Бавыкин решил здесь задержаться. Как и у многих, приезжавших сюда, у Бавыкина были амбиции, нахрапистость и природная агрессивность, не считавшиеся в столице зазорными. Бавыкин не был умен, а из образования имел только три года в ПТУ и год в войсках химзащиты. Он уже был женат – жена с полуторагодовалой дочкой сидели сейчас в родном поселке под Рязанью и дожидались, когда Бавыкину выделят место в московском служебном общежитии.

Бавыкин знал, что перед такими как он жизнь никогда не расстилает ковровых дорожек, но иногда предоставляет возможность выдернуть дорожку из-под чужих ног. Жизнь подставляет его под удар, но вместе с тем вручает щит и дубинку. За крепость его черепа были готовы платить. А главное, ему никто не запрещал ненавидеть.

Вадима Бавыкин отыскал без труда, пробив его по полицейским базам и наведавшись в офис на Чистых прудах со служебным удостоверением. Там он узнал адрес квартиры Смирновой, а дальше – дальше к Вадиму пожаловал «газовый инспектор». То, что в доме нет газовой трубы, Вадим вспомнил, только когда уже щелкнул замком, отпирая дверь.

Приоткрытая дверь широко распахнулась от удара снаружи, и две руки вцепились в ворот его рубашки.

– Ну что, деньги Манукяну будем отдавать, а-а-а?! – прокричало прорвавшееся в дом курносое безволосое существо, хрипя и матюгаясь.

Вадим растерялся, а через минуту только и бормотал, что все дело исправит один звонок Смирнову.

По требованию Бавыкина он набрал Смирнова прямо сейчас, но тот на звонок не ответил. Вадим слезно обещал до вечера до тестя дозвониться.

О Смирнове Бавыкин был своими работодателями осведомлен, поэтому применять к его зятю силу не торопился. Важнее было получить деньги, чем разбить этому хиляку нос.

Бавыкин дал Вадиму на все три дня, а для демонстрации серьезности своих намерений решил реквизировать у должника телевизор. Но телевизора не нашлось: Лиза принципиально его в доме не держала.

– Что, наркоман, телек уже загнал? – спросил провинциал Бавыкин, у которого отсутствие в этой небедной квартире телевизора не укладывалось в голове.

Тогда Бавыкин изъял у Вадима зеркальный фотоаппарат, попавшийся ему на глаза. Фотоаппарат этот он вскоре продал, пустив вырученные деньги себе на комиссионные.

После знакомства с Бавыкиным Вадим понял, что очередного визита к Смирнову не избежать, а с Лизой – с Лизой, видимо, придется, как того хочет ее отец, мириться. Это значит, что он, Вадим, проиграл Смирновым – что было предсказуемо, просто Вадим как можно дольше оттягивал обидный момент проигрыша.

Остатки своего самомнения Вадим растворил в стакане с виски, который попытался, но не сумел выпить залпом. Как оказалось, Лизе не слишком нужен он, а Смирнову – прибыль от вложенных денег. Эти упрямцы поставили свои фишки на карту, чтобы показать Вадиму, кто он есть. Просто наемный сотрудник, которого отец поставил следить за своей чудаковатой девчонкой. Муж по договору, дареный жених.

«Какие у меня на нее права? – Она ведь даже фамилию не поменяла, так и осталась Смирновой, словно заранее знала, что этот брак ненадолго.

Что будет, если я верну ее и привезу в Москву – она снова ляжет в кровать с Коротковой? Или может, все-таки какого-нибудь мужчину выберет?

Что скажет тогда ее отец? – А ничего: снова потребует от меня все проглотить».

Этот внутренний монолог при закрытых дверях прокуренной квартиры, разбавляемый глотками спиртного, Вадим вел два дня, потому что на третий надо было звонить Смирнову. Но позвонить не получилось – все номера Смирнова оказались вдруг не доступны. А из новостей на Яндексе Вадим узнал, что в Альпах упал самолет.

Это был крах: Вадим схватился за голову. Он метался по комнате, но в то же время чувствовал в глубине себя нечто приятное и согревающее. – Это была злая радость за то, что упал все-таки Смирнов. И пусть Вадима вскоре может постигнуть та же участь, Смирнов этого уже не увидит. Он отправился в небытие первым, а значит, проиграл – он.

Все это было утешительно, но не спасало Вадима. Как бы не был он ошарашен, ему пришлось поспешно собрать сумку и покинуть квартиру на Большой Декабрьской ранее, чем к нему наведается вчерашний коллектор.

Он договорился пожить у друга, но через неделю пришлось съехать – к другу пожаловала иногородняя родня. И Вадим перебрался к своим родителям, уже много лет живущим в районе Марьина Роща в щербатой панельной пятиэтажке. Там, по месту прописки, омоновец Бавыкин отыскал его без труда.

Он подстерег Вадима у подъезда, когда тот вышел в магазин. Домой Вадим уже не вернулся: Бавыкин усадил его на пассажирское кресло его же собственной «камри», а сам, завладев ключами, сел за руль.

Бавыкин тоже видел новости в Яндексе.

Бавыкин дал понять Вадиму, что теперь ему никто не поможет, в тех грубых выражениях, в которых изъясняться умел хорошо.

Бавыкину было обидно, потому что даже он понимал, что крупная рыба ушла. Кошка сдохла. И все, что теперь оставалось Бавыкину, это трясти Вадима в надежде, что хотя бы мелкая монета посыплется из карманов должника.

Перво-наперво надо было тщательно обыскать дом, потому Бавыкин повез Вадима на Большую Декабрьскую, пеняя себя, что поленился учинить обыск раньше. Там, в распотрошенной квартире Лизы Смирновой, и застал их Михаил.

– Покурить бы, – заныл Вадим, с ногами забравшийся в кресло-качалку, тоскливо поскрипывающую в кататонической монотонности.

Михаил, расположившийся напротив в каминном кресле, потянулся было к валявшемуся на полу вейпу, но Вадим остановил его:

– Да нет, там, в пианино должна быть трава, сверток – поищи.

– Марихуана? А если бы этот ее нашел? – изумился Михаил.

– Не нашел бы, – отвечал Вадим с раздраженной беспечностью, – он слишком для этого туп. А если бы и нашел, то ничего не сделал. Как ты уже понял, он здесь не при исполнении.

Вадим спрыгнул с кресла и направился к пианино сам. Открыв его верхнюю крышку, он бесцеремонно, по локоть залез в струнное чрево и принялся шарить там, попутно производя какофонию. Наконец он извлек серый пакет, прекратив пытку инструмента.

– Ты что, собираешься сейчас это курить? – с опасением спросил Михаил.

– Да, а почему нет? Ты сам не хочешь?

Михаил не хотел. Он не хотел курить траву, потому что никогда даже не пробовал наркотиков. Он не хотел быть свидетелем разборок из-за чужих долгов. Не хотел иметь никаких дел с людьми с удостоверениями вроде Бавыкина. Знать их не хотел. Сомнительный человек Вадим был ему тоже неприятен. Но Михаил помнил о кипрских деньгах, о которых узнал сегодня утром у нотариуса. Путь к ним лежал через Вадима, и Михаил спросил:

– Ты точно не знаешь, где сейчас может находиться твоя жена?

– Не имею не малейшего понятия, – ответил Вадим. Руки его тряслись, когда он пытался развязать бечевку, которой был обмотан бумажный пакет. Михаил с жалостью посмотрел на него, но помогать и не думал.

– Ну, хотя бы предположить? Где она была до крушения самолета?

– Где-то в Испании, – кряхтел Вадим над пакетом. – Я не знаю точно – у ее отца не узнавал, потому что не собирался ехать. А оно вон как вышло – теперь и не у кого спросить, – Михаилу показалось, что Вадим на последней фразе хихикнул.

– А номер телефона ее, адрес электронной почты? Ты ей писал, звонил?

– Номер ее недоступен. Думал сначала, что заблокировала меня, попробовал с другой сим-карты – бесполезно. Даже гудков нет. Телефон, похоже, она сменила. Электронную почту сейчас тебе нацарапаю, – и Вадим поднял с пола ручку, оторвал клочок серой бумаги от свертка с травой, написал на нем и подал Михаилу. Старостин брезгливо взял записку.

– А что насчет профилей в социальных сетях?

– Все удалила – я сам удивился. Несколько дней назад зашел: ни фейсбука больше нет, не инстаграма, из мессенджеров пропала.

– Вот это странно, – сказал Михаил, с подозрением посмотрев на Вадима. Уж не он ли был причиной такой скрытности своей жены? До того как они расстались, что между ними происходило? – А из-за чего вы с женой разошлись?