Мамед Насир повесил свои янтарные четки на потертый рукав. Долго и задумчиво смотрел на Неймата.

— Сынок, — сказал он наконец, — если во всем искать смысл, в самой жизни-то не будет смысла…

Потом сотрудники рассказывали Неймату, что Мамед Насир предлагал это всем. Но пока еще никто не согласился.

«Красноводск! Хоть бы живописное местечко какое выбрал. А то — Красноводск. Говорят, там ни воды, ни тени».

В усталых, затуманенных глазах Мамеда Насира мелькнула искорка.

— Сегодня суббота. Махнем в Красноводск, — сказал он. — Я уже здорово заложил. Но с тобой раздавил бы еще бутылку.

— В следующую субботу, Мамед Насир. Бог даст, в следующую субботу непременно поедем.

— Эх, — махнул рукой Мамед Насир.

Как он ни был пьян, а понимал, что все это одни разговоры…

У выхода к Неймату робко обратился длинноносый паренек:

— Это издательство?

Неймат впервые видел этого парня. Под мышкой у него была большая папка.

— А вам кого?

Парень закашлялся.

— Мне, — запинаясь сказал он, — нужен тот, кто занимается книгами.

— Книгами?

— Да, кто книги печатает.

Неймат подумал: «Господи, начинающий автор».

— Ты написал книгу?

— Да.

— О чем?

— Ну, трудно так сразу… О жизни…

— Что же это — рассказ, роман, поэма?

— Все тут есть. И рассказы, и стихи. Я пишу уже шесть лет. Отнес в журнал, мне сказали, что лучше отдать в издательство: там сразу же выйдет книга. Сказали, что там как раз подойдет.

Мгновенно перед глазами Неймата пронеслись кадры из жизни этого неуклюжего юнца: проглоченные книги, просмотренная периодика, жадное желание писать, исписанные ночью страницы. Каменные ворота различных редакций. Прикрытая вежливостью насмешка, издевка, высокомерие. Семьдесят два варианта избавления от графомана. Все это Неймат как будто видел собственными глазами. Вернее, в самом деле видел.

Эта и еще сотни таких же напрасных надежд…

Все это было так хорошо ему знакомо. И хотя сам он не испытал этого, ему казалось, что он прошел сквозь все.

И вдруг Неймату захотелось вернуться, разыскать Мамеда Насира, именно Мамеда Насира и никого другого, взять этого парнишку, сыскать укромное местечко, посидеть, выпить, поговорить, излить душу, ибо, как говорит Мамед Насир, если не наполнишь желудок, не сможешь опустошить душу. Он прав. Трезвый не сможет раскрыть чужому человеку всего, что лежит у него на сердце. А оно лежит, плесневеет, гниет и отравляет тебе сердце, жизнь.

Неймат вновь взглянул на «автора».

После выпивки Неймат сказал бы этому длинноносому, дурно одетому парню: «Послушай меня, мальчик, поверь мне, еще не поздно. Как говорил мой покойный дядя, да упокоит аллах его душу, да упокоит аллах души твоих умерших: если ты не Ильяс Низами, оставь это дело, не связывайся с ним. Найди себе профессию. Лучше всего техническую. Жаль мне тебя. Этому конца нет. Понимаешь, то, что ты написал, пишут сейчас сотни и тысячи таких же молодых. Может быть, точно так, как ты, может быть, по-другому, неважно. Немного лучше или немного хуже, чуть более или чуть менее грамотно, но пишут они то же самое. Еще не поздно. Жизнь у тебя впереди. Оставь это. Конечно, если ты не Ильяс Низами! Однако, может, ты Ильяс Низами? Ну, тогда другое дело. Может быть, ты действительно Ильяс Низами. Кто может знать?»

И произнес вслух:

— Так, значит, пишешь, писателем хочешь быть? Ну, поднимись на третий этаж, одиннадцатая комната.

Выйдя из издательства, Неймат направился на киностудию. Он должен был получить деньги за дубляж. Давно обещал дочери купить на эти деньги магнитофон. Переходя площадь, увидел, что мальчишки собираются играть в футбол. Он остановился, стал наблюдать.

Двое были совсем маленькие. Лет семи-восьми. Их обязательно поставят вратарями. Всегда самых маленьких, самых слабых ставят вратарями.

Один мальчишка положил камешек — штанга! Отсчитал несколько шагов и положил другой камешек. Ворота готовы. Таким же способом установили вторые ворота.

Действительно, маленьких поставили вратарями. Разделились. Трое против трех. Один вышел.

— Ты судья.

«Судья» взбунтовался.

— Сам будь судьей. Я играть хочу.

— Ну хорошо, сейчас побудь судьей. А через три гола я буду судить, а ты будешь играть.

Договорились. Капитан одной команды поднял с земли щепку, зажал в кулаке. Капитан второй команды стукнул по кулаку. Игра началась.

Неймат вспомнил детство. Сколько он играл в футбол, именно вот так… Традиции, техника, правила уличного футбола не изменились ни на йоту. Так было и двадцать пять лет назад. Штанги — камешки. Маленькие — вратари. Игра не по времени, а по числу забитых мячей. Споры: «Нет, мимо, мимо!» Или: «Выше ворот!» Все, все осталось, как было.

— Тофик, пас сюда! Сам выходи! Держи, Назим!

— Рука! Рука! — закричали все.

Виновник попытался оправдаться, опираясь на мифическое правило уличного футбола. «Рука прижата», — сказал он. Начался спор. Вдруг кто-то вспомнил, что у них есть судья. Судья сказал повелительным тоном: «Пенал!»

Наконец и он на минуту почувствовал себя персоной.

Виновник промолчал. Не говоря ни слова, он начал определять место «пенальти». «Теперь-то он зашагает!» И правда, он шагал так широко, что, того и гляди, разорвется пополам, и на десятом шагу оказался у ворот противника. Он и сам понял, что это слишком. Последний шаг сделал покороче.

— Все, — сказал он, — бейте!

Молчавший до сих пор капитан другой команды сказал:

— Шиш! — и начал считать сам.

«Теперь посмотрим, как он будет считать!»

Этот капитан двигался, как пленник в кандалах. Место пенальти оказалось совсем близко. И снова поднялся шум.

Неймат и сам не знал, почему он, бросив все дела, стоит и наблюдает с таким интересом и не может уйти.

Любопытно, что сказали бы издательские болельщики, посмотрев мальчишечью игру. Конечно, Курбан — это бурдюк с ядом. Но, может быть, в том, что он говорит, есть один процент, полпроцента, четверть процента правды. В нашем увлечении футболом, может быть, нет ничего скверного, но, во всяком случае, есть что-то очень печальное. «Заполнение вакуума». Эх, Курбан!

У кассы киностудии было много народу. Неймат простоял в очереди полчаса.

Проходя мимо почты, он сунул руку во внутренний карман. Паспорт был на месте. Вошел. Подошел к окошку «До востребования».

«На что это похоже? Точно на могилу прихожу… Брось, ради бога, что еще за могила! Почему могила?..»

Каждый раз, когда он проходил по этой улице, он заходил на почту и, протянув паспорт, ждал. Его охватывало странное волнение. Девушка аккуратно проверяла конверты и каждый раз говорила одни и те же слова:

— Вам ничего нет. Пишут, наверное.

Да и откуда бы? Неймат знал, что никто ему не пишет. Он в жизни еще не получал письма «до востребования». Не бывает писем ниоткуда…

Но почему-то всегда, когда он проходил здесь один, он подходил к этому окошечку. И когда при нем не было паспорта, очень досадовал.

— Намазов, ага, есть. Нет, это Намазов Надир. А вы Неймат, да?

— Да, я Неймат.

Перебрав все конверты, она сказала:

— Пока ничего нет. — И вернула ему паспорт через полукруглое отверстие.

Неймат медленно отошел. Вдруг ему пришло в голову неожиданное сравнение. «Это у меня, — подумал он, — как Красноводск у Мамеда Насира… Если искать во всем смысл…»

Закурил сигарету и вышел на улицу.

Письмо Нергиз Намазовой Дедушке Петуху[5]

«Здравствуй, Дедушка Петух!

Дедушка Петух, меня зовут Нергиз. Дедушка Петух, мне восемь лет. Дедушка Петух, я пишу в этом письме названия птиц по твоему заданию.

Названия птиц:

голубь, ласточка, воробей, скворец, перепелка, ворона, дятел, сорока, орел, удод, беркут, павлин, турач, сокол, фазан, кулик, галка, журавль, филин, куропатка.

Домашние птицы: