Позже, с усилением Галицко-Волынского княжества, падающим на конец XII и начало XIII в., когда Киев потерял былое значение и Галицко-Волынское княжество стало сильнейшим феодальным «полугосударством» среди южных княжеств, перед Северской землей встает вторая угроза — быть раздавленной между Ростово-Суздальским и Галицко-Волынским княжествами. И в это время северские князья развивают энергичную деятельность в области создания таких политических комбинаций, которые обеспечили бы укрепление их власти путем захвата Киева и Галича или хотя бы вовлечения их в орбиту влияния северских князей.[940] Над южными князьями все время довлеет князь Ростово-Суздальской Руси, в руках которого сосредоточиваются большие владения и укрепление власти которого сигнализирует южным князьям о возможном превращении их в «подручников» потомков Мономаха.
Вторая половина XII столетия знаменуется дальнейшим дроблением Северской земли на уделы. Возникают все новые и новые княжества, непрерывно уменьшающиеся в своих размерах. Северская земля «делится и подразделяется» (К. Маркс), непрерывно все больше и больше превращаясь в сплошное море крохотных феодальных «полугосударств». Так, появляются княжества Курское, Стародубское, Березовское, Вщижское; Рыльское и Воргольское, Путивльское, Вырьское, Трубчевское, Брянское, Липецкое, Воронежское, Глуховское и др., возникающие в XII и XIII вв. Особенно много мелких княжеств было в Посемье и, несколько позднее, в земле вятичей, где впоследствии складываются такие княжества, как Белевское, Одревское, Воротынское и т. д. Начало этого явления следует искать в XII в., в рассматриваемую нами эпоху, когда Северская земля начинает распадаться на ряд княжеств, в свою очередь впоследствии дающих начало нескольким еще более мелким княжествам, и этот процесс идет несколько столетий, в течение всего периода феодальной раздробленности, до тех пор, пока Северская земля, пожалуй, едва ли не в большей мере, нежели какая-либо другая область южной Руси, не превратится в сплошное море княжеств разной величины. Укрепляется экономическая мощь северских князей, расширяются их вотчины, увеличивается количество слуг, челяди, холопов, закупов и т. п., эксплуатируемых в хозяйстве князей; по размерам своих земельных владений, по величине своего хозяйства, да, пожалуй, и по размерам накопленных богатств и движимого имущества вообще северские князья стоят в рядах самых богатых князей. Недаром летописец с изумлением рассказывает о селах и городах, «товарах» и стадах, о многочисленной челяди, громадных запасах и прочих богатствах северских князей.
Князья усиленно эксплуатируют вятичскую землю. Черниговская княгиня владеет в вятичской земле целым городом — Оболвом, доходы с которого поступают в ее распоряжение. Здесь же, очевидно, организуются княжеские и боярские латифундии, вчерне намечающиеся контуры будущих княжеств северной части земли вятичей, своеобразных государств-вотчин, наиболее полно отражающих путь складывания и развития подобного рода феодальных образований и укрепления власти князя, государя-вотчинника.
XII век является временем изживания старых общинных порядков. Вервь — семейная община типа южнославянской задруги (так ее характеризует Ф. Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и государства»), как это показали последние исследования Б. Д. Грекова о XII в., — почти повсеместно эволюционирует в сельскую, территориальную общину, сохраняясь почти исключительно в составе последней.[941]
Из подобного утверждения, конечно, не следует делать вывода об исчезновении семейной общины. Семейно-общинная организация чрезвычайно живуча. Древняя клеточка социального организма — патриархальная большая семья, семейная община — сохраняется чрезвычайно долго, приспосабливается к феодальным отношениям, борется с ними и зачастую даже оказывается в состоянии преодолеть нажим феодала, превращая своих членов в своеобразное «среднее сословие» феодального общества. В целом ряде районов Северской земли большая семья, то ли входя в состав территориальной общины наряду с малыми семьями, то ли существуя самостоятельно в форме семейной общины (что, по-видимому, в позднейшее времена встречалось значительно реже), существует очень долго в качестве социальной организации сельского населения. Районом максимального распространения подобного рода социальных организмов являлись Любеч, Черниговское Полесье, частично Посемье, т. е. как раз те места, куда труднее всего было проникнуть феодалу, вынужденному в силу этого ограничиваться данью, слабо затрагивающей внутреннюю социально-экономическую структуру даннического населения, и где сохранению архаических форм хозяйства и общественной жизни способствовал замедленный в силу географических, природных условий, темп исторического развития. Характерно, что, несмотря на свою отсталость в XI и начале XII в., вятичи позднее не знали таких древних форм общественной жизни, ибо с середины XII в. их территория подверглась столь интенсивной феодальной колонизации, — проникшей в самые глухие уголки вятичских лесов, неся на острие меча феодальные отношения господства и подчинения, вотчинное землевладение, феодальную организацию сельского населения и прочие атрибуты феодальной цивилизации, — что впоследствии, к XVI–XVII вв., земля вятичей, Замосковный край, представляла собой самую «освоенную» феодалом территорию в средней полосе восточной Европы. Одновременно рост территориальной общины и внутренний процесс ее разложения выделял новую феодализирующуюся верхушку в тех местах, где община еще не успела окончательно превратиться в организацию зависимого сельского населения. В XII в. по-прежнему «земские» феодальные элементы, а также городская верхушка, «вече» старых городов, продолжают играть серьезную роль во внутренней политической жизни земли и влияют даже на внешнюю политику князя, вынуждая его зачастую отказываться от рискованных политических комбинаций, могущих принести ущерб их интересам.
Вернемся к основным событиям политической истории второй половины XII в. Конкурентами на черниговский стол оказались сын Святослава, Олег, и Святослав Всеволодович, сын Всеволода Ольговича. Олег Святославич княжил в Курске. К нему посылают гонцов черниговские бояре и духовенство, предлагая немедленно явиться в Чернигов. Олег поспешил туда. Но епископ черниговский одновременно сообщает о занятии черниговского стола Олегом Святославу Всеволодовичу, который также в свою очередь претендовал на стольный город Чернигов. Святослав действовал решительно. Он захватил Гомель и послал в города Черниговской земли своих посадников. Олег вынужден был уступить ему Чернигов и уйти в Новгород-Северск. За это Святослав обещал Олегу дать уделы его братьям, Игорю и Всеволоду, но обещания своего не выполнил ни в это время, ни даже тогда, когда по смерти Святослава Владимировича (1167 г.) освободился княжеский стол во Вщиже. Несмотря на увещевания Ростислава Киевского, Святослав Всеволодович так и не собрался наделить землями сыновей Святослава Ольговича. Результатом его неуступчивости была новая война. Стародуб приглашает к себе Олега. Олег поспешил в Стародуб, но когда он подошел к нему, город оказался захваченным войсками брата Святослава, Ярослава Всеволодовича. В бессильной злобе Олег удовольствовался лишь пленением жителей и разрушением поселений, расположенных вокруг Стародуба, что имело, как мы увидим дальше, неприятные для князя последствия. За Олега снова вступается Ростислав, и Святослав вынужден был сдать ему четыре города.[942] На некоторое время в Северской земле княжеские усобицы прекращаются.
На юге, в Переяславле, в это время развертывается борьба с половцами. С 1162 г. учащаются их набеги на Поросье. В 1167 г. Олег Святославич предпринимает, в ответ на набег половцев на Новгород-Северское княжество, удачный поход в пристепную область, и хан Боняк был разбит. В это же время другая орда половцев хозяйничала в Переяславльской земле и дошла до самого Переяславля. Половцы разбивают отряды боярина Шварно, причем сам Шварно погиб в бою. Большое количество сельского населения и побежденных дружинников было взято в плен половцами.[943] В 1168 г. Ростислав Киевский и Глеб Юрьевич Переяславльский выходят с дружинами в степи, навстречу купеческим караванам гречников и залозников, которым угрожали половцы. Подобного рода случай уже имел место в 1165 г.[944] В 1168 г. Олег вместе с Ярославом Всеволодовичем предпринимает поход в степи и «взя Олег веже Козины и жену и дети и злато и сребро».[945] Олег Святославич, Всеволод Святославич, Святослав и Ярослав Всеволодовичи, по инициативе Мстислава Изяславича, нового князя киевского, идут в степи Левобережья. Бои происходили у Угла, Снепорода, Черного Леса и Оскола.[946] Войны северских князей с половцами отличались от войн киевских и переяславльских князей, стремившихся к нанесению ударов, половцам в самом центре половецких степей. Союз северских князей с половцами восходит еще ко времени Олега Святославича. Благодаря этому факту, а также тому, что почти вся Северская земля была удалена от половецких степей и открытой для половецких набегов оставалась лишь восточная граница (но и та в известной мере была защищена лесами Оки и правого берега Сейма), число половецких набегов на Северскую землю невелико, всего их было семь. Собственно, на Черниговщину половцы нападали всего три раза: в 1068, 1078–1094, когда они действовали часто и как приглашенные князьями вспомогательные войска, и, наконец, в 1187 г. В то же самое время на Переяславщину половцы нападали девятнадцать раз, на Поросье — двенадцать, на собственно Киев — четыре и на Рязань — четыре раза. Остальные четыре удара половцев были направлены на Новгород-Северскую землю, которую защищал Курск с Посемьем. Недаром в «Слове о полку Игореве» куряне выступают как опытные воины, закаленные в боях с половцами.[947] У Северского Донца и левых притоков Днепра в то время кочевало большинство половцев. Здесь были половецкие города, хотя и заселенные, по-видимому, не половцами, но тем не менее им принадлежащие. В этом районе происходил процесс оседания половцев-кочевников на землю, росло оседлое и полуоседлое население. Здесь же пролегали торговые пути, шедшие через половецкие степи, которыми пользовались купцы северских городов. Естественно, что в сохранении добрососедских отношений с половцами были в первую очередь заинтересованы северские князья. Кроме того, половцы нужны были им как вспомогательные войска в межкняжеских усобицах. На пограничье Северской земли с половецкими степями происходил процесс ассимиляции половцев и русских. Половцы оседали на землю в Северской земле, а русское население уходило от эксплуатации князей, бояр и церкви в пустынные вольные половецкие степи. Русские бояре и князья уходили в становища половецких ханов, смешивались с половецкой знатью, роднились с нею и растворялись в среде кочевников-тюрок.
