«И вы прошли это?» – спросила Аня.
«Плата за этот предмет была особая, слишком дорогая для меня, – вздохнула Чепупаха. – Я проходила только обычный курс».
«Чему же вы учились?» – полюбопытствовала Аня.
«Сперва, конечно, – чесать и питать. Затем были четыре правила арифметики: служенье, выметанье, уморженье и пиленье».
«Я никогда не слышала об уморженьи, – робко сказала Аня. – Что это такое?»
Гриф удивленно поднял лапы к небу.
«Крота можно укротить?» – спросил он.
«Да… как будто можно», – ответила Аня неуверенно.
«Ну так, значит, и моржа можно уморжить, – продолжал Гриф. – Если вы этого не понимаете, вы просто дурочка».
Аня почувствовала, что лучше переменить разговор. Она снова обратилась к Чепупахе:
«Какие же еще у вас были предметы?»
«Много еще, – ответила та. – Была, например, лукомория, древняя и новая, затем – арфография (это мы учились на арфе играть), затем делали мы гимнастику. Самое трудное было – язвительное наклонение».
«На что это было похоже?» – спросила Аня.
«Я не могу сама показать, – сказала Чепупаха. – Суставы мои утратили свою гибкость. А Гриф никогда этому не учился».
«Некогда было, – сказал Гриф. – Я ходил к другому учителю – к Карпу Карповичу».
«Я никогда у него не училась, – вздохнула Чепупаха. – Он, говорят, преподавал Ангельский язык».
«Именно так, именно так», – проговорил Гриф, в свою очередь вздохнув. И оба зверя закрылись лапками.
«А сколько в день у вас было уроков?» – спросила Аня, спеша переменить разговор.
«У нас были не уроки, а укоры, – ответила Чепупаха. – Десять укоров в первый день, девять – в следующий и так далее».
«Какое странное распределенье!» – воскликнула Аня.
«Поэтому они и назывались укорами – укорачивались, понимаете?» – заметил Гриф.
Аня подумала над этим. Потом сказала:
«Значит, одиннадцатый день был свободный?»
«Разумеется», – ответила Чепупаха.
«А как же вы делали потом, в двенадцатый день?» – с любопытством спросила Аня.
«Ну, довольно об этом! – решительным тоном перебил Гриф. – Расскажи ей теперь о своих играх».
Глава 10. Омаровая кадриль
Чепупаха глубоко вздохнула и плавником стерла слезу. Она посмотрела на Аню и попыталась говорить, но в продолжение двух-трех минут ее душили рыданья.
«Совсем будто костью подавилась!» – заметил Гриф, принимаясь ее трясти и хлопать по спине. Наконец к Чепупахе вернулся голос. И, обливаясь слезами, она стала рассказывать:
«Может быть, вы никогда не жили на дне моря (“Не жила”, – сказала Аня), и, может быть, вас никогда даже не представляли Омару. (Аня начала было: “Я как-то попроб…” – но осеклась к сказала: “Нет, никогда!”) Поэтому вы просто не можете себе вообразить, что это за чудесная штука – Омаровая кадриль».
«Да, никак не могу, – ответила Аня. – Скажите, что это за танец?»
«Очень просто, – заметил Гриф. – Вы, значит, сперва становитесь в ряд на морском берегу…»
«В два ряда! – крикнула Чепупаха. – Моржи, черепахи и так далее. Затем, очистив место от медуз (“Это берет некоторое время”, – вставил Гриф), вы делаете два шага вперед…»
«Под руку с омаром», – крикнул Гриф.
«Конечно», – сказала Чепупаха.
«Два шага вперед, кланяетесь, меняетесь омарами и назад в том же порядке», – продолжал Гриф.
«Затем, знаете, – сказала Чепупаха, – вы закидываете…»
«Омаров», – крикнул Гриф, высоко подпрыгнув.
«Как можно дальше в море…»
«Плаваете за ними», – взревел Гриф.
«Вертитесь кувырком в море», – взвизгнула Чепупаха, неистово скача.
«Меняетесь омарами опять», – грянул Гриф.
«И назад к берегу – и это первая фигура», – сказала Чепупаха упавшим голосом, и оба зверя, все время прыгавшие как сумасшедшие, сели опять очень печально и тихо и взглянули на Аню.
«Это, должно быть, весьма красивый танец», – робко проговорила Аня.
«Хотели ли бы вы посмотреть?» – спросила Чепупаха.
«С большим удовольствием», – сказала Аня.
«Иди, давай попробуем первую фигуру, – обратилась Чепупаха к Грифу. – Мы ведь можем обойтись без омаров. Кто будет петь?»
«Ты пой, – сказал Гриф. – Я не помню слов».
И вот они начали торжественно плясать вокруг Ани, изредка наступая ей на ноги, когда подходили слишком близко, и отбивая такт огромными лапами, между тем как Чепупаха пела очень медленно и уныло:
«Ты не можешь скорей подвигаться? –
Обратилась к Улитке Треска. –
Каракатица катится сзади,
Наступая на хвост мне слегка.
Увлекли черепахи омаров
И пошли выкрутасы писать.
Мы у моря тебя ожидаем,
Приходи же и ты поплясать.
Ты не хочешь, скажи, ты не хочешь,
Ты не хочешь, скажи, поплясать?
Ты ведь хочешь, скажи, ты ведь хочешь,
Ты ведь хочешь, скажи, поплясать?
Ты не знаешь, как будет приятно,
Ах, приятно! – когда в вышину
Нас подкинут с омарами вместе
И – бултых! – в голубую волну!»
«Далеко, – отвечает Улитка, –
Далеко ведь нас будут бросать.
Польщена, говорит, предложеньем,
Но прости, мол, не тянет плясать.
Не хочу, не могу, не хочу я,
Не могу, не хочу я плясать.
Не могу, не хочу, не могу я,
Не хочу, не могу я плясать».
Но чешуйчатый друг возражает:
«Отчего ж не предаться волне?
Этот берег ты любишь, я знаю,
Но другой есть – на той стороне.
Чем от берега этого дальше,
Тем мы ближе к тому, так сказать,
Не бледней, дорогая Улитка,
И скорей приходи поплясать.
Ты не хочешь, скажи, ты не хочешь,
Ты не хочешь, скажи, поплясать?
Ты ведь хочешь, скажи, ты ведь хочешь,
Ты ведь хочешь, скажи, поплясать?»
«Спасибо, мне этот танец очень понравился, – сказала Аня, довольная, что представленье кончено. – И как забавна эта песнь о треске».
«Кстати, начет трески, – сказала Чепупаха. – Вы, конечно, знаете, что это такое».
«Да, – ответила Аня, – я ее часто видела во время обеда».
«В таком случае, если вы так часто с ней обедали, то вы знаете, как она выглядит?» – продолжала Чепупаха.
«Кажется, знаю, – проговорила Аня задумчиво. – Она держит хвост во рту и вся облеплена крошками».
«Нет, крошки тут ни при чем, – возразила Чепупаха. – Крошки смыла бы вода. Но действительно, хвост у нее во рту, и вот почему. – Тут Чепупаха зевнула и прикрыла глаза. – Объясни ей причину и все такое», – обратилась она к Грифу.
«Причина следующая, – сказал Гриф. – Треска нет-нет да и пойдет танцевать с омарами. Ну и закинули ее в море. А падать было далеко. А хвост застрял у нее во рту. Ну и не могла его вынуть. Вот и все».
Аня поблагодарила:
«Это очень интересно. Я никогда не знала так много о треске».
«Я могу вам еще кое-что рассказать, если хотите, – предложил Гриф. – Знаете ли вы, например, откуда происходит ее названье?»
«Никогда об этом не думала, – сказала Аня. – Откуда?»
«Она трещит и трескается», – глубокомысленно ответил Гриф.
Аня была окончательно озадачена.
«Трескается, – повторила она удивленно. – Почему?»
«Потому что она слишком много трещит», – объяснил Гриф.
