Этот прием особенно выразителен в речи Генриха перед Гарфлером. На среднем плане предстает сидящий верхом король с обнаженной шпагой, призывающий солдат:
Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом, —
Иль трупами своих всю брешь завалим!
Затем дается крупный план Оливье, произносящего более тихо:
В дни мира украшают человека
Смирение и тихий, скромный нрав...
(Пер. Е. Бируковой)
Но со следующей репликой — “Когда ж нагрянет ураган войны…”— камера начинает отъезжать назад, открывая все шире массу окружающих Генриха войск. Наконец, когда на призыве «Риньтесь в бой, крича: ”Господь за Гарри и святой Георг!”» монолог достигает кульминации, камера на слове "Георг” вновь стремительно приближается к Генриху и его лошади, вставшей на дыбы.
После первого же просмотра стало ясно, что фильм Оливье — техническое и художественное открытие. Когда картину показали группе шекспироведов в Оксфорде, единственное замечание исходило от ученой дамы, уверявшей, что боевыми лошадьми при Азенкуре были исключительно жеребцы. Но главным испытанием оставался широкий прокат, и, хотя в 1944 году высадка в Нормандии создала для ленты идеальный исторический фон, ее коммерческий успех вызывал глубокие сомнения. ”Рэнк организейшн” не смогли убедить даже восторженные отзывы критиков. Во-первых, несмотря на все свои достижения, Лоренс Оливье все-таки не обладал именем, гарантировавшим полные сборы. Он ни разу не попадал в десятку наиболее популярных звезд мирового экрана, а в недавнем опросе, проведенном “Моушн Пикчер Геральд”, в списке самых кассовых английских киноактеров занял место позади Джеймса Мэйсона, Дэвида Нивена, Джорджа Формби и Эрика Портмена. Во-вторых. еше не было доказано, что огромная киноаудитория захочет платить за Шекспира, пусть поданного в самом великолепном варианте.
Премьера “Генриха V” состоялась в лондонском кинотеатре “Карлтон” в ноябре 1944 года. Сначала дела шли неважно, но через несколько дней публика начала прибывать. Распространился слух, что на это потрясающее зрелище стоит взглянуть даже тем, кто считает Шекспира писателем для “высоколобых”. Через три недели очереди за билетами достигли такого размера, что аренду кинотеатра продлили еще на четыре месяца. Так как по истечении этого срока спрос не уменьшился, демонстрацию продолжили в “Марбл-Арч павильон”, где и закончился одиннадцатимесячный прокат фильма. Однако столичный триумф отнюдь не был залогом успеха в провинции, и кое-где на севере Англии приверженцы стандартного голливудского набора “Грейбл плюс Гейбл" просто освистали фильм. Впрочем, Рэнк, в случае провала самой дорогой английской ленты рисковавший огромными суммами, был непоколебим. “Я отказываюсь верить, будто эта картина может не понравиться массам, — заявил он. — Всякий, кто так думает, не способен оценить народный ум. Я убежден, что фильм привлечет тысячи новых зрителей”. Рэнк не ошибся. По данным исследований, и в Лондоне, и в других местах постоянные посетители кинотеатров составили меньше половины аудитории.
В массовый прокат фильм вышел летом 1945 года. Конкурирующие кинотеатры предлагали трогательный “Колокол по Адано”. “Похождения Сюзанны” с любовными интригами Джоан Фонтейн, напряженную историю “Крови на солнце”, суровый реализм “Диллинджера”, “Алмазную подкову” — типичный игривый мьюзикл с Бетти Грейбл — и сенсационную картину “Национальный приз Вельвет” с двенадцатилетней Лиз Тейлор. За этим последовали такие коммерческие триумфы, как “Государственная ярмарка”, “Коварная леди” и “Короткая встреча”. Однако, с поддержкой специальных утренних сеансов для школ, “Генрих V” выстоял, и настолько уверенно, что дель Гвидиче предсказывал: фильм окупится уже после внутреннего проката.
Попросту говоря, подобных фильмов еще не делали. На картине, которая впервые сумела донести Шекспира до массового зрителя, выросло целое поколение: во всех главных городах страны учителя, умиленные тем, что кино вдруг стало мощным средством обучения, сопровождали на утренние просмотры огромные отряды детей. Тон в этом отношении задал Брайтон, ставший теперь для Оливье родным домом. Когда и июле 1945 года фильм неделю шел в “Одеоне”, школьные власти купили билеты для нескольких тысяч учеников. Этому примеру последовали в других местах, и фильм принес такие доходы, что в прессу поступили возмущенные письма с предложением передать прибыль государству. В мрачную эпоху пайков и черного рынка у детей появилась редкостная радость — получить нечто за ничто. Пускай подавляющее большинство видело в “Генрихе V” только желанное избавление от занятий, приятно думать, что картина обогатила и научила смотреть Шекспира с меньшим предубеждением хотя бы малую часть детей.
Искусство тоже было в выигрыше, ибо фильм убедил многих необращенных. Среди тысяч людей, изменивших отношение к кино после “Генриха V”, была, например, Элси Фогерти. Старая преподавательница всегда относилась к экрану с пренебрежением. Посмотрев фильм Оливье, она прониклась к новой музе уважением и охотно согласилась проследить за речью актеров, снимавшихся в Денхэме в “Цезаре и Клеопатре”. “Ларри — единственный режиссер, давший Англии настоящий фильм”, — записала она в дневнике.
В апреле 1946 года, после того, как по требованию конторы Хейса из текста ленты были выкинуты слова “ублюдок” и “черт возьми”, в Бостоне состоялась американская премьера “Генриха V”. Грянувшие похвалы были беспрецедентными для английского фильма. На целом развороте в “Таймс” почитаемый критик Джеймс Эйджи приветствовал появление шедевра и нового кинематографического стиля — “безупречную гармонию великой драматической поэзии и самого современного из искусств”.
В Бостоне фильм делал полные сборы в течение восьми месяцев, и университет Тафта присвоил Оливье почетную степень магистра за выдающийся вклад в искусство кино. В Нью-Йорке картина шла одиннадцать месяцев — тоже рекордный для британского экспорта срок. За год лента, которую демонстрировали в двадцати городах США, успела собрать больше миллиона долларов. В декабре ассоциация нью-йоркских кинокритиков провозгласила Оливье лучшим актером года, и лишь после повторного голосования “Генриху V” все-таки предпочли фильм Уильяма Уайлера “Лучшие годы нашей жизни”. Но высшая честь была оказана Оливье в марте 1947 года, когда он получил награду Академии за организацию, постановку и исполнение главной роли в фильме, который больше любого другого произведения способствовал поднятию престижа английской кинопромышленности за рубежом.
В течение трех лет, прошедших после его создания, “Генрих V” принес Оливье достаточно наград. Теперь о его гении узнал весь мир; и он никогда не забывал, скольким обязан одному человеку, сделавшему все это возможным. Вернувшись после голливудских торжеств, он завернул своего “Оскара” и собственноручно вручил его Филиппо дель Гвидиче. “Без вас, дружище, — сказал он,— “Генриха V” просто не было бы”.
Глава 15
РАСЦВЕТ В “ОЛД ВИКЕ”
“Клеопатра” для кино — то же, что “Макбет” для театра. Жизни и любовным приключениям египетской обольстительницы было посвящено семь киноэпопей, и после феерической картины Сесила Б. де Милля с Клодет Кольбер (1934) этот сюжет стал самым дорогим и злополучным в истории кино. Надо надеяться, что ни один художественный фильм никогда близко не подойдет к рекорду, поставленному “Клеопатрой” 1963 года, которой сопутствовали разрыв двух браков, чуть ли не смерть главной звезды, увольнение двух режиссеров, падение президента компании “XX век — Фокс” и неуклонное превращение пятимиллионного бюджета в неслыханный тридцатисемимиллионный. Однако уже в 1945 году экранизация “Цезаря и Клеопатры” Габриэлем Паскалем была чревата схожими осложнениями.
Фильм оказался самой дорогостоящей продукцией своего времени. Режиссера искусали верблюды. Недалеко от съемочной площадки упал немецкий “фау”. Бастовали служащие, сценарий переделывался с бесконечными задержками, из Англии в Египет везли восьмидесятитонную модель сфинкса — и все это на протяжении восемнадцати месяцев непрерывных ссор, волнений и общей неразберихи. Эти злосчастья, казавшиеся по ходу дела чуть ли не губительными, носили преходящий характер, и в конце концов, исключительно благодаря шумихе и громкой рекламе, кассовый успех сполна воздал за все. Однако в процессе съемок случилась подлинная трагедия, носившая сугубо личный характер и не подлежавшая огласке. В июле 1944 года, через полтора месяца работы, Вивьен Ли — четвертая кино-Клеопатра — в результате выкидыша потеряла ребенка, которого от всей души желали и она, и муж.