– На вашем месте я бы пошел – поставил свечку за упокой отца.

– Он мне не отец.

– Молодой человек, в этом теперь никто не будет разбираться. По документам вы его сын. Ваша мать была женой Виктора Мещерского, когда вы родились, и он никогда не оспаривал своего отцовства.

– Я даже ни разу его не видел.

– Не имеет юридического значения. Важно, что по закону вы единственный наследник Виктора Мещерского, а завещания он не оставил.

Две недели назад легкомоторный самолет Виктора Мещерского встретил снежную бурю в альпийских горах. Маленький пропеллер упрямо жужжал, рубя непогоду в белые клочья – а ей все не было конца. Неприятность, которую не смогли предсказать никакие прогнозы. Не сразу Мещерский понял, что Альпы губительней для него, чем Уральские горы. Что старость даже мила, если смотреть на нее из кабины самолета, летящего вниз. Что время его катастрофически вышло, а он и не заметил как. Но и в Западной Европе нашлось достаточно снега на курган двум русским. Вместе с Мещерским погиб его друг и партнер по бизнесу Георгий Смирнов.

Посетителю в кабинете нотариуса было не больше тридцати. Несколько старше его делала эллинская бородка, сработанная в московском барбершопе. Мужество бороды разрушал растерянный взгляд карих воробьиных глаз. Посетителя звали Михаил Старостин, но по документам нотариуса он проходил как Михаил Мещерский. Старостин была фамилия отчима, которую Миша получил, когда его мать вышла замуж во второй раз.

Хотя Старостин тоже не был биологическим отцом Михаила. Отца звали Игорь Прилугин, и был он продавцом магнитофонов и малоизвестным рок-музыкантом, погибшим в начале девяностых.

Ни с Мещерским, ни с Прилугиным Михаилу общаться не доводилось. Только давние воспоминания времен детского сада и первых классов школы приносили сейчас отголоском имя «Миша Мещерский», проступавшее на обложках тетрадей, лупой выжженное на скамейке во дворе.

Михаил никогда не считал, что они с Мещерским чем-то обязаны друг другу. Но сейчас приличие требовало от Михаила хотя бы незначительной скорби. Михаил честно пытался пробудить в себе сочувствие к покойному, но Мещерский был для него лишь именем, лишенным образа. Невозможно было сочувствовать пустоте.

«Я наследник Виктора Мещерского – как это странно».

– Впрочем, не буду вас обнадеживать, – продолжал нотариус, – все свои дела Мещерский вел через Георгия Смирнова – сведущего в финансах человека, некогда владельца московского банка «Мемфис». Едва ли не все активы Мещерского записаны на Смирнова. Между ним и Мещерским было, так сказать, джентльменское соглашение.

– И что это значит?

– Это значит, что доверяющие друг другу люди договорились на словах. Для вас же это означает, что на имущество, которое фактически принадлежало Мещерскому, но было оформлено на Смирнова и учрежденные им фирмы, вы как наследник претендовать не сможете.

– А кто тогда сможет? – вот и нашлось объяснение ненаписанному завещанию.

– Дочь Смирнова – Лиза. Но я уже неделю не могу связаться с ней. Лишь однажды удалось дозвониться – обрисовал ситуацию. В ответ – «Спасибо, я в курсе», – и на этом все. Видно, скорбит по отцу и не хочет ни с кем общаться. Но я советую вам в любом случае встретиться с ней. Прежде всего, по этому вопросу, – нотариус протянул Михаилу пухлую пачку бумаги, содержащую на каждой странице разбитый в две колонки, плохо пропечатанный англоязычный текст.

– Что это?

– Копия договора – прислали вчера с Кипра. Договор на банковскую ячейку, подписан с клиентами Георгием Смирновым и Виктором Мещерским. Весьма интересно составлен договор.

«Опять какая-то интрига». Вчера, когда Михаилу позвонили из нотариальной конторы и назвали фамилию Мещерского, он подумал, что дело касается его матери. Сегодня, явившись на прием и рассчитывая разрешить за мать бюрократическую формальность, он обнаружил себя наследником большого состояния. Которое, впрочем, достанется не ему, а какой-то Лизе Смирновой. Да стоит ли расстраиваться: сколько он пробыл богатым наследником – всего минуты три? Немного, но тайский берег успел промелькнуть на горизонте. Теперь же Михаилу вспомнились нигерийские письма, захотелось проверить свои карманы – на месте ли портмоне и смартфон.

– По этому договору клиенты арендовали у банка внушительного объема ячейку для хранения денег и ценностей. Это и не удивительно – люди они были старомодные и предпочитали долларовый нал биткойнам. Удивительно другое: по условиям договора доступ к этой ячейке может быть открыт только двум клиентам одновременно. То есть если лишь один из них явится в банк, к сейфу его не допустят.

– Значит, эти деньги тоже потеряны – покойные в банк не придут.

– Не совсем. По местному законодательству в случае смерти клиента на его имущество могут претендовать наследники. Но условие договора сохраняется: оба наследника должны явиться в банк для вскрытия ячейки.

– То есть, я и Смирнова?

– Да, вы и Елизавета Георгиевна должны полететь на Кипр, пойти в банк и открыть ячейку. Думаю, вас ждет приятный сюрприз: незадолго до того, как арендовать этот банковский сейф, Смирнов продал дом с участком земли в Испании. Правда, несколько поспешно, с дисконтом.

Тайское солнце вновь появилось на горизонте, и Михаил рисковал прямо в нотариальной конторе получить от него солнечный удар.

– Но с чем вообще связаны такие условия – чтобы мы присутствовали оба? А если Смирнова не согласится?

– За Елизавету Георгиевну сказать не могу. Что до условий… Вы знаете, если бы это были другие люди, я бы предположил, что они просто не доверяли друг другу и при помощи договора исключили односторонний доступ к деньгам. Но учитывая, что Мещерский не задумываясь, год из года, оформлял на Смирнова свое имущество, недоверие исключено. Поэтому теряюсь в догадках.

* * *

Выйдя из нотариальной конторы под мокрый мартовский снег, Михаил обнаружил в своем телефоне четыре пропущенных звонка от клиентов. Ехать в офис заниматься продажей кухонного оборудования мучительно не хотелось. Ехать к Смирновой по названному нотариусом адресу казалось сущей авантюрой.

«МИШ, АХТУНГ!!!!!

НА ТАМОЖНЕ ЗАДЕРЖАЛИ ДВЕ ХОЛОДИЛЬНЫЕ ВИТРИНЫ

РАЗБЕРИСЬ»

Через WhatsApp писал Василий, начальник отдела продаж, чей карьеризм и манера беспрерывного делегирования раздражали не меньше, чем пристрастие к капслоку.

Был способ остановить рутину, и Михаил набрал:

«У меня умер отец. Сегодня на работе не буду».

Его удивило, как легко удалось соврать или просто преувеличить событие, – Михаил не мог определить с точностью. Обыкновенно быстрый, Василий медлил, не отвечал. Михаил понял, что Василий колеблется между уместным в данном случае звонком и малодушным сообщением в мессенджер. Ему приятно было возвратить Василию заряд беспокойства, пришедший по WhatsApp минуту назад.

«Держись, старик!!!! На работу можешь не выходить. Если чего надо, пиши. Сочувствую(((»

И никакого капслока. Михаил понял, что сегодня, а может, и в ближайшие пару дней, он свободен.

* * *

Лиза Смирнова проживала на Большой Декабрьской, в районе метро «Улица 1905 года». Не старый дом с псевдомраморной парадной, украшенной залихватским гипсовым купидоном на постаменте – засмотревшись на него, гость не замечал порожек под ногами. На ворчливом, перестукивающемся с этажами лифте, Михаил поднялся на седьмой. У квартиры Смирновой он остановился – за дверью были слышны мужские голоса, которые, стоило позвонить – затихли.

Михаил нажал на звонок еще. Дверь приоткрылась, и в щели показалось скверно разившее дешевой сигаретой пацанско-мужицкое лицо. Вздернутый нос, совсем как на портретах императора Павла Первого, не добавлял лицу благородства.

– Тебе чего? – недобро поинтересовались у Михаила.

– Мне? – стушевался Михаил. – Мне Лизу Смирнову.