Москва по праву становится центром национальной жизни и культуры русского народа. И сказывается это ощутительно и зримо прежде всего в архитектуре, где так ярко проявляется народность русского искусства и где, пожалуй, раньше всего и быстрее всего намечается слияние местных стилей в один общерусский стиль.
Масштабы русского зодчества XV–XVI вв. заставляют предположить, что при возведении грандиозных сооружений, прославивших русских мастеров, эти последние руководствовались не только опытом, не только «рецептурной наукой», когда человек знает — как сделать, но не знает — почему именно так, но и определенными теоретическими знаниями из области механики и математики, строительной механики. Производственные «секреты», что характерно вообще для всех стран мира эпохи феодализма, передавались лишь избранным, составляли тайну немногих, а то и вовсе одного лица, не фиксировались в руководствах.
Вот почему нельзя отказать русским мастерам в знании теории своего дела только на основе того, что они не оставили нам письменных трудов по своей специальности.
Вторая половина XIV в., XV и XVI вв. характеризуются развитием русской живописи. Все больше и больше сюжетом для русских художников становится человек, его сложные переживания, его действия. В изображениях Христа, Богоматери, святых наблюдается стремление художника передать человеческие чувства и переживания.
Человеческие фигуры передаются в движении. Появляются элементы пейзажа; на иконах стали изображать деревья и травы, цветы и листву. Краски яркие, жизнерадостные.
Стремление к наблюдению и воспроизведению действительности, к «живству», к своеобразному реализму выражается также в появлении в искусстве так называемого «бытейского письма». В нем отражается старый церковный дух иконописи, но «бытейское письмо» уже отрывается от церковной живописи, изображая притчи, аллегории, и переносится из церквей во дворцы и палаты.
Особенно характерны в этом отношении произведения живописцев Москвы, Пскова и Новгорода. В Новгороде, а потом в Москве во времена Дмитрия Донского создавал свои замечательные произведения Феофан Грек, прозванный «философом» за свой талант и умение скупыми средствами, уверенными мазками передавать сложную психологию человека и добиваться исключительного живописного эффекта.
Феофан Грек вместе с Симеоном Черным расписал церковь Рождества Богородицы в Москве (1395–1396 гг.), кремлевский Архангельский собор (1399 г.), а в 1405 г. вместе с Андреем Рублевым и Прохором он украшает живописью другой кремлевский собор — Благовещенский.
Но наиболее выдающимся русским живописцем той поры, оставившим неизгладимый след в истории русского искусства, является Андрей Рублев. Человечность и глубокий гуманизм, лиричность, мягкость и яркость красок характеризуют гениального русского художника, которого знатоки искусства ставят в один ряд с мастерами античности, с Рафаэлем и Леонардо да Винчи.
Творчество Андрея Рублева глубоко национально. Чувство человеческого достоинства, человеколюбие, правдивость, жизнерадостность — все это было взято из русской действительности, отражало психический склад русских людей.
Начал свою деятельность Андрей Рублев в Троице-Сергиевском монастыре, а затем в подмосковном Андронниковом. Как и Феофан Грек, Андрей Рублев пользовался покровительством Дмитрия Донского и Василия Дмитриевича. Как мы уже отмечали, в 1405 г. вместе с Феофаном Греком он расписывает стены Благовещенского собора. В 1408 г. вместе с Даниилом Черным он расписывает Успенский собор во Владимире, затем в 1424–1426 гг. — Троицкой собор в Троице-Сергиевском монастыре. В это время он создает свое бессмертное произведение — «Троицу» (ныне хранится в Третьяковской галерее в Москве). Ученики Андрея Рублева продолжали его дело и еще в 1460 г. фресковая живопись Похвальского придела Успенского собора носит на себе печать искусства Андрея Рублева.
В конце XV и начале XVI в. создает свои замечательные произведения другой талантливый русский художник — Дионисий. Его произведения отличаются торжественностью и уверенностью. Дионисий вместе с Тимофеем Ярецом и Конем написал в 1481 г. иконы для кремлевского Успенского собора, в 1488 г. — для собора в Ростове; в 1484 г. Дионисий расписывал собор Иосифо-Волоколамского монастыря, а в 1500–1502 гг. — Ферапонтова монастыря в Белозерье.
Несколько слабее, в силу особенностей русской православной церкви,[173] развивалась скульптура, но и в этой отрасли искусства имелись такие замечательные мастера, как Ермолин, в 1464 г. закончивший работу над статуей Георгия Победоносца, украшавшей ворота Московского Кремля (хранится в Третьяковской галерее в Москве).
Вторая половина XIV в., время Куликовской битвы, была периодом подъема литературного творчества на Руси. Русская литература той поры отражала сдвиги, происходившие в жизни русского народа, и целиком была подчинена задачам создания единого Русского государства и слиянию русского населения отдельных земель и княжеств в единую великорусскую народность. Патриотизм, жизнерадостность, уверенность, пышность, торжественность характеризуют русскую литературу времен создания единого и могущественного государства русской народности.
Литература все более и более приобретает общерусский характер.
Древние русские книжники первыми отразили в своих произведениях стремление народа к единению, к сохранению самостоятельности Русской земли, патриотические чувства русского народа. Так, было записано народное предание о борьбе с татарами Чолхана Тудановича, знаменитая «Щелкановщина». Новгородцы создают два чудесных памятника, отразивших борьбу с немцами и шведами: «Сказание о великом князе Александре Невском» и «Рукописание Магнуша, короля свейского». Последнее сказание начинается так: «Я, Магнус, король шведский, нареченный во святом крещении Григорий, отходя от света сего, пишу рукописание при своем животе и приказываю своим детям, своей братье и всей земле шведской: не наступайте на Русь на крестное целование, потому что нам не удается». Далее следует перечисление всех неудачных походов шведов на Русь, начиная от Невской битвы и до похода Магнуса. Простотой и безыскусностью дышит сказание о другом герое борьбы Руси с немцами — псковском князе Довмонте.
Борьба с татарами отразилась в летописях и «повестях» в «Слове о погибели русской земли», в повести о «Мамаевом побоище», в «Задонщине», написанной в подражание известному древнерусскому патриотическому памятнику «Слову о полку Игореве». Но если «Слово о полку Игореве» пело о поражении русских дружин на Каяле, то «Задонщина» воспевала победу русского воинства на поле Куликовом. Не «тоска», как в «Слове о полку Игореве», а «веселие и буйство» распространилось по земле Русской, не «готские красные девы» звенели «русским» золотом, а «русские жены» — «татарским» золотом. В «Задонщине» Куликовская битва — это расплата за Каялу, за Калку, за все то, что пришлось снести Руси от полудиких орд кочевников.
«Сказание о Мамаевом побоище», созданное несколько позднее «Задонщины», в середине XV в., отличается от «Задонщины». На нем лежит печать влияния церкви, но оно заключает в себе ряд мест, заимствованных из народного эпоса. В XV в. перерабатываются древние народные рязанские сказания и песни о борьбе с татарами, сохранившиеся в «Повести о приходе Батыевой рати на Рязань». «Повесть» рассказывает о храбрых и удалых рязанских молодцах, сражавшихся с татарами Батыя, о простых горожанах рязанских, которые «непременно бьяхуся», порицает русских князей за то, что они «друг другу не поиде на помощь», образно описывает разорение земли рязанской (остались лишь «дым и земля и пепел»), повествует о герое рязанских народных преданий Евпатие Коловрате, беззаветно бившемся с татарами. О борьбе с татарами говорит «Повесть о Меркурии Смоленском». О ней мы читаем в особом сказании «О московском взятии от царя Тохтамыша», в «Повести об иконе Владимирской Божией матери», где говорится о нашествии Тимура, и других повестях и сказаниях, написанных в связи с менее значительными эпизодами борьбы русских с татарами («Повесть о царевиче Мустафе», «Сказание о битве на Ворскле» и т. д.). Волна народного гнева против угнетателя — золотоордынского хана — отразилась и в устном народном творчестве. Так, например, в былине о том, как «Илья Муромец освободил Киев от Калина царя», связанный татарами Илья Муромец
