– Понимаю. Не было ничего.

– Отдыхайте. Завтра вас отвезут домой. Подпишете документы. Сами понимаете.

Завтра наступило не сразу. В комнате погас свет после того, как ушел этот странный тип. А я осталась на удобной койке, думать и ждать утра. Поспать удалось. И ничего мне не снилось.

Утром ранним меня доставили к бомбоубежищу, выдали бумагу на подпись, ручку и подождали, пока я не поставлю свою закорючку под «неразглашением государственной тайны». Ждали так, что выбора не было. Джованни я так и не увидела. Надеюсь, они отправили его домой.

Прошел грустный и не очень удачный год. Удалось снять комнату на пару со смешливой девчонкой, студенткой юридического факультета. Потому что бомбоубежище, где я жила, затопило однажды ночью – бурно и полностью. Две работы, на которых я побывала, не дали ничего сердцу и уму, зато прибавили много проблем. Квартирный вопрос был решен, но дальше карьера словно натолкнулась на невидимую стену. При наличии диплома, опыта и желания – все собеседования проходили по странно знакомой схеме: здравствуйте, вот вам тестовое задание, вы нам подходите – а дальше – звонок «извините, кризис, мест нет, мы закрываемся и т.п.». Заколдованный круг. Было много всякого. Новые знакомые. Новые книги. А вот Потеряшки из Лондона в моей жизни – не было. И это, пожалуй, было самое грустное.

В московском метро запустили новый поезд. Все вагоны в нем были соединены, так что поезд можно было пройти от первого до последнего вагона. И когда ты проходил от первого до последнего вагона – то чувствовал все повороты и изгибы подземного тоннеля. И это было здорово! В один из вечеров, возвращаясь из библиотеки, я накинула рюкзак на плечи и пошла от первого до последнего вагона. Поезд мчал по тоннелю. А я топала по бесконечному поезду. И где-то в середине состава – поняла, что жить так больше нельзя. Надо уехать отсюда. Уехать к северному морю или южному, умотать на вахту в самый забытый поселок или наняться смотрителем в южную оранжерею. Но только надо уехать из этого города, который мне больше не нужен…

Вагон тряхнуло, мигнул и погас свет, меня шатнуло к поручню. Рука метнулась к железной трубе, а наткнулась на чью-то худую и костлявую лапу. Только «поручень» почему-то в ответ схватил меня за шкирку. И включился свет. И поезд понесся дальше.

Тот, кого я протаранила в темноте – начал орать непонятные слова и лапать. Ну, ладно, орать можно, но лапать-то зачем? Пришлось поднять голову и нанести женский упредительный. Хвала всем богам, что я не попала.

– Черт, черт, черт! – вопило серое пальто, над которым горбились серые же кудряшки и торчал этот незабываемый римский нос. – Черт побери, черт побери, черт побери!!!

– Англичанкин!!! – и я заплакала. А он обнимал меня всем своим пальто и суповым набором косточек и ругался. На двух языках сразу – и в совершенстве. Действительно, профессор!

Когда удалось оторваться и оглядеться? Наверное, после того как мой Потеряшка залопотал на сильно нечистом английском с дикой скоростью и акцентом. Понять его было нереально. Поэтому я оторвалась от него и оглянулась.

Это был другой вагон. И другой поезд. И судя по всему – совсем другое метро.

Знали бы вы, как трудно было вспомнить в этот момент школьный инглиш и спросить:

– Где я?

– В Грэйт Бриттн!!! – завопил мой дорогой Джованни на чистом русском.

– В кэпитол оф этот самый Бриттн???

– И в Кэпитол, и в андеграунд, епэрэсэтэ!!! – завопил Англичанкин сын. Смешение наречий ему шло. Виртуозно он языки смешивал. Или репетировал, или диссертацию готовил.

– Но как ты на русском разговариваешь?

– Какая разница, жареный блин!

– Да, идиомы и сленг выучил. Что, весь год учил?

И только тогда до меня дошло… Осмотреться еще раз – и точно, под ногами валялась синяя перчатка. Кожаная. На другую руку. Я подобрала ее, сунула в рюкзак, и мы поспешили прочь из поезда.

Это был Лондон с картинки в учебнике. Из сериалов. Неповторимый и без смога. Огромный и в то же время уютный.

Джованни Капуцин выволок меня на улицу, в самый разгар весны и какого-то праздника зеленого цвета. Протащил через толпу, почти донес до кофейни и забрался в самый уголок, где мягкие кресла, синие шторки и горка крекеров в вазочке на столике. Обниматься перестал – надо было меню взять. А до этого – выпустить меня не мог.

Принесли две чашки капучино размером с ведро. Моя прелесть британского производства наконец успокоилась. Порывалась обнять меня через столик, но даже с его длиннющими руками не получилось.

– Ты ехал в метро? Я ехала в метро. – Прошептала я так, чтоб слышал только он, – Нас опять притянуло друг к другу. И сейчас заявятся эти персонажи, отправят по домам и дадут подписать бумаги о неразглашении.

– Нет! У нас все по-другому! У нас все иначе!

– Надеюсь. Очень надеюсь.

Кофе и печеньки. Кудряшки и бешеные глаза моего Потеряшки. На переносице – царапина. Там же. Но главное не это. Он не отпускал мою руку, и оказалось, что это самое важное в жизни. Эти пальцы-палочки, с прожилками и ссадиной на костяшке указательного пальца. И на запястье – намотана тоненькая, серебряная цепочка.

– Ах ты, воришка! – тихо ругнулась я.

– Что?

– Это же моя цепочка! Я ее полгода искала!

– Это все, что у меня осталось от тебя. Я ее стащил. Сказал, что моя, когда обыскивали. Они мне угрожали!

– Еще бы. Скажи спасибо, что не убили. Клептоман ты у нас, значит?

– Нет. Просто я…почувствовал, что не надо нам выходить. Но курить хотелось. Тебе вернуть?

– Не надо. Пусть будет твоей.

– Но теперь у меня есть вся ты!

– Боюсь, теперь история обратная. Только вот все документы со мной. И вещи. И даже ноутбук. Так что я подготовлена лучше тебя.

– Ты знала, что попадешь ко мне?

– Нет. Просто я всегда ношу с собой документы и комп. И загран. И медкнижку. И диплом. И аптечку. И фотографию того персонажа, что ты видел в первый раз.

– Я помню, что тебя зовут Северка.

– А я помню, что ты Джованни.

И он снова полез обниматься! Ну, как ему можно было отказать?

Два ведра капучино, два бутерброда, два часа тихих разговоров на смеси двух языков. И две синих кожаных перчатки у меня в рюкзаке. Комплект.

Джованни за этот год поднялся по службе своей, профессорской, взял кредит на хаус. Нос ему оцарапали случайно, а очки он больше не носит.

Он такой нерусский, что мне даже страшно. А я такая русская, что страшно ему.

– Так. Сейчас мы поедем ко мне.

– На такси?

– На такси! – чему он так обрадовался?

Через полчаса я поняла – чему. Когда такси выскочило из города. На такси до его колледжа – это был шанс показать, что денег не жалко. Где он вычитал, что перед русской девушкой надо деньгами разбрасываться? Знала бы – поехали бы на поезде, как все. Но Джованни рассказывал о колледже, не отпускал мою руку и смеялся.