Судебник определял положение холопов и источники холопства. Источники холопства сужались. Холоп, бежавший из плена, становился свободным, городской ключник не превращался в холопа и т. д. Судебник 1497 г. был важным этапом в оформлении крепостного права на Руси. Государственная власть выполняла свою основную функцию по отношению к крестьянству, удовлетворив этим самым интересы феодалов.
Крестьянству стало жить еще трудней, еще хуже. Огромное большинство крестьянских поселений составляли небольшие деревушки в 3–4 двора, а то и меньше. Стихийные бедствия, голод, мор, чрезмерная эксплуатация крестьян, войны приводили к тому, что много деревень превращалось в «пустоши». Крестьяне жили в маленьких «курных избах», у которых не всегда были хозяйственные пристройки. «Волоковые» окна, затянутые пузырем, пропускали мало света, в некоторых избах даже такие окна отсутствовали и их заменяли узкие отверстия, и только лишь «лутчие» крестьяне, наиболее зажиточные, вставляли в окна слюду. Землю обрабатывали сохой, которую тащила по пашне крестьянская лошадка. Немного было у крестьянина и «живности» — скота и птицы. Крестьянство жило тяжело, кое-как сводя концы с концами. Малейшее бедствие разоряло крестьянина, заставляло его идти в кабалу.
Как мы уже видели, крестьяне отвечали на ухудшение своего положения усилением классовой борьбы. Волнения охватывали монастырских крестьян, поднималась «въстань» из-за «смердьей грамоты». В «Житиях» русских святых мы находим многочисленные указания на борьбу крестьян против своих эксплуататоров — монастырей. Монастыри несомненно сыграли большую роль в истории России, в частности в истории Русского Севера, как колонизационные базы, но монастыри были и духовными феодалами и их деятельность следует рассматривать прежде всего с этой точки зрения. Осваивал дремучие леса, «выдирая» и «расчищая» лес под пашню, русский крестьянин, но стоило только крестьянам расчистить лес, как тотчас же монастырь предъявлял свои права на участки с таким трудом добытой «орамой земли». Вот почему крестьянский люд так подозрительно относился к разного рода «старцам», поселявшимся вблизи их «росчистей». Немудрено, что «люди неблагодарные» из села Скорботова изгнали Антония Сийского, опасаясь, что «великий сей старец» завладеет их землями. Изгоняли крестьяне и основателя Юрьегорской пустыни Дамиана. Когда Дмитрий Прилуцкий ставил церковь на реке Леже, крестьяне села Авнега изгнали его, справедливо полагая, что «по мале же времени» «великий старец» «совладает нами и селы нашими». Изгнан был юрцовскими жителями и Стефан Махрицкий, который «мняху себе яко имать владети селом их и нивами». Крестьяне-рыбаки преследовали Кирилла Новозерского. Нередко захват крестьянских земель дорого обходился монастырским властям. Крестьяне села Кашина утопили основателя монастыря на реке Маркуше Агапита. Убиты были крестьянами Арсений Комельский и Симон Воломский. Крестьяне приходили «со оружием и дреколием» к стенам монастыря Данила Переяславльского, не давали монахам возделывать землю и заявляли монастырским властям: «почто на нашей земле построил еси монастырь? Или хощеши земьлями и селы нашими обладати?». В 1503 г. крестьяне Михалка Жук Насонов и Копос Федков Чернаков в ответ на притеснения со стороны монастыря сожгли монастырскую деревню Ильинскую «с житом и с животом».
Понятно, почему сохранилось так много известий о волнениях монастырских крестьян. Объясняется это не тем, что на боярских землях не было выступлений крестьян, а лучшим состоянием монастырских архивов.
Поднимался и «черный люд» городов. Классовая борьба «молодших» облекалась в различные формы. Нередко выливалась она в форму религиозных течений, «ересей». В 1331 г. в Новгороде избирается владыкой (архиепископом) ставленник новгородских ремесленников, объединявшихся в братчину у церкви Кузьмы и Демьяна, Василий Калика, выходец из «калик перехожих», близких к «черному люду». Его пребывание владыкой Новгородским ознаменовалось проникновением в церковную среду вкусов и чаяний, настроений и стремлений «молодших», «мизинных людей». В переписке Василия с Федором Тверским о рае Василий выступает защитником эмпирических знаний, непосредственного наблюдения, противопоставляя их богословским аргументам Федора. Рисунки на мотивы из народной жизни, изображающие рыбаков, скоморохов, гусляров, горожан в их быту, появившиеся во времена Василия Калики на страницах Евангелий и Псалтирей, носящие, по взглядам того времени, «еретический характер», покровительство Онцифору Лукичу, поддерживаемому «черными людьми» во время восстания 1342 г. в Новгороде, да и самим «черным людям», связь со своим преемником Алексеем, попустительствовавшим «еретикам», — все это делало Василия Калику проводником идеологии «черных людей» в церкви. Но вскоре «черные люди» выступят сами, и выступят активно и решительно. Речь идет о «ереси» стригольников. Так как церковь была «наивысшим обобщением и санкцией существующего феодального строя», то и антифеодальные движения народных масс и всякие выступления против существующей феодальной системы вообще «должны были представлять из себя одновременно и богословские ереси», тем более что «догматы церкви были одновременно и политическими аксиомами, а библейские тексты имели во всяком суде силу закона»[102].
«Ересь» стригольников появилась в Новгороде в 70-х годах XIV столетия, а затем она распространилась и в Пскове.
Начало «ереси» положил «мирянин» Карп. Причем само название еретиков «стригольниками» произошло от ремесла Карпа и его ближайшего окружения. «В миру» Карп был «стригольником», т. е. цирюльником[103]. Карп, дьякон Никита и еще какой-то «мирянин» были отлучены от церкви, а затем сброшены в Волхов. Но справиться с ересью не удалось. Стригольники отрицали «весь вселенский собор», всю церковную иерархию и монашество, продажу церковных должностей («по мзде»), осуждали духовенство за недостойный образ жизни, за стяжательство («имения взимают у хрестиан»), отрицали священство, отвергали ряд церковных обрядов — причащение, исповедь и др. Они вели строгий образ жизни и «черные люди» справедливо ставили их в пример духовенству, заявляя, что «сии (стригольники. — В.М.) не грабят и имения не збирают».
Ф. Энгельс указывает: «Ересь городов, — а она является официальной ересью средневековья, — была направлена главным образом против попов, на богатства и политическое положение которых она и нападала». Энгельс подчеркивает, что требования бюргерства сводились к «дешевой церкви». «Реакционная по форме, как и всякая ересь, которая в дальнейшем развитии церкви и догматов способна видеть только вырождение, бюргерская ересь требовала восстановления простого строя раннехристианской церкви и упразднения особого сословия священников»[104].
Стригольники выступали и против феодальной церкви, и против социального неравенства, богачей и ростовщиков, которые «имения ради свободных людей порабощают и продают», против закабаления простых людей, против кабальных сделок и кабальной зависимости.
«Еретики» сами ставили себе «учителей» из народа, но это не мешало им изучать «словеса книжные», быть образованными и тем самым еще более опасными для официальной церкви и правительства. Стригольники «прельщали народ» не один десяток лет. Все меры борьбы со «злой ересью» были тщетны, а труды константинопольского патриарха Нила и епископа Стефана были слабы и неубедительны — «окаянные словеса» стригольников были доступней и понятней массам, сильнее и ярче. Боролись с «еретиками» еще в 1429 г., да и позднее.
Не успели покончить со стригольниками, как началась новая «ересь» — жидовствующих. Жидовствующие были прямыми преемниками стригольников, и некоторые из обличителей «еретиков», как например Геннадий, прямо называют их стригольниками. Но жидовствующие отличались от стригольников и по классовому составу «еретиков», и по социальной направленности «ереси», и по идейной основе. Жидовствующие, по-видимому, не представляли собой единого течения, а делились на несколько толков. То же самое надо сказать и о их составе.
