— Воды! Дайте ей воды! — крикнула Юта.
Никто из людей, окруживших их, не двинулся с места.
— Кто-нибудь! Ну же! — Юта пыталась заглянуть людям в глаза, но они отводили взгляды.
— Ей уже не помочь, — буркнул один из зевак.
— Да, не жилец. Дальше не пройдёт.
— Брось её, — обратился кто-то к Юте.
— Да что с вами! — закричала она. — Она просто устала. Ей просто нужен глоток воды! Или в вас больше не осталось сострадания?!
Люди молчали. Они по-прежнему прятали глаза.
— Извини, жрица, — тихо ответил пожилой мужчина. В его взгляде была горечь. — Мы бы и рады помочь. Да только если отдадим ей последнюю воду, то завтра свалимся уже мы.
— Точно.
— Правду сказал.
— Прости жрица, но старик прав. Мы и сами не знаем, кто из нас будет следующим.
Понурив головы, люди начали расходиться. Им была неприятна эта сцена. Они не хотели испытывать вину за страдающую женщину, но и помочь было выше их сил. Поэтому они предпочли просто уйти, чтобы поскорее забыть бедную путницу и укоряющий взгляд Юты.
На глаза жрицы навернулись слёзы.
— И что же?! — крикнула она сквозь катящиеся по щекам капли. — Что же?! Просто дать ей умереть?!
Но никто не слушал её. Юта осталась с женщиной одна. Она гневно смахнула с лица слёзы, вскочила на ноги и побежала.
Через двадцать минут Юта достигла другого конца лагеря. Она знала, что там на подводах ещё оставалась вода. Несколько крепких мужчин поднялись ей навстречу, когда Юта приблизилась. Подводы были укрыты тканью от посторонних глаз. Их хорошо охраняли.
— Дай мне пройти, — велела Юта тому из мужчин, что стоял ближе всех.
— На сегодня раздача воды закрыта. Приходи завтра, — спокойно ответил здоровяк, не двинувшись с места.
Юта вскинула подбородок, но всё равно смотрела на него снизу вверх.
— Мне не для себя. Там одной женщине плохо.
— Нам всем плохо, — развязно заговорил один из мужиков. Он казался злым и сильно раздражённым. — Это не даёт тебе повода клянчить. Сказано — нет, значит — нет.
Юта быстрыми шагами приблизилась к нему и встала лицом к лицу.
— Да ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? Я — жрица Амальрис. Так что оставь со мной свой тон. И выполняй то, что тебе говорят. Заполните эту бутыль водой.
Мужчина слегка растерялся. Другие тоже озадаченно переглядывались.
— Живо! — повысила голос Юта. — А не то я велю оставить вас всех за воротами Города Богов, когда открою его. Скажу, что вы воровали, и что я видела это. Кому поверят Корт и Гвирн? Мне или вам?
Мужчины хмурились. Они мялись и не могли решиться. Вдруг один выхватил бутылку у Юты из рук.
— С*ка, — тихо проговорил он, направляясь к одной из телег.
Спустя полчаса Юта напоила женщину водой.
А на следующее утро та умерла.
***
«Ночи» или то, что могло ими называться, теперь длились без конца. День с его тусклым сумрачным светом наступал всего два раза в сутки. По мере того, как солнечного света становилось всё меньше, пустыня остывала. С ночью пришёл холод.
Никто не был к этому готов. Ни лиатрасцы, привыкшие к комфорту городских условий, ни атлурги, приспособленные к жару солнц. В конце концов, холод стал для путников не меньшей проблемой, чем жажда, голод и усталость. Люди кутались разом во всю одежду, какая у них была. Но ни жалкие тряпки атлургов, ни даже одежда городских жителей не спасала.
Во время «дневных» переходов было ещё терпимо. Люди двигались и тем согревались. Настоящий ужас холода приходил «ночью». Люди кутались, кто во что мог, сбивались вместе, чтобы согреться, дрожали, засыпая на холодном песке. Утром многие не просыпались.
Юта съёжилась под хилтом Корта. Ругат отдал его ещё в самом начале, когда только начало холодать. Но теперь и длинная тёплая шерсть Утагиру, из которой была сплетена накидка, не спасала. Юта залезла под хилт с головой, пытаясь согреть маленькое тёмное пространство своим дыханием. Но холод не отступал. Запускал длинные щупальца под «одеяло», под одежду, проникал под кожу до самых костей.
Устав который час дрожать без сна, Юта решила вставать. Почти в полной темноте она выбралась под бурое небо. Лагерь ещё спал. Лишь кое-где слышались тихие разговоры. Юта направилась к общей кухне лиатрасцев в поисках еды. Она аккуратно обходила кривые тканевые палатки, выплывающие из темноты, словно утлые судёнышки, затерявшиеся в море. Внезапно откуда-то справа послышался знакомый голос.
— Они не могут! Слышите! Мы не можем им этого позволить! — голос глухо оборвался.
Юта подошла ближе. Она наткнулась на несколько десятков человек, стоявших и сидевших на песке. Не было слышно ни ругани, ни споров. Наоборот, люди были очень тихи. Каждый был погружён в собственные думы, словно в кокон.
— Что случилось? — тихо спросила Юта, но никто не обратил на неё внимания.
Не встретив сопротивления, жрица Амальрис прошла дальше, туда, откуда доносились самые громкие голоса.
— Ты не можешь так поступить! Ты… вы нужны нам. Нужны Утегату!
Знакомый голос странно ломался. Сцена, представшая перед Ютой, тоже была какой-то изломанной, неправильной, гротескной. В песке, на коленях, стоял правитель Утегата. Его спина была сгорблена.
Сколько Юта знала его, Гвирн всегда держался идеально прямо. Настолько, что иногда казалось, у него в позвоночнике проходит железный штырь, который не даёт ему согнуться. Но сейчас этот штырь лопнул. От непривычной позы спина Гвирна выглядела неестественно. Она не казалась согнутой. Она казалась сломанной.
В недоумении Юта подошла ближе и заметила то, чего не разглядела раньше. Гвирн стоял на коленях перед сидящим мужчиной. Точнее, это был пожилой старец. Его худое тело утопало в многочисленных слоях одежды. Тёмное лицо было испещрено морщинами, совершенно белые волосы собраны в тугой узел. Но несмотря на возраст и видимое измождение, старик держался прямо, хоть это и стоило ему видимых усилий.
— Мы приняли решение. Так нужно для Утегата. Чтобы народ продолжил жить. — Водянистые глаза старца смотели куда-то мимо лица Гвирна.
— Нет, нет! Это неправильно! — Молодой правитель в отчаянии схватил мужчину за руки. — Ты делаешь это не для народа! Ты делаешь это для себя! Потому что ты устал. Я знаю. Но подумай… подумай обо мне, хоть раз! Отец!
Холден поджал губы, и его дряхлое лицо обрело суровые черты. Он выдернул руки из ладоней Гвирна.
— Хватит, сын! Веди себя, наконец, как подобает Кангу и мужчине. Веди себя достойно твоих предков! Перестань позорить меня перед людьми, хныча, как какой-то сопляк!
Гвирн вздрогнул. Его голова была опущена вниз, волосы закрывали лицо. Воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь хриплым, со свистом, дыханием старика. Спустя долгие минуты, бесконечно медленно, спина Гвирна начала распрямляться, пока железный штырь снова не встал на место. Юте показалось, что в этот момент она услышала щелчок.
— Прости, отец, — очень тихо выговорил Гвирн. — Мы исполним вашу волю. Я займусь приготовлениями.
После чего взвился на ноги и, ни на кого не глядя, почти бегом скрылся в темноте.
Сердце Юты обливалось кровью. Она не понимала, в чём было дело, но этот старик — отец Гвирна — обошёлся с ним жестоко. Юта взглянула на Холдена. Он был таким худым, что казался почти прозрачным. Подумалось, сними с него всю эту одежду, и его тщедушное тело осыпется на песок, потеряв опору. Но то, как прямо держался Холден… Юта наконец поняла, от кого у Гвирна такая выправка. Старец сидел молча и неподвижно, глядя блёклыми глазами в пространство перед собой. Но от него исходила такая аура силы и власти, что хотелось вслед за Гвирном преклонить перед ним колена.
— Мы понимаем и принимаем ваше решение, мудрый. Всё будет исполнено.
Один из атлургов низко поклонился старцу, и люди начали медленно расходиться. Юта тоже тронулась с места. Когда атмосфера торжественности была развеяна, и атлурги отмерли, Юта решилась снова задать свой вопрос.