История с Томом Дули была мастерским ударом Аллена, Лансдейла и ЦРУ. Она могла быть запятнана, когда Дули был вынужден уйти из военно-морского флота за гомосексуализм, но факты были замалчиваемы. Опрос, проведенный в конце 1950-х годов, показал, что он входит в десятку самых уважаемых людей в США. Некоторое время после его смерти в 1961 г. католическая церковь рассматривала возможность его канонизации.
"Будучи ключевым агентом первой кампании дезинформации во время войны во Вьетнаме, - писал один из исследователей о Дули, - он выполнял важнейшую пропагандистскую функцию, заставляя американский народ знать о коммунизме в Юго-Восточной Азии и желать с ним бороться".
* * *
Пока Аллен и его агенты в Сайгоне вели тайную войну против Хо, Фостер атаковал на дипломатическом фронте. Стремясь показать, что у США все еще есть друзья в мире после фиаско в Женеве, он вылетел на встречи в Европу, но специально не включил в свой маршрут Францию. Это вызвало большое недовольство в Париже, где люди были ошеломлены потерей своей колонии в Индокитае и очень чувствительны к оскорблениям. Одна из французских газет сетовала, что Фостер проявил "поразительное отсутствие психологии".
Следующим шагом Фостера стало привлечение проамериканских правительств в новый региональный альянс - Организацию договора Юго-Восточной Азии (SEATO), созданную по образцу мощного европейского альянса НАТО. Он представлял ее как символ решимости перед лицом коммунизма и источник поддержки нового государства, создаваемого Соединенными Штатами в Южном Вьетнаме. Несмотря на его усилия, СЕАТО так и не стало крупной политической или военной силой. Его члены - Великобритания, Франция, Австралия, Новая Зеландия, Таиланд, Филиппины, Пакистан и США - обязались лишь проводить "консультации" в случае чрезвычайных обстоятельств, но не вставать на защиту друг друга во время войны и не создавать совместное военное командование.
SEATO, возможно, принесло больше вреда, чем пользы. Фостер, часто при тихой помощи Аллена, использовал все возможное давление, чтобы привлечь на свою сторону региональных лидеров. Однако наибольшей популярностью среди них пользовались нейтралисты, которые хотели, чтобы военных союзов в мире было меньше, а не больше. Среди тех, кто был глубоко недоволен появлением SEATO, были Сукарно из Индонезии, У Ну из Бирмы и принц Сианук из Камбоджи. Позднее Сианук писал о своем решении не вступать в организацию.
Госсекретарь США Джон Фостер Даллес и его брат, директор ЦРУ Аллен Даллес, посетили меня и попытались убедить меня взять Камбоджу под защиту СЕАТО. Я любезно отклонил это предложение, предпочитая занять нейтральную позицию в конфликте между нашими соседями и США. Я считал SEATO агрессивным военным союзом, направленным против соседей, идеологию которых я не разделял, но с которыми Камбоджа не имела никаких разногласий. Я достаточно ясно изложил все это Джону Фостеру, едкому, высокомерному человеку, но вскоре появился его брат с портфелем, полным документов, "доказывающих", что Камбоджа вот-вот станет жертвой "коммунистической агрессии" и что единственный способ спасти страну, монархию и себя - это принять защиту SEATO. Эти "доказательства" не совпадали с моей собственной информацией, и я ответил Аллену Даллесу так же, как отвечал Джону Фостеру: Камбоджа не желает участвовать в SEATO. Мы, как нейтралы и буддисты, сами о себе позаботимся. Шефу секретной службы ничего не оставалось делать, как собрать свои сомнительные документы и уехать.
По крайней мере, не меньший ущерб безопасности США в долгосрочной перспективе нанесла решимость Фостера привлечь в альянс Пакистан, несмотря на то, что он не находится в Юго-Восточной Азии. В основном он имел дело с пакистанскими генералами, которым обещал помощь в размере 250 млн. долл. для увеличения численности армии в четыре раза и дал понять, что считает их, а не избранное гражданское правительство, предпочтительным партнером Америки в Пакистане. Это возмутило премьер-министра соседней Индии Джавахарлала Неру, который считал, что SEATO "скорее способствует недоверию и подозрительности, чем безопасности". Неру прозорливо предупредил, что членство Пакистана ослабит зарождающуюся демократию в этой стране, подтолкнет ее к милитаризму и подвергнет бесконечному давлению со стороны Вашингтона. "Когда приходит военная помощь, вся страна становится базой", - заявил он в индийском парламенте. "Речь идет не о какой-то одной базе здесь или там. Речь идет о всей стране, которая может быть использована для целей, поставленных другими народами и странами".
Газета "Нью-Йорк Таймс" сообщала, что "ничто в сфере иностранных дел не вызывало такого волнения у Индии с тех пор, как она стала свободной, как предложение о предоставлении военной помощи Пакистану со стороны США", и что SEATO привело к "резкому ухудшению отношений между Индией и США". Это вполне устраивало Фостера, который с отвращением относился к Неру. Он поощрял пакистанских генералов к таким действиям, которые деформировали политическую систему их страны и в конечном итоге привели США к большому горю. Даже в то время это казалось труднопостижимым, и Уолтер Липпманн спросил его об этом в одном из интервью.
"Послушайте, Уолтер, - сказал ему Даллес, - я должен направить на юг Азии несколько настоящих бойцов. Единственные азиаты, которые действительно могут воевать, - это пакистанцы. Вот почему они нужны нам в альянсе. Без гуркхов нам не обойтись".
"Но Фостер, - ответил Липпманн, - гуркхи - не пакистанцы".
"Ну, может быть, они и не пакистанцы, но они мусульмане".
"Нет, боюсь, что они тоже не мусульмане. Они индусы".
"Неважно!" ответил Фостер и начал получасовую лекцию об опасности коммунизма в Азии.
Фостер находился на учредительном заседании СЕАТО в Маниле, когда 3 сентября 1954 г. артиллерийские батареи материкового Китая обрушили шквал огня на небольшие острова Куэмой и Мацу, расположенные недалеко от материка, но контролируемые националистическим режимом на Тайване. Ведущий "ястреб" администрации адмирал Рэдфорд увидел в этом шанс развязать войну, к которой он и другие члены "китайского лобби" стремились. Поддержанный двумя из трех других начальников штабов (несогласным был генерал Мэтью Риджуэй из армии), он призвал Эйзенхауэра бомбить Китай в качестве ответной меры. Фостер отнесся к этому с пониманием и предложил использовать ядерное оружие, которое, по его словам, могло бы "полностью уничтожить военные цели, не подвергая опасности не связанные с ними гражданские центры". Он отказался от этого предложения после того, как аналитики ЦРУ подсчитали, что ядерное нападение на Китай приведет к гибели от 12 до 14 млн. мирных жителей. Эйзенхауэр почувствовал облегчение.
"Мы не говорим сейчас об ограниченной войне с применением кистеня", - заявил президент на заседании Совета национальной безопасности. "Речь идет о том, чтобы подойти к порогу третьей мировой войны".
В этом мини-кризисе Фостер вел себя так же, как и во время дебатов по поводу Дьенбьенфу несколькими месяцами ранее. Его инстинктом было отвечать на глобальные вызовы применением военной силы или, по крайней мере, угрозой ее применения. Эйзенхауэр был более осторожен, предпочитая перемещаться по "узким и опасным водам между умиротворением и глобальной войной".
Однако Фостеру удалось убедить Эйзенхауэра в том, что он не должен приносить "Красному Китаю" извинения за тайные полеты над китайской территорией - даже если это могло бы привести к освобождению двух захваченных ЦРУ летчиков.
В конце 1954 г. китайское правительство объявило, что двое, Джон Дауни и Ричард Фекто, чей самолет был сбит во время выполнения задания по доставке курьера ЦРУ в Китай, предстали перед судом, были признаны виновными в шпионаже и приговорены к длительным срокам заключения. Оба признали свою вину. Премьер-министр Чжоу Эньлай заявил, что готов вести переговоры об их освобождении, и даже пригласил родственников этих людей навестить их. Фостер запретил эти визиты и осудил китайцев за "предосудительное" заключение двух американцев в тюрьму по "сфабрикованным обвинениям". Он мог бы использовать это дело для начала диалога с Китаем. Однако, как он показал, отвергнув Чжоу в Женеве несколькими месяцами ранее, он был настроен противоположным образом.
