— Разумеется, — ответил Пророк, поднимаясь на ноги с прочувствованным стоном. — Я ведь только вышел подышать ночным воздухом, столь чистым за пределами старых стен школы, не так ли? Мне нужно пространство, чтобы оттачивать свои и без того изумительные умения. Прогулка во сне. Уже скоро, — сказал волшебник, закладывая руки себе за спину и потягиваясь, — Куб прекратит пульсировать и я должен занять своё место в центре событий. Мне остаётся только вернуться к себе в постель, пока ночь ещё молода.
Мужчина окинул глазами нищих. Все они словно набрали вес и на их лицах появился здоровый румянец. Крофтон удовлетворённо вздохнул.
— Вечер, могу я вам сказать, выдался весьма приятным, господа. Однако в следующий раз давайте же выберем трактир, который не стоит на вершине холма. Договорились?
Бродяга улыбнулся.
— Но, Колин, Дарования, как и Добродетели, не так-то легко получить, Сомнения нелегко одолеть, а Голод всегда гонит человека вперёд и вверх.
Волшебник сощурился, глядя на него.
— Нет уж, Колин куда умнее, — пробормотал он.
Маг оставил нищих и закрыл за собой скрипящую дверь. Спустившись по тропе, добрался до перекрёстка и остановился перед закутанной в мешковину фигурой, которая висела на ветке дерева. Крофтон упёр кулаки в бока и внимательно осмотрел тело.
— Я знаю, кто ты, — весело воскликнул профессор. — Мой последний аспект, который дополнит галерею моих собственных лиц, взирающих со стороны. Точнее, так ты будешь утверждать. Ты — Скромность, но как всем известно, Скромности нет места в моей жизни, запомни это. Так что тут ты и останешься.
Потом волшебник перевёл взгляд на огромный замок, едва заметный на горизонте его взора.
— Ах, этот чудесный, светоносный самоцвет — Хогвартс, родной дом Колина. Где, собственно, — добавил он, выходя на дорогу, — мне и место.
* * *
Как и ожидалось, новое собрание «Тёмного братства» было запоминающимся. Я даже предложил Тому немного снизить накал собственного тщеславия и жестокости. Не нужно отпугивать других.
Само собой, что некоторым так понравится даже больше, кто-то будет откровенно рад и лишь ещё больше будет уважать и преклоняться перед Реддлом. Но не все. А потому, нужно подводить их к этому постепенно, заманивая сочной костью, как собак.
Том усмехнулся и согласился. И вот сейчас он стоял перед группой наших ребят. Здесь была большая часть второго курса Слизерина, включая наших дам. А ещё половина первого.
Реддл как всегда разглагольствовал. Он любил звук своего голоса, любил эту театральность, пафосность, эффектность. И не то чтобы я был против, ведь и сам зачастую прибегал к этому трюку. Когда ты силён, то можешь позволить себе подобную слабость. Недаром тот же Дамблдор славится своей эксцентричностью.
Иллюзии стали излюбленным делом на этом поприще. С их помощью я и Том создавали нужный антураж: игру света и тени, мрачный густой туман, шорохи, скрипы и пощёлкивания. Это нагоняло страх, особенно, когда я поделился с другом «идеями» нагло стыренными из фильмов ужасов будущего. О, какие только приёмы не использовали творцы, чтобы выделить свою кинокартину! И всё это можно повторить. Хотя бы атмосферой, для начала.
— …величие магии! — а Реддл всё говорил и говорил. Нет, я не жалуюсь, он полностью завладел вниманием публики, его было интересно слушать и парень поднял важные темы. Важные даже для нас — по сути, детей. И хоть раннее взросление толкает нас на путь откровений гораздо раньше, чем обычных людей, и пусть воспитание аристократов, — а здесь были лишь их представители, — позволяет понимать, о чём конкретно говорит этот юноша, стоящий перед ними на небольшой трибуне, но лично мне казалось, что Том перегибает.
За его спиной стояло трое наказанных ребят: Родрик Блетчли, Дуглас Пьюси и Филипп Роули. Как здесь появился последний? По глупости, конечно же. Все ошибки и косяки всегда совершаются по двум вещам: глупость или невнимательность. Роули не был исключением.
Задержался в клубе Плюй-Камней, после отбоя наткнулся на старосту Гриффиндора — Тиберия Маклаггена и не придумал ничего умнее, чем попытаться сбежать. А ведь тот уже видел его лицо!
Спортивный гриффиндорец побежал следом и нагнал бы нашего однокурсника почти мгновенно, но тот использовал чары, причём те, которым его обучал лично Реддл — Призрачная Паутина.
Накладываются на область, создавая тонкие и острые нити. Они никак не реагируют на хозяина чар, свободно пропуская его сквозь себя. А вот для всех остальных работают как растяжки.
Филипп на ходу создавал их пачками и Тиберий не то что не догнал, но ещё и сильно порезал ноги, пока на них спотыкался и падал. Раны были достаточно глубоки, чтобы попасть в Больничное Крыло. Конечно же староста моментально сдал Роули и за ним пришёл злой декан.
Лишил тридцати баллов, назначил наказание — всё стандартно.
Тому показалось, что наказание было недостаточным. Ни для кого из этих ребят. Он провёл над ними настоящий суд, давая каждому из остальных возможность высказаться. Даже девочкам пришлось участвовать. И я видел, что многим подобное пришлось по нраву: что им дали возможность себя проявить.
Это был фарс, но какой же это был красивый фарс! То, что парней «приговорят», стало очевидно ещё с момента, как Реддл показал свой гнев. Потом начали высказываться его любимчики: Лестрейндж, присоединившийся и восстановившийся Нотт, преданный, но не особо умный Эйвери… Все они играли роль кукол, которыми управлял их мастер — сам Том.
Остальные высказывались схожим образом. Факультет должен быть един. На факультете не должно быть глупцов.
— Статус крови, — завёл Реддл ещё одну важную тему, — скажите мне, мои верные последователи, почему мы притесняем грязнокровок и полукровок?
Кто-то покосился на Долохова и Гилмор, но они не ответили на эти взгляды. Антонин привычно скалился, буквально предлагая кому-то бросить ему вызов. Он всегда был к ним готов, всегда желал проявить себя, как верный пёс, способный растерзать любого обидчика своего хозяина, послушно приносить ему палку и также готовый вцепляться в чьё-то горло.
Эрика же не воспринимала эти взгляды как то, что могло бы пошатнуть её бесконечную самоуверенность. «Аристократы? Это вот они то?» — будто бы говорил её взгляд, стоило лишь посмотреть на того или иного чистокровного. Это многих удивляло, злило, вводило в ступор. Но никто не мог не признать того, что эта девочка действительно далеко пойдёт. Уж кто-кто, а она сумеет пробраться на вершину.
— Они отбросы, — произнесла Хильда, — никчёмные, слабые и жалкие.
— Но ты ещё слабее, — указал пальцем в девочку Реддл, чем вызвал мгновенно образовавшийся вокруг неё пустой круг.
— Ч-что? — дрогнул её голос.
— Не понятно? — наклонил он голову, — почему Наилс, имея в в роду полукровок и грязнокровок, победил «чистейшую кровь Британии» — Альфарда Блэка? А мой верный сторонник и опора — Антонин, который является одним из сильнейших волшебников второго курса? Наконец, наша староста, Тиана Дарбон. Она полукровка, но имеет статус, способный отдать приказ тебе — чистокровной! — и ты его выполнишь. Почему?
— Это… — её взгляд забегал. Даже Валери не спешила помогать этой дурочке из своей свиты, — это исключение!
Том неспешно провёл пальцем по подбородку, словно изображая задумчивость. В помещении повисло молчание.
— Кто считает также? — наконец обратился он к остальным, будто бы вспоминая о них и давая шанс кому-то выступить против себя. Но разве нашлись бы такие среди его сторонников? И мог ли взяться какой-то смельчак на Слизерине, способный пойти против большинства, особенно в такой миг?
Новое молчание было ему ответом. В тишине был слышен лишь судорожный вздох Райли.
— Наказание будет простым, но лишь сейчас. Молчание, — демонстративный жест накладывает на Хильду немоту.
Реддл прошёл вдоль своей трибуны, заложив руки за спину.
— Мы презираем грязнокровок по одной простой причине, — неспешно начал говорить он. Голос его был громким, воодушевляющим и чётким. Том говорил как оратор, простыми словами донося истину, разогревая публику, наказывая и вознаграждая одним небрежным движением руки. — Это отказ от наших традиций, попрание чести мага, нежелание следовать правилам, попытка изменить чужой уклад.