И толпа аплодирует.

Я бы наскучила вам пересказом всей прочей ерунды, которую он говорил, но в гребаной ирригационной системе на самом деле нет ничего интересного. Не важно, как вы ее себе представите. В смысле, конечно, эти люди вовлечены во все это, и они ловили каждое слово Джейка. Но они знают о фермерстве то, чего не знаю я. И Джейк великолепно выглядит, стоя там, такой красивый и сильный, стараясь выглядеть непринужденно в джинсах и рубашке, словно не управляет миром.

Интересно, Джейк, случаем, не Иллюминат…

Эмбер толкает меня плечом и улыбается.

— Они его полюбили.

Я оглядываюсь назад, где Джейк пожимает всем руки.

— Да. Его легко полюбить.

— Думаю, я могла бы его полюбить.

— Не могу винить тебя в этом.

— Ты тоже?

— Что — тоже?

— Любишь его?

Я медленно киваю.

— Полагаю, что люблю.

Она бросает на меня пристальный взгляд.

— Полагаешь? Подруга, тебе лучше точно знать. Потому что нет никаких сомнений в том, что он влюблен в тебя.

— Я не очень в этом уверена.

— Эй. Я вот уверена. То, как он смотрит на тебя? Улыбается тебе? Прикасается к тебе? Либо ты слепа, либо просто очень глупая, если не видишь этого. Вы двое, как из любовного романа. Ты — героиня, а он… я бы сказала, герой, но это не отдает ему должного.

Я смотрю на Джейка с другого конца комнаты. И будто, почувствовав мой взгляд, он поднимает взгляд — и наши глаза сразу же находят друг друга. Словно все это время он знал, где я нахожусь. Я слегка машу ему и чувствую, как мышцы спины расслабляются, когда он подмигивает мне.

— Ты права, Эмбер. Он больше, чем герой.

— Так как ты называешь мужчину, который является… всем?

— Раньше я звала его Тот Самый Парень.

— Тот Самый Парень… О, это хорошо. А как ты называешь его сейчас?

— Думаю о чем-то вроде «будущий папочка моего ребенка». «Любовь всей моей жизни». «Причина существования». «Родственная душа»… — поджав губы, наклоняю голову и изучаю его. — Как считаешь, это слишком?

В этот момент Джейк берет на руки ребенка.

Понятия не имею, откуда взялся ребенок.

Я даже не знала, что он здесь есть.

Но у него на руках ребенок.

В его объятиях.

И он…

Смилуйтесь.

Он целует ребенка.

Мечтательный вздох Эмбер совпадает с моим.

— Слишком? Думаю ли я, что слишком — хотеть, чтобы такой парень был твоей второй половинкой? — Краем глаза вижу, как она качает головой. — Нет. Ни капельки.

— Кажется, я собираюсь сказать ему, что люблю его.

— Если этого не сделаешь ты. То сделаю я.

Я хмурюсь и поворачиваюсь к ней.

— Зачем тебе говорить ему, что я люблю его? Это… это личное.

Она закатывает глаза.

— Да не собираюсь я ему говорить, что ты любишь его, глупая. Я скажу ему, что сама его люблю.

Не уверена, шутит она или нет. Не могу прочитать ее мысли. На всякий случай начинаю планировать свою месть — ну, знаете… вдруг, она говорит серьезно. И в первую очередь, я должна узнать одну вещь. Поэтому самым беззаботным тоном, на который способна, спрашиваю:

— По шкале от одного до десяти, насколько сложно в Топике найти свежую кучу собачьего дерьма?

Глава 24

Я наблюдала так долго, как только могла, как Джейк обнимал стариков, гладил собак и целовал младенцев, пока меня не поглотил страх, что мои яичники взорвутся. Поэтому я вышла на улицу. Именно там, на заднем дворе склада, я обнаружила группу работников, увлеченно игравших в покер.

Не в силах удержаться, я присоединилась к ним.

И благодаря моим навыкам и умению блефовать как профессионал, я одна из двух «выживших».

— Ставлю твой… — я беру часы своего противника и подношу их к свету. — …«Timex» и добавляю к ним один сапог от Louis Vuitton.

Отодвинув свое сиденье — пятигаллонное ведро — от стола, снимаю сапог и бросаю его в кучу со ставками.

Джаспер, парень лет двадцати с небольшим, который работает в «Кэнтон Индастриз» с пятнадцати лет, затягивается сигаретой, отбрасывает ее щелчком пальцев, а затем бросает на меня недоверчивый взгляд.

— Какого хрена мне делать с одним сапогом?

— Продай его пирату. Не знаю. И мне плевать. Но он стоит намного больше, чем то дерьмовое дерьмо, которое ты откладываешь в унитаз.

Все вокруг нас ржут. Похоже, Джаспер — один из тех, кто любит выигрывать, но не может смириться с проигрышем. И в лице меня он встретил достойного противника — около двадцати раздач назад.

— Как, мать его, это вообще называется? — Он поднимает сапог и осматривает его. — Сколько стоит эта хреновина?

Здесь есть только пара женщин. Ни одна из них, как и я, не имеет ни малейшего понятия. Но они, как и я, знают достаточно, чтобы понимать, что сапоги дорогие. Они спорят по этому поводу, пока я пытаюсь решить, какие вещи Джаспера могут быть эквивалентны одному сапогу.

— Твоя шляпа.

Джаспер напрягается.

— Что ты сказала?

— Твоя шляпа. — Я указываю пальцем на шляпу, которую он продолжает крутить на голове. Она старая и изношенная. Уверена, она не представляет большой ценности ни для кого, кроме него. — Ставь свою шляпу, если хочешь отыграться.

Он качает головой.

— Нет. Это моя счастливая шляпа.

— Да? И как она тебе помогла?

Я указываю на свою кучку с выигранными вещами, включающую деньги, несколько брелоков, пару ножей, тонну ручек, резиновый мяч, коробку с резинками и резинового цыпленка — большая часть которых принадлежала ему.

— Ставь шляпу или сдавайся.

Он прищуривается, глядя на меня.

— Ставь второй сапог, и я подумаю об этом.

— Этот сапог стоит кучу денег.

— Нет. Пара сапог стоит кучу денег. Один сапог ни хрена не стоит. — Он указывает на свою шляпу. — А эта шляпа? Она бесценна.

Я медленно киваю.

— Вполне справедливо. — Я снимаю второй сапог и бросаю его на стол. — Ну, вот мои пятьсот долларов.

— Эм, я только что погуглила их, — говорит одна из женщин. — Скорее, две тысячи.

Все начинают бормотать, что ставка неравноценная. Этот Джаспер — кусок дерьма, раз пытается поставить старую шляпу против пары дизайнерских сапог.

Полагаю, можно с уверенностью сказать, что я — любимица публики.

— Ты это слышала? — Джаспер машет в сторону окружающей нас толпы. — Мне приходится работать с этими придурками каждый день. Я проиграю в любом случае. Если выиграю, меня будут стыдить, что я забрал сапоги у женщины. Если проиграю — разговоров, что я продул всё девушке босса, не будет конца.

Я пожимаю плечами и делаю глоток пива.

— Тогда, сдавайся.

— Ни единого шанса в аду. Я хочу пересмотреть условия.

— Я слушаю.

— Оставь сапоги себе. Они, скорее всего, все равно подделка.

Я качаю головой.

— Их купил Джейк. Поверь мне. Они не подделка.

Из толпы доносится многозначительный шепот и поддразнивания. Покраснев, закатываю глаза и ухмыляюсь от уха до уха.

— Как я уже сказал, ты остаешься при своих сапогах. Я — при своей шляпе. Победитель забирает банк. А проигравший… — он наклоняется и указывает на открытое поле, простирающееся насколько хватает глаз. Его глаза мерцают, и он улыбается. — Бежит голышом по полю.

Толпа взрывается смехом. Кто-то говорит Джасперу, что он сумасшедший. Кто-то, что заснимет его на видео. Кто-то, что мистер Суэггер убьет Джаспера, если узнает. И последнее высказывание находит отклик.

— Зачем мне убивать Джаспера? — Я резко поворачиваю голову и вижу Джейка, выходящего из тени — на его лице написано веселье. В глазах застыл собственнический взгляд. — Не он один ставит на то, что ему не принадлежит.

Все замолкают, когда он приближается. Делаю мысленную заметку поговорить с ним о том, когда уместно, а когда нет, появляться без предупреждения среди его сотрудников. Никто не горит желанием общаться со своим боссом. Но, конечно, он этого не знал. У него нет босса.

— О-о чем ты, Джейк? — Я стараюсь говорить твердо. Не выходит.

Он кладет руки по обе стороны стола, прижимаясь ко мне.