Лоренс Китчин, в своей книге “Театр середины века” предложивший наиболее подробный анализ этой работы Оливье, также имел счастливую возможность сравнить ее с Кориоланом образца 1938 года:
“И через два десятилетия я ясно помню, как он читал ”Что нужно вам, дворнягам…” в постановке Кэссона. Теперь его манера изменилась. Как раз перед этим монологом он прислоняется к кирпичной стене, возносящейся над декорациями Аронсона; и, пока он слушает трибунов, его глаза становятся безумными, как у пророчицы на фресках Сикстинской капеллы, а голова покачивается из стороны в сторону. Я с удивлением обнаружил, что это самое движение Элси Фогерти рекомендовавала своим студентам для расслабления мышц шеи; значит, Оливье готовил себя. Направляясь к Тарпейской скале, где мы увидели его впервые, он читал монолог с меньшим напором, чем в постановке Кэссона, но с ужасающей мерой презрения. Те, кто считает его актером прозаической драмы из-за того, что он привык разбивать поэтические строки, не замечают, с какой неослабевающей силой он произносит такого рода обвинительную речь. От него ускользает только лирическое начало. Сейчас, проклиная плебеев, он зарядил отдельные реплики эмоциями такого накала, что собрал их в единый словесный снаряд, и его речь действовала так же, как брошенная в лицо куча острых камней. Возникал причудливый образ человека, в одиночку линчующего толпу”.
В емкой последней фразе Китчин точно ухватил дух этого по-новому вылепленного Кориолана. Обладая в пятьдесят два года более мощным голосом и сложением, чем двадцать лет назад при первой попытке, сэр Лоренс был теперь лучше оснащен для того, чтобы придать образу военачальника необходимым ему властность и высокомерие. Но особенности последней трактовки отнюдь не ограничивались ощутимой физической силой и электризующим голосом героя; новое исполнение хвалили в гораздо большей степени за внутреннюю осмысленность, тонкость ритмического рисунка и поэтической декламации, с помощью которых Оливье низверг благородного римлянина с высоты его постамента, прежде всего подчеркнув в Кае Марции свойства избалованного единственного ребенка. Он увидел в нем и что-то смешное и снова, смягчая суровый обобщенный образ, заставил испытывать неожиданно глубокое сочувствие к весьма непривлекательному персонажу. Так, по выражению Кеннета Тайнена, творил “разносторонний Оливье”.
На приеме в честь премьеры (где присутствовали Вивьен Ли, Теренс Рэттиган, Лорен Баколл, Джон Осборн, Лесли Карон и многие другие) Оливье посмеивался про себя над тем, как ахали по поводу сцены смерти, где он падал вниз головой с высоты двенадцатифутовой платформы, изображавшей Тарпейскую скалу, и болтался так при поддержке двух солдат, вцепившихся в его лодыжки. Подсказанное смертью Муссолини, это падение производило потрясающее впечатление, но он прекрасно знал, что оно было гораздо менее опасным и болезненным, чем первоначальный вариант в ”Олд Вике”. Он лично испытывал удовлетворение от сознания того, что в свои пятьдесят лет все еще мог проделывать устрашающие акробатические номера, но, строго говоря, это было погоней за сценическим эффектом. Неизгладимый след в памяти партнеров, наблюдавших и изучавших его игру из вечера в вечер, оставило его всестороннее техническое мастерство, бесконечное разнообразие утонченных деталей, которыми изобиловало каждое исполнение. ”Его техника? — вне конкуренции,— говорит Пол Хардвик, игравший в этой постановке Коминия. — Даже Алеку Гиннесу до него далеко. Когда я только начинал работать с ним вместе, я, бывало, просто стоял за кулисами и смотрел. Кое-кто пытался копировать его изумительные находки, но, конечно, ничего не получалось. Он, например, может поймать луч самого яркого прожектора и уставиться прямо на него, чтобы свет отражался в его глазах и ярко блестели белки. Но подражать ему невозможно. К этому стремились многие, но у них ничего не вышло”.
В состав исполнителей нынешнего ”Кориолана” входила двадцатидвухлетняя дебютантка труппы Мемориального театра — Ванесса Редгрейв, занятая в роли Валерии. Сейчас ее, партнершу Оливье, позабавило воспоминание о том, что она присутствовала на одном из его спектаклей еще до своего появления на свет и что ей посчастливилось благополучно пережить это приключение. Это произошло в январе 1937 года, когда Рэчел Кемпсон на восьмом месяце беременности отправилась в ”Олд Вик” посмотреть своего мужа (Майкла Редгрейва) в роли Лаэрта; Гамлета играл Оливье. Вот что рассказывает мисс Редгрейв: «Отец неистово играл сцену дуэли с Оливье, и неожиданно рапира выскочила у него из рук и, вращаясь, полетела по направлению к ложе, где сидела моя мать. Лилиан Бейлис бросилась заслонить ее с криком: ”О боже, ребенка не задело?”»
За время съемок “Спартака” в Голливуде Оливье привык регулярно заниматься в гимнастическом зале, в основном проделывая упражнения с грузами небольшого веса. В Стратфорде он продолжил эту практику, и не без оснований. Он сам задал себе ужасающий темп. Играя ”Кориолана”, он к тому же периодически ездил в Лондон на репетиции очередной ”Ночи ста звезд”; в Ноттингем, где его компания поставила австралийскую пьесу "Непостоянное сердце”; в Миддлсекс на ”Шеппертон студиос” и в ланкаширский городок Моркам на съемки “Комедианта”.
Почему же Оливье бежал с такой бешеной скоростью под конец марафона, в котором уже и так завоевал звание самого занятого актера года? Во время перерыва на съемках в Моркаме он объяснял интервьюеру: “Поймите, ведь времени так мало. Ну сколько мне осталось — пятнадцать лет, если повезет, а так много еще надо успеть сделать. Я действительно не могу сейчас остановиться. Сегодня я получаю от игры большее удовольствие, чем в течение первых двадцати лет работы. Для меня это движущая сила. Фактически это моя жизнь. Я всегда очень много работал. Мне приходилось принуждать себя к отдыху, когда не хватало энтузиазма. А это труднее всего… Видите ли, я чувствую, что я жив, только когда играю. Это звучит парадоксально, не правда ли… О боже, это звучит чертовски глупо и претенциозно. Я имею в виду ощущение полноты жизни, когда активно ищешь и создаешь что-то новое с точки зрения сцены.
Ради чего я так перегружаюсь? Ради удовольствия? Ради чувства удовлетворения? Дело не в этом. Считается, что артисту не полагается испытывать удовлетворение от своей игры. Не знаю, ради чего я это делаю. Просто не знаю…”
Оливье в течение четырех недель снимался в Моркаме, и четырежды ему приходилось мчаться оттуда в Стратфорд — играть Кориолана. Он нанял карету “скорой помощи”, чтобы иметь возможность спать в дороге. В первый сентябрьский день съемок он удивил всех, появившись на площадке в восемь часов утра, хотя сцены с его участием должны были сниматься гораздо позже. “Мне захотелось узнать, как у вас тут дела”, — сказал он режиссеру Тони Ричардсону. Он находился в гораздо более жизнерадостном настроении, чем во время работы над предыдущим фильмом. Вид у него был усталый и измученный, но по крайней мере он играл одну из своих любимых ролей (“самую захватывающую из всех, что мне довелось играть, за исключением Макбета”) и в бодрящем воздухе Моркама, рядом со старыми друзьями, чувствовал себя несравненно уютнее, чем в Голливуде.
Сценарий “Комедианта” пришлось значительно расширить по сравнению с пьесой. Джон Осборн и Найджел Нил более подробно разработали роль, которую в спектакле исполняла мисс Плоурайт, и она стала центральной темой картины; для вящей завлекательности они написали новую роль специально для Ширли-Энн Филд — восходящей звезды двадцати одного года; она должна была изображать местную девушку, занявшую второе место на конкурсе красоты, который конферировал Арчи Райс, и в результате попавшую в постель к потрепанному комику. В действительности же мисс Филд, чье детство прошло в ланкаширском приюте для сирот, заняла на конкурсе красоты первое место, и полученные деньги помогли ей окончить школу драматического искусства. Как и Джоан Плоурайт, дочь редактора местной газеты, она была родом из провинции, но на этом заканчивалось сходство между двумя актрисами. Первая, с хорошеньким личиком типичной кинозвезды, дебютировавшая в таких фильмах, как ”Ужасы Черного музея” и ”Бит-герл”, олицетворяла блестящую и эффектную сторону шоу-бизнеса. Вторая, личность относительно серьезная, наделенная скорее внутренней красотой, была сформирована в более классическом духе; теперь ее признавали королевой современной драмы, царившей в осборновском спектакле ”Ройял Корта” и особенно в ”Корнях” Арнольда Уэскера. Мисс Плоурайт — с лицом эльфа, подкупающим откровенным взглядом и короткими крутыми завитками отливающих медью волос — получила идеальную актерскую подготовку: она училась в театральной школе при ”Олд Вике” под руководством таких выдающихся режиссеров, как Мишель Сен-Дени, Глен Байам-Шоу и Джордж Девин, потом несколько лет работала в репертуарном театре, разъезжая с однодневными гастролями, пока не добилась известности в ”Инглиш Стейдж компани”. Теперь, в неполные тридцать лет, она была крепким профессионалом и обеспечила себе блестящее будущее.
