По Судебнику 1497 г. вводятся в состав суда наместников и волостелей «земские выборные». Выбирались они из «добрых» и «лутчих», т. е. зажиточных людей. Они же судили и за «лихие» дела, т. е. за воровство и разбой. Эти дела были изъяты из ведения кормленщиков, так как на них последние очень наживались и действовали по произволу. Особенно упрочилось управление «земскими выборными» на севере, в «черносошных» государственных землях. Эти меры имели весьма положительный характер, так как ослабили власть наместников и волостелей, облегчили положение народных масс, санкционировали и усилили выборное «земское» управление. Особое управление складывалось на черных государственных землях. Черносошные крестьяне управлялись выборными старостами и сотниками. Они распределяли общинные земли, производили «разруб» — раскладку и сбор государственных податей, устанавливали правила пользования общинными угодьями: выпасами, лесами, рыболовными участками и т. п., вели переговоры с «государевыми людьми». Выбирались старосты и сотники из «лучших людей», т. е. богатых крестьян.
Год от года уменьшался фонд черных земель, за счет которого росло монастырское, боярское и дворянское землевладение, уменьшалось и число черносошных крестьян, превращавшихся в кабальных, крепостных. Только суровый Русский Север, отпугивавший феодалов, оставался еще краем черных земель и свободного, предприимчивого, мужественного черносошного крестьянства — замечательных русских поморов.
Все эти мероприятия в области перестройки управления государством укрепляли великокняжескую власть, власть «самодержавную». Иван III, опираясь на поместное войско, дворян, на приказных, все чаще и чаще обходился без боярства, игнорировал Боярскую думу. Боярская дума по-прежнему оставалась верховным органом управления страной, но изменились ее характер и состав. Работа ее становилась постоянной, функции усложнялись. Теперь уже далеко не все боярство могло принять участие в ее деятельности и «думать» с государем. Для того чтобы «думать» в Боярской думе, надо было быть «пожаловану» боярством.
И сам термин «боярин» стал теперь обозначать и бояр — вотчинников, крупных землевладельцев, и членов Боярской думы. Вторым «думным чином» были «окольничие». Быть «пожалованным» боярством суждено было далеко не каждому боярину. Не все бояре удостаивались звания даже «окольничего». Зато в Думу вошли представители дворянства — «дети боярские, которые в думе живут», позднее названные «думными дворянами». Появились и «думные дьяки». Дворяне и дьяки в составе Боярской думы во времена Ивана III и Василия III как бы предвещали будущее старого титулованного боярства из «княжья».
И действительно, Боярская дума становилась средоточием сколков старой системы феодальной раздробленности — бояр-княжат, Рюриковичей и Гедиминовичей, которых государь жаловал «боярством» сразу же. В Боярской думе они видели свой сословный орган и намеревались через Думу управлять страной и влиять на государя, для того чтобы сохранить остатки своих былых прав и привилегий. Поэтому Боярская дума становится, в свою очередь, средоточием боярской реакционной оппозиции против усиливающейся самодержавной власти и централизованного управления.
Естественно, что «государь всея Руси» стремится для управления страной найти опору вне Боярской думы и находит ее в лице дворянства и нарождающейся чиновной бюрократии, которая, придет время, будет «de facto…» править «…государством Российским»[106]. Подлинное управление государством сосредоточивалось не столько в Думе, сколько в приказах. Чванливое боярство могло еще гордиться своей «породой», спесиво восседать каждый день с раннего утра в Думе, но подлинная кропотливая и сложная работа по сколачиванию государственного аппарата шла в приказах, где полными хозяевами были дьяки. Так сложился государственный аппарат — оплот и орудие самодержавной власти.
Значительно увеличилась и великокняжеская казна. Не стало хищной, алчной Золотой Орды, вымогавшей «выходы» и подарки, составлявшие ранее главный расход князя. Присоединение ряда земель и городов значительно увеличило, в свою очередь, княжеские доходы. Устанавливаются поземельное, подворное и промысловое обложения. С крестьян Иван III взимает «посошное». Для урегулирования сбора налогов он переписывает все крестьянское население, обязанное платить с «сохи». Размер «сох» и величина обложения были различными и зависели в деревне от качества земли, а в городе — от зажиточности дворов.
Кроме того, брали разные пошлины за всякий продаваемый товар. Обложены были налогом и промыслы. Казна получала большие доходы от монополий: варить мед, пиво и употреблять хмель стало привилегией казны. Натуральные подати все больше и больше заменялись денежными. Так пополнялась великокняжеская казна. Обогащение казны укрепляло власть великого князя.
Иван III вводит изменение и в монетном деле. Если раньше каждое княжество имело свою монетную систему и само чеканило деньги, то теперь чеканка монет была сосредоточена в Москве.
Для упрочения связи между отдаленными областями и Москвой Иван укрепляет почтовую связь, так называемый «ям». «Ямскую» повинность несли крестьяне. Из них вербовались «ямщики». Установилась определенная плата за проезд и появились специальные лица, ведавшие ямским делом. Население было обложено новым налогом — «ямскими деньгами». «Ям» — своего рода почтовая станция. Станции были расположены на расстоянии 25–30 верст друг от друга, и это давало возможность добираться из Москвы в Новгород за три дня.
Для управления ямской службой был создан Ямской приказ. Ямская повинность улучшила связь и облегчила сношения отдельных областей с центром и между собой, но она еще больше отяготила крестьян.
Так складывалась единая система управления Русской землей и в центре, и на местах. Единому управлению соответствовало и единое законодательство. В 1497 г. был создан Судебник, единый для всей Русской земли. Целью его было упрочение власти феодалов над крестьянами и прочим зависимым и эксплуатируемым людом и создание централизованной системы управления страной, введение единообразного судоустройства и судопроизводства. Это был первый в Европе единый свод законов, свидетельствующий об успехах русской юридической мысли, в рамках, конечно, феодального общественного строя.
Меняется характер вооруженных сил Руси. Раньше, в период феодальной раздробленности, они состояли из дружин отдельных удельных князей и ополчений городов и земель. Теперь основную массу войска «государя всея Руси» составляет дворянское ополчение. Правда, остаются еще дружины, которые отдельные князья и бояре набирают «по силе» и водят на войну. В.И. Ленин отмечает эту особенность, указывая на то, что до XVII в. на Руси «местные бояре ходили на войну со своими полками»[107]. Время от времени еще собирают «посошную рать».
Дворянская конница была вооружена саблями, копьями, луками с колчанами, наполненными стрелами, шестоперами, кистенями, кинжалами, а от оружия врага воинов дворянского ополчения охраняли остроконечные шлемы, кольчуги (пансыри, юшманы, бехтерцы, куяки), стальные наручи и наколенники.
Вооружение «посошной рати» состояло из топоров, рогатин, бердышей, ослопов, луков со стрелами, ножей. Появляются предтечи будущего постоянного войска (стрельцов и пушкарей) — отряды «пищальников». «Огненный бой» начинает играть все большую и большую роль.
Впервые русские применили огнестрельное оружие при обороне Москвы в 1382 г. Повествуя под 1382 г. об обороне Москвы от татар Токтамыша, Никоновская летопись сообщает: «Гражане же наипаче пущаху на них стрелы, и камение метаху, и самострелы, и тюфяки…. стреляющее и камением шибающе, и самострелы напрязающе, и пороки, и тюфяки; есть же неции и самые тыа пушки пущаху на них». Об этом же говорят и более ранние летописи: Воскресенская, Ермолинская, Новгородская IV летопись. Пороки и самострелы — это не огнестрельное оружие, термины «пушки» и «пищали» только с самого конца XIV в. закрепляются за «огненным боем»; что же касается «тюфяков», то этот термин восточного, тюркского происхождения, в русском языке закрепился за орудиями «огненной стрельбы» и обозначал первые пушки на Руси. Появлением «огненного боя» на своих стенах Русь не была обязана Западу. Когда в 1389 г. на Русь привезли с Запада, «из немец», первые «арматы», на стенах Москвы уже больше семи лет стояли первые русские артиллерийские орудия — «тюфяки».
