загнать. Но обнаружил записку. Потом меня чуть не поймали. И я пришел сюда, в КГБ. Чтобы оказать, так сказать, посильную помощь.

Бурный внимательно выслушал. Кое-что записал. Особенно приметы иностранца. Потом кивнул. Указал на меня.

— Сиди тут. Я сейчас пойду, проверю, все, что ты сказал.

И ушел. А я остался сидеть на стуле.

Отсутствовал долго. Я уже весь извелся от безделья. За окном наступил вечер. Потемнело. Опять пошел дождик.

Я уже детально изучил кабинет. В углу пустой шкаф. Стол и три стула. На столе бумага, карандаши. Графин с водой. И стаканы. Пока ждал, я выпил всю воду.

Кстати, попробовал выйти, а дверь заперта.

Бурный вернулся через три часа. Сурово взглянул на меня. Причем пришел не один.

А с другим комитетчиком. Почти таким же. Тоже в костюме, подтянутом, только помоложе. Лицо квадратное, шея толстая. Глаза внимательные. Как буравчики.

— Ну что же, Орлов, — Бурный отдал мне студенческий. Сел за стол. А его спутник встал рядом. Сложил руки на груди, оперся о край стола. — Любопытную ты нам историю тут рассказал. Не всю, правда, кое-что утаил. Но мы все выяснили. Да и сам ты личность примечательная. Говорят, хорошую скорость недавно развил. Летишь вперед. Бешеными темпами.

Я уже пришел в себя. И давно продумал, что говорить. Я знал, что он так скажет. Но все зависит от того, что они накопали.