— Ты… — промямлил я, стараясь не смотреть в свето-струнные глаза несуществующего змея, бушующего за стеклом в считанных шагах от меня (байши, но почему вибрирует стекло? тварь может быть настоящей⁈), — ты не чу-ха, верно? Ты… ты такой же, как я, верно?

Буря стихла так же внезапно, как началась.

Скрученный в напряженные кольца змей исчез, и теперь на его месте снова стоял высокий седобородый чу-ха в дорогом старомодном халате. Скука и доброжелательность окончательно стерлись с его хищной морды, пасть была плотно сжата, усы топорщились.

— Нет, Ланс, — чуть тише, но все еще грозно прогудели динамики в стенах, и я заметил, что Песчаный Карп вовсе не разжимает губ, — я не человек, оставь пустые надежды. А еще, пунчи, ты меня по-настоящему расстроил. Нелепым штурмом, например… хотя, должен признать, весьма изобретательным. А еще своим упорством. Глупостью и легкомыслием. Я тебя слышу, Ланс. Услышь и ты: мне придется ответить, сисадда? Чтобы, так сказать, сохранить хвост в чистоте. Поэтому я убью всех наемников на этаже. И глабера. И пилота. И тебя, наверное, тоже убью, хотя этого мне, даю слово, очень не хотелось.

Я шагнул вперед до того, как осознал свои действия. На исцарапанное надписями стекло с хлюпаньем присосался предпоследний брусок «Беспощадного ростка».

— Валяй, — сорвалось с моих губ до того, как я успел обдумать последствия, — пробуй. Но тебя, сука, я заберу с собой. Хотя бы для того, чтобы доказать улицам, что нельзя боятся таких, как ты.

— Ланс, Ланс, Ланс… — Данав покачал головой, снова пригладил бородку.

Только сейчас я заметил, что песчаная буря полностью «улеглась», наконец-то позволяя в деталях разглядеть предводителя «Уроборос-гуми», в одиночестве стоящего за стеклом посреди совершенно пустой и совсем небольшой (как только туда вместился змей?) комнаты.

— Глупый Ланс, enfant terrible… меня нельзя убить. Я везде. Я силен и многолик. Да хоть сравняй с землей весь «Слюдяной мост», мне ты вреда не причинишь.

У меня затвердели желваки.

Мысли понеслись галопом, сбиваясь с ног, натыкаясь на соседей и калеча друг друга в безумной гонке. Поднимали пыль памяти, мешали рассмотреть себя, истошно вопили и продолжали бег по проклятому кругу.

Кулон, Симайна, «низкий писк», угрозы и пытки, всесилие избранных, слибу Мокки и долг Ш’Икитари, неуловимый властитель города, бесстрашие перед оскалом мучительной смерти… Самые яркие и горячие предположения в моей голове пугали куда сильнее тридцатиметрового змея, даже окажись он во плоти…

— Ты не чу-ха, — с уверенностью, которой не испытывал, сказал я, совершенно по-новому осматривая собеседника за стеклом, — потому что тебя вообще не существует…

Бровь Шири-Кегареты вскинулась. Даже не так — она лишь дрогнула, вовремя вернувшись на место, но я все же заметил этот невольный, построенный на сотнях мимикрирующих протоколов жест.

— Яри-яри… — протянул Песчаный Карп, подаваясь вперед, — как интересно…

И вдруг распался на грани, будто был собран из тысяч листов разноцветной бумаги, объемным и настоящим выглядя только с определенного ракурса. Грани замерцали, стали густыми тенями, вспыхнули золотом, а затем силуэт высокой прямоходящей крысы за матовым стеклом вновь обрел целостность.

— Ты джинкина-там! — горько произнес я, опуская ассолтер.

Губы свето-струнного хетто в потаенной комнате раздвинулись в довольной улыбке.

— А тебе не откажешь в прозорливости, Ланс Скичира, — сказал Данав фер Шири-Кегарета и задумчиво склонил голову. — Не ожидал. Я слышу тебя. Теперь ты слышишь меня.

Я устало осел на подлокотник дивана. Пожалуй, не стоит говорить существу, носящему имя Господина Киликили, что на самом деле я всего лишь отмел надежды и предположил самое невероятное, что пришло в голову? Да, пожалуй… пусть и дальше считает, что терюнаши Ланс умен.

— Значит, вот оно как… — со знанием дела покивал я, на деле растягивая время и понукая ошалевшие мысли выстроиться хоть в какое-то подобие порядка. Те игнорировали, с идиотскими воплями продолжая хаотичную беготню.

Чуть позже я немало размышлял над собственной эмоциональной реакцией на необычайную новость о существовании искусственного сознания. Да, признаюсь честно, отклик мог бы быть чуть более бурным. Как там говорят? Будто кувалдой по голове? Или отрезвляющий стакан воды в морду? Наверное, это было бы более ожидаемо.

Но там, в скучно-дорогом кабинете главы «Уроборос-гуми» я отреагировал совершенно иначе, приняв удачное разоблачение легко, будто само собой разумеющееся; как если бы каждый день имел дело с незаконным суррогатным разумом, вставшим у руля одного из могущественнейших преступных синдикатов Юдайна-Сити. И даже немного пожалел, что выпалил в Карпа своей догадкой, а не выдал ее за результат кропотливого вдумчивого расследования…

Спросил негромко и без эмоций:

— Ты же знаешь, что не имеешь права на существование?

Теперь брови моего бесплотного собеседника как приподнялись, так и остались на лбу в выражении глубочайшего потрясения.

— Правда⁈ — со смешком покривился Шири-Кегарета, которого я по-прежнему не мог воспринять, как пустой слепок. — Да кто бы говорил, Ланс⁈

Я пожал плечами.

Да. Тут Киликили прав: на полном серьезе заявить существу по ту сторону закона, что оно не имеет права на жизнь? И это говорю я? Существо, аналогично-чуждое всему Тиаму? Да к тому же находящееся на той же стороне закона, что и казоку-хетто «Уроборос»?

Пожалуй, действительно не самое удачное замечание… Но выиграть немного времени пауза все же позволила, а я вдруг узрел путь к спасению собственной жизни.

Сел удобнее, умостил ассолтер на коленях, задумчиво уставился на Карпа. Ладно, гаденыш, давай-ка продолжим разговор… Пляски мыслей, чудовищных предположений и тревожных ожиданий вдруг стихли, в душе наступила тягостная тишина.

Значит, ничего личного? Просто умная машина отчего-то решила меня убрать. За руку, по незнанию запущенную в чужой карман? Или за отказ сделать это повторно с осознанием всей ответственности?

Ладно, Лансик, сохраняй спокойствие.

— Шика-арно, — протянул я, изучая силуэт за стеклом. — Выходит, это все ты… Не просто казоку-хетто, но поддельный разум, управляющий могучим кланом!

Я воочию представил себе его «жизнь».

Как фер Шири-Кегарета принимает с докладами Сакагу (возможно, на том самом месте, где сейчас сидел я), как хвалит отличившихся боевиков синдиката и приговаривает провинившихся. А сам не покидает границ матового стекла, бесплотный призрак чу-ха, вор мертвых запахов, никогда не повторяющихся и создающих волшебный ореол для сбитых с толку подчиненных.

Вот он вызывает фаэтон, чтобы якобы ехать домой, вот водитель послушно ждет в специальной каморке, ибо хозяина, садящегося за перегородку из прочной черной стали, не должен видеть никто.

Вот Карп взвешивает и просчитывает, как умеют лишь машины со свободным алгоритмом движения «мысли» по дереву принятия решений; вот отдает приказ схватить и покарать бесхвостого уродца…

— Про «поддельный» сейчас было весьма обидно, — прокомментировал Киликили, покачиваясь на пятках. — Но ты молодец, Ланс, я тебя слышу. Немногие додумываются. Живых так и вовсе нет.

Я покачал головой, великодушно принимая похвалу. И добавил:

— Тебя уничтожат. Сотрут без следа. Это ты тоже слышишь?

— Ох, перестань, — слепок чу-ха в потайной комнате махнул лапой, заставляя в очередной раз восхититься мастерством аниматоров. — К твоему сведению, общество уже весьма давно пребывает под моей… скажем там, протекцией. И что же в этом плохого? Мне удалось создать весьма гибкую систему саморегуляции, знаешь ли. В ее русле гнездо непреклонно движется к процветанию и держит баланс. Неужели мой выбор образа настолько неугоден Лансу Скичире?

Я хотел поддеть его вопросом, не слишком ли много возомнил о себе джинкина-там, сумевший обмануть горстку бандитов, но заявляющий о себе так, словно построил Юдайна-Сити. Но не стал, ограничившись насмешливым утверждением: