Из крупнейших городищ Левобережья скифской поры наибольший интерес представляет Вельское городище, расположенное над долиной р. Ворсклы в Полтавщине (Груньский район Полтавской области, недалеко от г. Вельска). Вельское городище представляет собой собственно два поселения-городища (восточное и западное), общей площадью в 4400 га, огражденные валом и рвом. Внутри городища находятся следы жилищ земляночного типа. В вещественных памятниках, в характере погребений сказывается связь между населением Вельского городища скифской поры и древнейшими поселенцами этого края. Некогда, в древности, в начале скифской поры, в лесостепной полосе не было укрепленных поселений, и остатки таких неукрепленных поселений земледельческого населения мы можем наблюдать в виде так называемых «зольников».[131] Позже, когда господствующие племена более подвижных и воинственных кочевников начали непрерывные нападения на оседлые земледельческие племена, результатом которых был увод скота, рабов, грабеж и насилия, земледельцы принялись за постройку укрепленных городищ, возведение валов и т. п.
Интересно отметить, что большая площадь, занимаемая городищами, величина укрепления, протяженность валов и рвов, наряду с наличием относительно небольшого числа остатков жилищ, свидетельствуют о том, что укреплениями обносится целый заселенный район вместе с обработанными полями, площадкой для скота и т. п.
На территории Вельского городища обнаружены 35 очень древних зольников и остатки полуземлянок или наземных жилищ (землянки с глинобитной печью). Аналогичные землянки, очень многочисленные (до 300), размером от 2 до 10 м в диаметре, обнаружены в Дубовском городище, расположенном в верховьях р. Сосонки, впадающей в Ворсклу.
У скифских земледельческих племен существовало плужное земледелие. Возделывались просо, пшеница, лук, чеснок, лен, конопля. Необходимо подчеркнуть, что, несмотря на господство земледелия, у скифских земледельческих племен большую роль играло скотоводство.
Орудия труда изготовлялись из меди, бронзы, а позднее и из железа.
Скифские городища довольно многочисленны, и на протяжении от Днестра и Припяти и до Донца их насчитывается около сотни.
В какой же мере население городищ скифской поры, расположенных в лесостепной полосе Днепровского Левобережья, связано с позднейшим славянским населением этого края?
Генетическая связь древнейшего населения этих мест с поселившимися здесь много позднее славянскими племенами несомненна. Богатый материал для такого вывода дает изучение различных культурных слоев в отдельных городищах. Постепенное напластование этих слоев позволяет разобраться в истории края за довольно большой период времени, от неолита до IX–XI вв. н. э. Особенно ценно сравнение орудий производства, оружия и украшений, находящихся в отдельных пластах. Эти же вещественные памятники позволяют установить преемственную связь в хозяйстве, быту, религии и даже социальном строе славян с древнейшими обитателями этого края.
Не только на основании лингвистических данных, согласно теории Н. Я. Марра, мы можем считать население этих мест автохтонным, но и в результате простого анализа вещественных памятников мы приходим к таким же выводам. Это не значит, что мы отрицаем возможность передвижений отдельных племен, захвата и подчинения определенными группами данного племени других племен и т. п.
Но все-таки мы можем говорить о наличии этнической и социальной связи между позднейшими жителями данной области и их отдаленными предшественниками.
Трипольцы, кимеры, равно как и скифские земледельческие племена и так называемые «нескифские племена» Приднепровья, не могли исчезнуть без следа, а продолжали существовать в виде своих потомков в массе позднейшего населения. Сарматы также не были абсолютно чужеродным скифскому обществу племенем, вторгшимся на территорию скифов и истребившим их. Точно так же не исчезли скифо-сарматская культура и скифо-сарматское общество. Весьма вероятно, что скифо-сарматское общество в результате целого ряда переворотов и межплеменной борьбы не погибло совсем, а какой-то своей частью, включив в свой состав другие этнические группы, послужило основой для образования славянских племен определенного района.
Это обстоятельство и дает нам право утверждать, что восточнорусское славянство далеко не «чистокровно».
Можно считать установленным, что появившиеся на исторической арене народы никогда совсем не исчезают, а исчезают и забываются только их названия.
Еще в прошлом столетии ряд историков отметили связь восточных славян и, в частности, северян со скифо-сарматским миром. Всем известны труды в этой области Забелина, Иловайского, Ламанского, Багалея, Голубовского. Но сама постановка вопроса в их трудах такова, что нас она теперь удовлетворить, конечно, не может.
Так, например, Забелин в своей «Историй русской жизни» причислял к славянам почти все упоминаемые писателями древности племена, когда-либо жившие на территории Восточной Европы. В его представлении киммерияне — это славяне, как тавро-скифы были не кто иные, как русские.[132] Но в то же самое время одно место в его работе все же показывает, насколько далеко шагнул он вперед по сравнению с теми историками, для которых история народов — сплошной калейдоскоп непрерывных передвижений, истреблений, замены одной народности другой в пределах определенной области. «Уступая, однако, здравому смыслу, историки-исследователй, для более здравых объяснений этого передвижения народов, выработали сокращенные, но почти у всех одинаковые рассуждения, вроде следующих: „Вероятно, остатки скифов были вскоре потом частью истреблены сарматами, частью прогнаны назад в Азию, частью же наконец совершенно слились с сарматами“. Исчезло в писании имя Роксалан — „можно догадаться, что одних из них истребили готы, а других гунны, а что осталось от того, то поспешило соединиться с родичами своими аланами. Аланы северные когда исчезли и куда девались, неизвестно, а южные ушли за гуннами или на Кавказ“, и т. д. Так всегда очищается место для появившегося вновь народного имени, когда исчезает из истории старое имя. Известно, что в 16 и 17 столетиях Русь в Западной Европе стала называться Московией, а русские московитами. Явился, следовательно, новый народ москвичи, и Русь внезапно исчезла, оставив небольшой след только в юго-западном углу страны, у Карпатских гор. Если бы это произошло за десять веков назад, не в 16, а в 6 или в 5 веке, откуда так мало сохранилось свидетельств, то исследователи имен, конечно, объяснили бы исчезновение Руси теми же самыми словами, как объясняли исчезновение скифов».[133]
Забелин восстал против теории сплошных переселений, но ни на что другое не был способен, как на огульное отнесение почти всех племен глубокой древности к славянам.
Приблизительно на той же позиции стоял и Иловайский в своих «Разысканиях о начале Руси».
Все же за ними нельзя отрицать определенной роли в борьбе с миграционной теорией.
Но впервые по-настоящему весь вопрос о происхождении племен, о процессе этногенеза поставлен Н. Я. Марром.
Казалось бы теперь, когда так называемая «яфетическая теория» (т. е. новое учение о языке) по праву играет роль единственной подлинно научной теории, нет надобности доказывать правильность ее основных положений, но, к сожалению, все-таки круг работ, объясняющих на ее основе происхождение восточных славян, крайне ограничен.[134]
Не пытаясь в какой-либо мере поднять снова вопрос о процессе этногенеза восточных славян в свете нового учения о языке Н. Я. Марра, мы только лишь обращаем внимание на постановку этого вопроса в работах Марра, написанных на основе тщательного изучения языков.
На первый взгляд отнесение ряда племен к непосредственным предкам славян кажется натянутым, но «что понимать под племенем? Тварей одного вида, зоологический тип с врожденными ab ovo племенными особенностями, как у племенных коней, племенных коров? Мы таких человеческих племен не знаем, когда дело касается языка. Племя в людях это общественное образование, естественно не отвлеченное, а конкретное, классовое».[135]
