Мы проехали не больше десятка миль. Машина остановилась в парковочном кармане. Водитель обернулся, постучал в окошко в салонной перегородке. И четко произнес пару фраз. Джованни вымученно улыбнулся и перевел для меня:

– Просит спокойно выйти. И руки не прятать в карманы.

– Грабит?

– Хуже.

– Засекли нас?

– Да. – Капуцин вылез первым. А я натянула обе синих перчатки, не торопясь вышла наружу.

– Ты переводи, Джованни. Все переводи. И не бойся.

Таксист оказался точной копией наших «добрых молодцев». Только пахло от него одеколоном подороже, а от наших совсем не пахло. Он попросил положить все вещи из карманов на асфальт, благо, нас скрывал автомобиль. Потом попросил снять шарфики, расстегнуть курточки и не шевелиться, пока…

Мне надоело это пока. И когда Капуцин вытащил из кармана портмоне, чуть присел и положил его перед «приятным джентльменом», я положила обе ладони ему на плечи. И пожелала оказаться нам обоим как можно дальше отсюда. Как можно дальше от острова. Как можно дальше от любых спецслужб.

Не знаю, что говорил опергруппе наш таксист. Портмоне ему осталось. А вот меня, двухметрового Потеряшку и офигевшую от счастья ворону, что в тот миг пролетала над нами – вышвырнуло на синем-синем полюсе.

– ?!?!+;'%&;;! – подумала я, а потом так подумал, но уже вслух и по-английски мой друг. Ворона каркнула и решила с нами не дружить. Мне было жаль птичку, но не до нее было.

– Надень! – я стянула одну перчатку и сунула Капуцину. – Немедленно!

Слава богам, он послушался. Осталось только схватить его ладонь в перчатке своей, тоже в перчатке, и крикнуть:

– Подумай о своем доме! О самом безопасном месте в мире! Мой дом – моя крепость и в таком духе! Давай!

Грохнуло так, что услышали все обитатели кампуса. Потому что мы очутились в стенном шкафу. Или в чем-то похожем.

– Вы что, реально от всего в шкафу прячетесь?

– Что. Это. Было?

– Кажется, я знаю, как нам удается это.

– Что – это? – спросил вежливый и донельзя противный голос, створки распахнулись, и на нас уставились трое джеймс-бондовских типажей.

Капуцин вышел из шкафа, стянул перчатку и протянул ее агентам:

– Вот. Возьмите. И оставьте нас в покое. Северка, давай, отдай им это. И они оставят нас в покое.

– Вас – да. А мисс придется пройти с нами.

Волокли меня по лесенке громко. Сопротивлялась я, как и положено – кусаясь и матерясь. И в машину запихнули тоже громко. А мой костлявый шотландит-валлиец дернулся, конечно, но тут же был повязан, уколот и уложен на диванчик у себя дома.

Перчатки изъяли, спасибо, что за мое русско-базарное поведение морду не набили. Хотя, после того как я цапнула двух из трех агентов – могли. Сильно цапнула, даже челюсти свело. Но стерпели и только постарались зажать меня в уголке своими весьма накачанными телами. Так, прижатая качками, я и доехала до места назначения. А там меня втолкнули в камеру, которая была лучше предыдущей в разы и оставили созерцать нештемпелеванную подушку. Когда дверь закрывалась, услышала:

– Укол надо делать?

– Не знаю. А вдруг она бешеная?

– Бешеная, бешеная! – крикнула я им вслед и села у стены. И решила больше никогда не плакать. И решила подумать хорошенько. А это я умела.

«Как можно дальше» представляло из себя что-то вроде Кольского побережья со стороны полюса. Это в моем сознании – край света. Повезло, потому что сейчас я крайне интересовалась МКС и полетом шустрого Куриосити к Марсу. А, может, надо было на Марс? Но то, что в представлении Джованни дом – это шкаф, меня повеселило. Детство какое! Надо было мне рулить. Да чего уж там, сейчас будет то же самое: подписка о неразглашении, самолет, вокзал, аптека – спирт Феррейновский и тьма.

Бритиши оказались еще жестче. Потому что через двадцать часов в камеру вошел мой русский «работник секретной организации», тот, что нашел нас в первый раз. Увидел меня, возмутился и ляпнул:

– Ты-то почему второй раз?

– Случайно, начальник. Само вышло.

Он помолчал, сел на стул (удобные у них тут стулья!) и стал думать. Камера, что ли располагает к этому занятию?

– Первое. Дважды в одну воронку проходец не падает. Ты – исключение. Второе. Зачем ты покусала джеймс-бондов? Третье. Летим домой. Но я тебя сажаю на 15 суток за хулиганство…на территории посольства. Не могу ж я в рапорте написать, что ты в Оксфорде буянила. Не поймут.

– Кафе у нас такое есть, Оксфорд. В центре. Там только хулиганить и можно. Напишете, что на Покровке буянила.

– Не дерзи! Второй раз и снова ты! Я тогда так тебя пожалел, решил, что случайно ты попала под наш эксперимент, машину обесточил, запретил в городе вести разработки.

– А вы перчатки мои у них заберете? Синенькие. Кожаные. На две зарплаты купила!

– Перчатки? Синенькие? Так. Кто учил, где выпуск? Специализация?

– Пед. Затрехреченский институт. Училка колхозная.

– Последнее предупреждение. Кто учил держаться против НЛП? Тебе не интересно, что за машина такая?

– Ой, начальник, да ты бы в 90-х на рынке джинсы с мамой покупал! Не такому научишься, стоя на картонке в 30 градусов мороза с голой ж…

– Ясно. Поедешь домой. Сядешь к нам. И на этот раз 15 суток не дам. Пожизненно законопачу. Кто учил держаться против НЛП?

– Ну вот, и кто тут НЛП? Вы же мой стиль речи переняли за пару фраз. – смеялась я. И смеялась до самого Хитроу. И только в сером весеннем небе Лондона – поняла, что никогда мы больше с моим шотландитом в пальтишке на голую душу не увидимся. У него есть моя цепочка. А у меня – только его улыбка в памяти. И никому я ее не отдам.

В Домодедово нас погрузили в джипчик китайской сборки, потому что на съезде в лесополосу он застрял, и один из «добрых молодцев» побежал за трактором. Я стрельнула сигарету у «начальника», села на бревнышке у обочины и задымила.

«Начальник» подошел и присел рядом.

– Перчатки не отдали, говоришь? Я тебе новые куплю. Или компенсацию…

– Эх, начальничек. Ведь в этих перчатках и была сила телепортации.

– Что?

– Я одну нашла, когда зимой мы на Никольской нарисовались. А вторую – в вагоне лондонской подземки. Одна его, одна моя. Вместе и по отдельности – они работают, как телепорт. Но почему-то выпали нам с этим англичанином.

– Парные ключи? Интересно…

– Ключи?

– Да чего уж там… Вы, ты и англичанин твой, проходцы. Редчайший геном. Уникальный. На всю Россию их было сорок. За всю историю. И только два – в 20-м веке. Проходец – может перемещаться в пространстве. Но для активизации дара – он должен обрести ключ. Первый проход, первая вещь, что будет рядом. Если ключа не найдет – домой не вернется. И дар пропадет. Тебе повезло, ты сразу заметила. Был случай – семнадцать лет проходец ключ искал. А другому еще больше повезло – всю жизнь с оглоблями прыгал. Представляешь, дворец Борджиа, коронация, а он – с оглоблями…