Костер решили не разводить, чтобы не тратить на это драгоценное время, – тушенка на голодный желудок хорошо идет и холодной, а без горячего чая можно было обойтись; да и погода стояла безветренная и теплая, так что и греться не было необходимости. Но импровизированный ужин устроили все-таки не в вездеходе, а на свежем воздухе – и светлее, и вольготнее.

Ломон и Подуха ели молча – молодой трубник просто наслаждался пищей, а двуединый все не мог решить для себя, не совершил ли ошибку, не поехав к месту падения дирижабля сразу, – вдруг там все-таки остались живые, которым из-за этой задержки суждено умереть? Но внутреннее чутье, которому привыкли доверять и Лом, и Капон, говорило сталкеру, что он поступает правильно – уставшие и голодные люди рискуют сами если не погибнуть, то серьезно пострадать, учитывая сюрпризы Помутнения, да и просто подстерегающие в лесу опасности. А летуны вряд ли живы – умный Медок сумел бы понять, если бы кто-то из них подавал признаки жизни. Да, пес явно сомневался, но это скорее всего лишь из-за его доброго сердца – ему просто хотелось надеяться, что в ком-то еще теплилась незаметная даже для него жизнь. Впрочем, если даже это было и так, прошедшие после катастрофы несколько часов не оставили никому шансов.

Удивительно, но нашли общий язык Васюта и Олюшка! Еще совсем недавно осица собиралась свернуть «пузану» шею, а сейчас уже возмущалась его, мягко говоря, прохладному отношению к чтению и определенно взялась за воспитание непутевого водителя вездехода. Стала перечислять названия книг, которые, по ее мнению, Васюте нужно было прочесть чуть ли не прямо сейчас, но поскольку в наличии этих «обязательных произведений» все равно не имелось, принялась пересказывать их краткое содержание, а потом оборвала сама себя:

– Неужели ты и правда ничего из этого не читал?!

– Ну-у, – протянул Васюта, изо всех сил пытаясь не попасть впросак, – может, что-то и читал, да забыл…

– Но уж Марию Мошкину ты ведь не мог не читать! – воскликнула Олюшка.

– Ясен пень, не мог, – закивал ее побледневший от напряжения собеседник. – Но… не читал. Или читал, но забыл. То есть не читал и забыл… В смысле не то чтобы совсем забыл, но…

– За это нужно расстреливать! – всплеснула руками осица. – Это позор! Ты что, не знаешь, что Мария Мошкина родилась в Мончетундровске? Как ее можно после этого не читать?! Как ее можно забыть?! Да, это было давно, еще до Помутнения. Да, она потом переехала – вроде как в Африканду[14], точно уже никто не скажет. Но ведь нельзя было не прочитать хотя бы ее знаменитейший роман «Не забудь порезать грибы»!

– Кстати, да, – подал вдруг голос Подуха. – Надо будет грибов набрать, в следующий раз пожарим.

– Пожарим?! – возмущенно воззрилась на трубника Олюшка. – В этом романе грибы разумные! А еще там про искусственный интеллект, выдававший себя за Пушкина, и про говорящего черного кота, и… В общем, это шедевр! – восторженно замотала она головой. – Правда, Мария Мошкина создала его не одна, а совместно с Еленой Петровой, но это никак не умаляет ее таланта.

– Петрова тоже из Мончетундровска? – сделал заинтересованный вид Васюта.

– Я с тебя охреневаю, – развела руками осица. – Она из Воронежа!

– Я Воронеж только из окна поезда видел, когда на юг с родителями ездил…

– Вот ни фига не смешно, – насупилась Олюшка, но тут ее лицо вновь озарилось: – Я читала в подшивке литературных журналов, что эти писательницы даже собирались взять псевдоним: Марена Петрошкина, но почему-то передумали. А еще какой-то недобитый умник поместил там статью, что женщины так виртуозно писать не могут, что на самом деле «Грибы» и все остальное написали под женскими псевдонимами два мужика, даже их имена привел: Михаил и Олег.

– Так, может, они вчетвером писали? – предположил и впрямь уже заинтригованный Васюта.

– Ага! – фыркнула осица. – Один начал, другой продолжил, и так по кругу. А еще прикинь, – хохотнула она, – если при этом никто не знает, что именно задумал первый! Представляешь, какая бы каша получилась?

– Может, и вкусная. Никто же не пробовал. Кстати… нас ведь как раз четверо…

– Сейчас будет трое, – буркнул прислушавшийся к литературной беседе Ломон. – Только не говори, что у тебя есть по этому поводу стих.

– Вообще-то как раз есть…

– Красиво, – внезапно похвалила Олюшка. – Почти про меня.

– Но это в другом смысле зона, – на всякий случай пояснил Васюта. – Не Зона Севера. Хотя не исключено, что тоже северная.

Спать все пятеро, включая Медка, легли в пассажирском отсеке: пес возле входной дверцы, с явным намерением ее охранять, мужчины на полу отсека, а девушке уступили свободную лавку – вторую по-прежнему занимал заряжающийся от генератора вездехода Зан. По крайней мере Ломон очень сильно надеялся, что кибер получит нужное количество энергии. И в первую очередь потому надеялся, что только сейчас осознал, как ошибся с расчетами. Да, до упавшего дирижабля было примерно пятнадцать верст, и вездеход, даже с учетом лесного бездорожья, может преодолеть их за час-полтора. Пусть даже за два, чтобы давать отдых Медку, который побежит впереди. Но в том-то и дело, что пускать вперед одного лишь Медка Ломон не хотел, это было слишком опасно для пса – кто знает, сколько впереди поджидает аномалий-оказий. И то, что Медок добрался к ним без происшествий, еще не гарантия того, что проблемы не наверстают упущенного. Поэтому псу нужно лишь указывать путь, а впереди должен идти опытный сталкер, который знаком с коварными сюрпризами Зоны Севера и сможет их заранее выявить. Вероятно, не все сюрпризы, потому что по-настоящему опытным сталкером среди них была разве что Олюшка, однако шанс для вездехода не попасть в ловушку при этом значительно повысится. Но просить Олюшку идти впереди – это по меньшей мере некрасиво, даже позорно, да и не факт, что она согласится на это.

А вот Зана и уговаривать бы не пришлось, да и справился бы он с этой проблемой, пожалуй, лучше любого из них, поскольку имел – кроме глаз, куда более зорких, чем у людей, и рук, чтобы бросать перед собой камешки, – еще и всевозможные датчики, позволяющие заметить то, что люди без специальных приборов никак сделать не могут. Немаловажным было и то, что Зан мог двигаться очень быстро, ничуть не медленнее вездехода, а потому в отведенные полтора часа они бы точно уложились.

Но если Зан не очнется, тогда… Двуединый негромко вздохнул, потому что все уже решил: в этом случае впереди пойдет он. Будет держать наготове «Никель» и бросать перед собой веточки и камешки. Или, что будет, наверное, лучше, по примеру трубников станет ощупывать путь впереди длинным прутом – березовым, ольховым, ивовым, без разницы. Так не придется тратить время на то, чтобы собирать камешки и обламывать веточки, – оно, это время, и без того удлинится часов до четырех, а то и до пяти, потому что бежать и даже просто идти быстро по лесу он не сможет.

В итоге Ломон все же заснул, и ему приснилось, будто он несется по лесу верхом на Медке, держа перед собой длинную ивовую «удочку». И думает при этом: «Какой я все-таки находчивый! Так ведь и быстро получается, и ноги стаптывать не нужно». Но почему-то о том, что верному мохнатому другу при этом приходится не только стаптывать лапы, но и центнер, считай, если с одеждой да оружием, на себе тащить, ему в том сне в голову не приходит. Хорошо, что Медок пес не стеснительный, без комплексов, а потому сам ему негромко говорит:

– Ломон!.. Эй, Ломон! Хватит уже, я отключаюсь.

– Нет-нет, что ты! – начинает наконец доходить до сталкера, что он замучил четвероногого друга. – Да, уже хватит, я слезаю! Ты только не отключайся! Я дальше сам тебя понесу, веришь?