Преподобный Даллес был энергичным пресвитерианином и представителем миссионерской традиции. Он был строг и требователен, но в то же время учен, мудр и предан своей семье. Его горячая вера в христианство и необходимость миссионерской работы по распространению его основных истин легко сочеталась с убежденностью в том, что судьба Америки - идти вперед и поднимать на ноги заблудшие массы.
"Его сильные стороны, как мне кажется, заключаются в ощущении того, что тебе дана определенная задача, которую ты должен выполнить", - писал позднее один из членов клана Даллеса о таком кальвинистском подходе к жизни. "Его слабость заключается в обратном - в том, что вы можете совершить ошибку, почувствовав себя представителем Бога".
Другая возвышающаяся фигура юности братьев Даллесов, "дедушка Фостер", сформировала у них совершенно иной, но поразительно дополняющий друг друга набор интересов, взглядов и ценностей. Летом на озере Онтарио, когда девятнадцатый век перешел в двадцатый, а затем в своей усадьбе в Вашингтоне он завораживал их рассказами о своей бурной жизни: продвижении на запад, расчистке земли, покорении природы и враждебных туземцев, открытии бизнеса, объединении с амбициозными людьми, поиске пути к богатству и власти. Он прожил классическую жизнь первопроходца в эпоху "великой судьбы", воплотив в себе архетипическую историю отважного человека, который отправляется покорять дикие земли и освещать темные места. Америка была для него народом, благословленным Провидением, могущественным до непобедимости, народу которого суждено распространяться, цивилизоваться и повелевать. Эту веру он передал своим внукам. От него же они узнали, как выгодно завязывать отношения с людьми, обладающими богатством и влиянием.
"Дедушка Фостер" вырос на границе штата Индиана, стал редактором родной газеты и использовал ее для пропаганды Республиканской партии. Его дипломатические посты были вознаграждением за помощь в избрании президентов Улисса С. Гранта, Резерфорда Б. Хейса и Джеймса А. Гарфилда. В 1892 г. другой президент-республиканец Бенджамин Харрисон назначил его государственным секретарем. Он проработал на этом посту всего восемь месяцев, поскольку Харрисон не смог победить на перевыборах.
История запомнила короткий срок пребывания Джона Уотсона Фостера на посту государственного секретаря благодаря одному выдающемуся достижению. В 1893 г. он помог руководить свержением гавайской монархии. Президент Гаррисон незаметно подтолкнул белых поселенцев на Гавайях к восстанию против королевы Лилиуокалани, и когда они это сделали, госсекретарь Фостер одобрил высадку американских войск в Гонолулу для их поддержки. Поселенцы провозгласили себя новым правительством Гавайев, Соединенные Штаты быстро признали их режим, и монархии больше не было.
"Туземные жители оказались неспособны поддерживать респектабельное и ответственное правительство, - писал позднее Фостер, - и у них не хватило ни энергии, ни желания улучшить преимущества, которые дало им Провидение".
Таким образом, Джон Уотсон Фостер стал первым американским госсекретарем, участвовавшим в свержении иностранного правительства. За ним последовали другие - в том числе, более полувека спустя, его внук.
После ухода с поста президента "дедушка Фостер" подумывал вернуться к адвокатской практике в штате Индиана, но, услышав рассказ другого юриста из Индианы о долгой судебной тяжбе из-за свиньи, решил остаться в Вашингтоне. Он решил не становиться адвокатом, как другие, а придумать новую профессию: брокер для корпораций, ищущих поблажек в Вашингтоне и шансов расширить свое присутствие за рубежом. Эта идея соответствовала эпохе. Американские фермеры и промышленники настолько эффективно овладели техникой массового производства, что производили гораздо больше, чем могли потребить Соединенные Штаты. Чтобы не разориться, им нужны были внешние рынки. Многие также жаждали получить ресурсы из-за рубежа. Это требовало проведения жесткой, напористой внешней политики, которая заставила бы более слабые страны торговать с американцами на справедливых, по мнению американцев, условиях. Джон Уотсон Фостер, за плечами которого была карьера дипломата, завершившаяся должностью государственного секретаря, и глубокие связи с Республиканской партией, идеально подходил для оказания помощи американскому бизнесу. Корпорации нанимали его для продвижения своих интересов в Вашингтоне и зарубежных столицах. Он был советником нескольких иностранных представительств. Белый дом направлял его в дипломатические миссии. Он заключил торговые соглашения с восемью странами и выступил посредником в заключении договора с Великобританией и Россией, регулирующего охоту на тюленей в Беринговом море.
Этот дальновидный протолоббист процветал благодаря своей способности формировать американскую внешнюю политику в интересах хорошо оплачиваемых клиентов. Оба его внука будут делать то же самое.
Чтобы быть рядом с дочерью и ее детьми, "дедушка Фостер" купил дом в Хендерсон Харбор, недалеко от Уотертауна. Вскоре в их замечательной семье появилась еще одна выдающаяся личность. Сестра Эдит, Элеонора, вышла замуж за элегантного адвоката и дипломата Роберта Лансинга, чья семья имела глубокие корни в Уотертауне. У Лансинга и "дедушки Фостера" было много общих интересов, среди которых рыбалка, вашингтонские интриги и мировая политика. Старик принял Лэнсинга в свой клан, а мальчики стали обожать своего "дядю Берта". Именно эта четверка каждое летнее утро отправлялась в бурные воды озера Онтарио.
"Дедушка Фостер" был очарован мальчиками и решил, что проводить с ними лето недостаточно. Он договорился "одолжить" их на зимние месяцы в своем особняке из красного кирпича в районе Дюпон-Серкл в Вашингтоне. Там они жили среди экзотических предметов искусства из Китая и других далеких стран, занимались с частными репетиторами, за ними присматривала ливрейная прислуга под руководством мажордома, которого один из членов клана запомнил как "Мэдисона, седого цветного дворецкого". А самое главное, они имели возможность присутствовать на ужинах с ослепительным парадом политических и деловых мандаринов Америки.
Фостера впервые "одолжили", когда ему было всего пять лет, и вскоре после приезда он нанес свой первый визит в Белый дом - в качестве гостя на дне рождения одного из внуков президента Харрисона. Алли начал посещать Белый дом несколькими годами позже. В детстве и юности оба брата чувствовали себя в самых привилегированных кругах. Они обедали с послами, сенаторами, секретарями кабинета министров, судьями Верховного суда и другими выдающимися личностями, включая Уильяма Говарда Тафта, Теодора Рузвельта, Гровера Кливленда, Уильяма Мак-Кинли, Эндрю Карнеги и Вудро Вильсона. Хотя они были слишком молоды, чтобы участвовать в обсуждении мировых событий за обедом, они внимательно следили за происходящим. Из этих долгих вечеров они впитывали не только заповеди, идеи и представления, формировавшие правящий класс Америки, но и его стиль, лексику и взгляды.
"Женщины с блестками и шлейфами, мужчины с украшениями и поясами были нарядны и романтичны", - вспоминала впоследствии их сестра Элеонора. "В целом чаи и ужины отличались достоинством и любезностью, по сравнению с которыми современные коктейльные вечеринки кажутся хаотичными".
Уже на раннем этапе жизни Алли проявлял необычайное любопытство к другим людям. В Уотертауне у него появилось хобби - наблюдать за привычками своего отца и делать о них заметки. Ему было всего семь лет, когда дед впервые "одолжил" его, но он был увлечен оживленными дискуссиями, которые возникали во время застольных бесед. После ухода гостей будущий разведчик садился в своей спальне и писал отчеты об услышанном, обобщая мнения государственных деятелей, компанию которых он только что покинул, и стремясь проанализировать их характеры.
"Я был заядлым слушателем, - вспоминал он впоследствии.
